Огурцова на линии

Вначале я подумала, что наемный спамер залетел на мою страничку в ЖЖ случайно. Некто написал, что на книжной ярмарке "нон-фикшн" в мск - "тесно и комфортно". Типа и я могу прийти и полюбоваться уровнем комфортабельности.

Что-то я ответила по поводу, в том русле, что, мол, мне и без них комфортно, придавать своим появлением легитимность "нон-фикшной" писанине не собираюсь. Однако с удивлением почувствовала, что размышлять на тему "Русская литература на обочине местечковых нон-фикшнов" мне уже не так больно, как раньше. И не только потому, что ко мне обычно обращаются лишь в самую последнюю очередь. Не из "комфортной тесноты", а с полного пепелища.

* * *

Беру трубку после настойчивого звонка, с нарастающим раздражением слушая чьё-то прерывистое дыхание. Без помощи извне такое само по себе не заговорит.

- Слушаю внимательно! У вас минута, чтобы объяснить свое странное желание набрать мой номер!

- И-и-и-рина... это ты? - заикаясь, спрашивает меня трубка. Голос дрожит, что-то там звучит знакомое. Поэтому я опускаю штыки, на всякий случай выставленные против всего мира.

- Это я. Звонишь раз в 20 лет, вот и голос мой подзабыла, - ворчливо отвечаю на тон ниже бывшей однокласснице, приготовившись выслушать новую историю из цикла "Кому на Руси жить хорошо". Так просто, без историй за жизнь, мне не звонят. Значит, помнят еще, не забыли.

История обычная, очень болен ребенок. Бывшая одноклассница долго ходила по нашим богатеньким одноклассникам, которые росли хорошими мальчиками и девочками, в отличие от некоторых. Не разбирались еженедельно на педсовете "за антисоциальное поведение и оскорбление педагогического коллектива взглядом". Не вызывали, короче, стойкого желания позвонить-поболтать в самую последнюю очередь. Денег, конечно, из них никто не дал. Вот и настала моя последняя очередь.

- Ирина, я тебя отрываю, конечно... Но пойми, это мой сын! Ему всего шесть лет! - захлебываясь слезами, торопится пояснить свою жизненную позицию трубка.

Попутно я соображаю, почему та размытая временем в памяти девочка, ябеда и зубрилка, считает, что я плохо понимаю ее желание спасти шестилетнего ребенка? Наверно, кто-то из наших хороших деток под полтинник, вместо денег, уже облагодетельствовал ее моралью про "грехи родителей" и "наказания без вины не бывает". Уж без этого, по провинциальной традиции, рождение ребенка одинокой дамой после сорока не обходится. Глупость какая-то.

Я действительно резко выступаю против сборов "на больных детей", организуемых депутами ГД и СМИ. Поскольку при этом преследуются цели, далекие от декларируемых. Если наши депутаты и СМИ настолько беспомощны, то вполне могут помочь собственными средствами, без демонстрации собственнной никчемности обществу. За счет рекламы телефонов "горячей секс-линии" или средств избирательной кампании. Но депутаты и СМИ по своему статусу имеют куда больше рычагов давления на власть для цивилизованного решения ситуации с медицинским обеспечением детей России.

Вместо того, чтобы в Государственной Думе принимать антисоциальные законы, разрушающие отечественную экономику, надо было давно решить вопрос о бесплатном государственном медицинском лечении всех детей России. Столько лет Стабилизационный фонд находился в США, кормил местечковых ипотечных ростовщиков и наших взяточников в правительстве ради "будущих поколений россиян", но по телевидению говорили не об этом, а на местечковый манер сшибали с граждан деньги для умирающих детей, когда была дорога каждая минута.

Сколько человеческих жизней потеряно в этих сборах? И всё лишь из-за трусости и нравственной неразборчивости тех, кто без стыда суется во власть или "формирует общественное мнение".

Раз этот вопрос ни разу не поднимался женщинами-депутатами Думы прошлого и нынешнего набора, я считаю, что всех их надо подвергнуть общественному остракизму за антисоциальное поведение. Плохо, что их не вызывали на педсоветы, объясняя, как хорошие девочки должны вести себя в обществе. Сегодня эти самоуверенные наглые тетки полагают, будто ведут себя правильно. А это уж буду решать я, поскольку именно меня советская школа, прилагая огромные усилия, фундаментально прорабатывая труды Песталоцци, Ушинского, Аристотеля, Макаренко, Руссо, сделала большим экспертом в этой области.

- Ты не знаешь телефоны наших... ну, у кого могут быть сейчас средства? - жалкий голосок отрывает меня от грустных фантазий. Ну, как это я вызываю всех депутаток с виду женского полу - на педсовет с родителями... в течение шести часов, почти полный рабочий день громким голосом на цитатах Макаренко о его воспитанницах-рецидивистках поясняю, каких тупиц и хамок они воспитали на радость всему обществу.

Спрашиваю, как теперь нам воспитывать ту же Машу Малиновскую или Любочку Слизку? Это же педагогически запущенный отстой! Винят во всем школу, а во всем семья виновата. Лезут эти двоечницы в депутаты, но не для того, чтобы улучшить жизнь народа и принести пользу Отечеству. Лезут воровать в школьной раздевалке по пальтишкам своих же товарищей. Выявляя все недостатки домашнего воспитания. Школа в этом случае может лишь предложить учет в детской комнате милиции и кофе с какао.

- Может я плохо просила? Может, ты им сама можешь позвонить? Они тебя боятся, - ноет трубка хорошо знакомыми интонациями школьной ябеды.

- Брось, дорогая! Те, у кого есть деньги, только поиздеваются над нами, время протянут. А у тебя времени нет, раз ты мне позвонила. Мы, как Ленин с мамой, пойдем другим путем.

Ябеда с жиденькими косичками навсегда размывается где-то в памяти. Я диктую отчаявшейся матери, пытающейся спасти сына, реквизиты трех банков в Удмуртии, хапнувших денежку "на кризис".

- Письма они примут лишь от юридического лица, пойдешь к своему директору, все подпишешь и заверишь, короче. На бланке предприятия. Потом сама шрайбен-папир понесёшь, ножками. Отдашь в приемной, сядешь и будешь ждать приема. Мать с внуком посидит? Вот и отлично. Когда тебя через силу запустят, будь краткой. На приеме обтекаемо "заранее поблагодаришь", но главное - наябедничаешь, что написать им тебе посоветовала ogurcova, с которой ты училась в одном классе. Пусть дадут по-хорошему, иначе будем вышибать по-плохому. Скажешь, что ogurcova решила их балансы с 2002 года в инете проанализировать - как они докатились в финансовой деятельности, что теперь сто тысяч рублей на клапан ребенку дать не могут.

- Ирина, спасибо! Боялась очень тебе звонить, - говорит окрыленная надеждами ябеда. Задача ей понятна, цели ясны. - Нас показывали по местному телевидению в передаче "Доброе сердце", но смогли со всей Удмуртии только 36 тысяч собрать...

- Дорогая, самые добросердечные таких передач не смотрят, им некогда очень. Но письма пока еще читают. Меня тоже прочтут, не беспокойся. Я ж тебе не какой-нить "нон-фикшн".

- Да, Ира, я знаю. Юра только с инсулином помог, когда инсулина в республике не было. Обухов тоже денег не дал. Сказал только: "Позвони нашему классику!"

* * *

Давно привыкла выступать в самую последнюю очередь, как запасный полк. Однажды с горечью обсуждала этот вопрос с приятелем по литературному цеху. Все же хотелось бы немного иначе, а не тогда, когда уж сданы все позиции. Хоть бы раз прилично выступить с краснознаменным хором, с обозами, с полевыми кухнями, с комфортом развернуть командный пункт... Долго подписывать книжки на нормальной ярмарке, под пение специально приглашенного казачьего хора... Принимать цветочки от пионэров на худой конец.

Почему обязательно в последнюю очередь? Каково это каждый раз выступать с ломиком в последнюю очередь за вещи, которые вообще-то все должны были усвоить в школе на педсоветах? Как в последнюю очередь выходить после проваленных "нон-фикшнов", после бурных распродаж "русской литературы" со скидкой в 70% и флаерами "Купившему две книжки - третья в подарок!"?

Приятель поежился, отметив, что ему, несмотря на наше короткое знакомство, всегда бывает страшно слышать громовые раскаты словосочетания "я выступаю за..." в моем исполнении. Нет, он вполне осознает, что это смешно и все такое, но дослушивать ему почему-то не хочется. Поскольку каждое мое выступление за всепобеждающую силу добра во всем мире отчего-то ему сразу рисуется в виде двух танковых колонн, поддерживаемых с моря авианосцами.

И каждый раз он понимает, что в моей борьбе со злом падут многие, а ему - точно не выжить. Чтобы я не расстраивалась из-за его творческих ассоциаций, он, как это издавна было принято у русских поэтов, преподнес мне подходящий случаю стишок.

Добро должно быть с кулаками.
Чтоб злу по морде сразу - хрясь!
Потом ногами, мля, ногами
До полусмерти эту мразь!!!

Стишок можно назвать "Про последнюю очередь". Когда нормальные и дееспособные тянут до последнего перед окончательной победой добра.

* * *

Признаюсь, это поэтическое откровенье меня здорово огорчило в свое время. И напомнило кое-что забытое из других столкновений с русской поэзией. Например, отчаяние учительницы, рискнувшей вызвать меня к доске с литературным разбором стихотворения Александра Сергеевича Пушкина "Пророк" перед комиссией из РОНО.

Она знала, что вырвать грешные языки у бездумно веселящегося класса может лишь мое прочтение классики. Хотела только, чтобы при комиссии все сидели тихо. Она не учла, что тихо осядет и комиссия РОНО, а со звонком также без единого звука кинется за верхней одеждой и спешно покинет наше учебное заведение.

Для физмат школы в целом такой отчаянный шаг все-таки еще был не самой последней очередью. Наверно, для победы добра можно еще было обойтись и без моего вмешательства. Но наша одинокая учительница литературы была последней в очереди на улучшение жилищных условий, проживая в коммунальной квартире с двумя сильно пьющими представителями класса пролетариата. Через месяц после ее проверки комиссией РОНО она получила однокомнатную квартиру в новом доме.

Этот стишок стал определяющим и в моей жизни. Как-то посреди мрачной пустыни, где я влачилась пусть в бездуховности, но с крепкой материальной базой, мне пришлось осознать, что все написанное в нем - чистая правда, без всякого литературного преувеличения.

Когда отчего-то при споро работающих машинками-зингер филологических факультетах и литературных институтах - вдруг дошла самая последняя очередь и до меня. И, как когда-то неоперившихся выпускников танковых училищ, меня вдруг бросили не со стишками-рассказиками, а сразу с романом - занимать брошенные позиции, вынудив вступить в бой за всепобеждающую силу добра в русской литературе.

... Моих ушей коснулся он,
И их наполнил шум и звон:
И внял я неба содроганье,
И горний ангелов полет,
И гад морских подводный ход,
И дольней лозы прозябанье.
И он к устам моим приник,
И вырвал грешный мой язык,
И празднословный и лукавый,
И жало мудрыя змеи
В уста замершие мои
Вложил десницею кровавой.
И он мне грудь рассек мечом,
И сердце трепетное вынул,
И угль, пылающий огнем,
Во грудь отверстую водвинул.
Как труп в пустыне я лежал,
И бога глас ко мне воззвал:
«Восстань, пророк, и виждь, и внемли,
Исполнись волею моей,
И, обходя моря и земли,
Глаголом жги сердца людей».

Да, так все и было. Про кровавые десницы - чистая правда. Как и уверенность в том, что никто из "нон-фикшнов", в полоумном бреду царапающих бумагу своими "записками", не выжил бы после такой операции на гландах без наркоза.

***

Сомневаясь во всех, в ком назойливо уговаривают не сомневаться какие-то ничтожные "критики", жалкие "литературные премии" и "рейтинги", никогда не сомневалась в избранности Рея Бредбери. Впрочем, не уверена, что Серафим явился к нему на перепутье.

В отношении Бредбери рисуется иная картина. Уставший ждать Бредбери на перепутье, Серафим долго ходит под окнами его коттеджа, кидает камешки в окно сильно занятого человека и, стараясь не потревожить соседей, шепчет осипшим баритоном: "Бредбери, немедленно выходи на перепутье! Выходи, жалкий трус!" Поскольку ни у кого, кроме Бредбери, не встречала настолько точного описания вкуса читательской халвы.

Человеку, так тонко и точно чувствующему, как это чудесно быть просто читателем, осознавать, что все написано только для тебя, в надежде, что прочтешь это именно ты, - некогда ходить по перепутьям. Этого господина тоже пришлось инициировать в самую последнюю очередь, когда все, решившие инициироваться по профпринадлежности, ушли в детективы и фантастики.

Ведь сразу после инициации, как только начинаешь писать по-настоящему, перестаешь читать с прежним упоением. Перед тобою уже лежит не книга, а набор поставленных целей и перечень средств их достижения. Как перед врачом - рентгеновский снимок, а не человек, с которым есть о чем поговорить. И Бредбери было что терять в качестве читателя, судя по его рассказу "ДЖ. Б. Ш., МОДЕЛЬ 5".

Иногда бывает неприятно слышать завистливое: "Почему я не могу так писать?" Да потому что себя жалко в первую очередь. Потому что никто не приучил с детства всем педагогическим коллективом - выходить в последнюю очередь, твердо зная, что никого за тобою уже нет. Да даже, если и есть, надо научиться ни на кого не оглядываться. Мало ли, что там сзади пристроится?

Серафим на перепутье ожидает всех желающих! Это у Него, а не у меня надо спрашивать: "Скажите, а как научиться писать романы, как вы?" И, деточка, надо не по местечковым литературным конкурсам шастать, а безжалостно положить с прибором на самые заветные и оттого самые глупые мечты - о славе, деньгах и прочих прибамбасах. Поскольку все это, если и бывает, приходит лишь тогда, когда ты за той гранью, где ценится совершенно иное. Мечты о любви - отправляются туда же. Поскольку еще никто и никого за походы за грани не полюбил.

К себе уже относишься, как дармовому материалу для препарации. Можно сколь угодно самого себя кромсать и накладывать самыми щедрыми кусочками на предметное стеклышко. Это потом будет всем весело и приятно, но надо понимать, что кровавыми десницами после самостоятельно, без помощи Серафима, надо отыскать в себе еще живое, еще преисполненное тех самых глупых надежд: "Я же тебе душу отдала! Миленький! Что же ты, даже кофе попить не поднимешься?"

А иначе, откуда же возникнут громовые раскаты в словосочетании "я выступаю за..."? Стоит лишь допустить постыдную жалость к себе - они тут же исчезнут. Именно поэтому настоящие романы, которые действительно являются не штамповкой, а искусством, не пишутся от первого лица. Все подопытные кролики равны, все актеры выстраиваются в одну ровную шеренгу, а именем сценариста интересуются в последнюю очередь. Если она дойдет, конечно.

Кто возьмет в последний безнадежный полет бесстыдно якающую модель? Да нет ни одного настоящего русского романа, написанного от первого лица! Это признак незрелой графоманщины, черная метка тех, кто Серафиму не понадобился. Автор или "лирический герой", как угодно, в русском романе - стоят наравне с героями второго плана в третьих лицах, из общей шеренги на местечковый манер не лезут "я - самый красивый, самый героический!"

* * *

...После катастрофы на звездолете в просторах бескрайней Вселенной летят две крошечные точки – спасшийся член экипажа и андроид с интеллектом Бернарда Шоу. Они радуются, что у человека есть запас воздуха и воды, спасут их далеко не сразу, если вообще кто-то их станет спасать. Поэтому у них есть время поговорить о жизни, и никто больше не станет мешать этому самому важному во Вселенной разговору.

- Да, корабли и вправду пролетают мимо время от времени. А радиомаяк, вмонтированный в мой скафандр...
- ...уже сейчас кричит в ночи кромешной: "Я здесь, и здесь, со мною, старый Шоу!" - так?
-Со мною старый Шоу, - подумал Уиллис, и словно теплом в трескучий зимний мороз дохнуло на него.
- Что ж, тогда, пока мы ждем спасения, Чарлз Уиллис, что следующее?
- Следующее? М-м, пожалуй...
Они падали сквозь Космос в одиночестве, но не одинокие, полные страха, но исполненные восторга, и теперь они вдруг умолкли.
- Скажите это, мистер Шоу.
- Сказать что?
- Вы знаете. Скажите снова.
- Ну что ж... - они лениво переворачивались, держась друг за друга. - Разве не чудо - жизнь? Энергия и вещество, да, вещество и энергия, претворяющиеся в ум и волю.
- Именно это мы и есть, сэр?
- Именно это, готов поспорить на десять тысяч блестящих жестяных свистулек, именно это. Сказать еще, юный Уиллис?
- Конечно, сэр, - рассмеялся Уиллис, - еще, если можно!

И старик заговорил, и молодой человек стал слушать, и молодой человек заговорил, и старик захохотал шутовски, и, падая, они обогнули угол Вселенной и скрылись из виду, занятые едой и разговорами, разговорами и едой, и молодой жевал питательные таблетки, а старый фотоэлементами своих глаз пожирал солнечный свет, и когда их видели в последний раз, они жестикулировали и разговаривали, размахивали руками и смеялись, а потом голоса их расстаяли в далях Времени; и Солнечная система, повернувшись во сне, накрыла их одеялом, сотканным из тьмы и света, а подобрал ли их, детей, спасательный корабль - Рахиль, потерявшая своих детей, - кто скажет, да и кому, говоря по сути, это интересно?

Мне нравится, как Бредбери деликатно подает истинный смысл одиночного плавания в жизни с книжкой наперевес и билетом в один конец. Его герой, паренек из уже абсолютно нечитающего поколения - крепко сжимает говорящую игрушку, и Бернард Шоу в этот момент принадлежит только ему. Как раньше он нераздельно принадлежал каждому, сжимавшему его книжку.

Какая разница, чем еще заполнен мир, если в нем больше некому составить компанию в полете по жизни, чьи слова имеют действительный вес? Бредбери заполняет такой мир межпланетными лайнерами и фантастическими вояжами меж звезд... Но никому из живых отчего-то не хочется сжать руку для последнего полета в один конец. Эти люди, давно разучившиеся читать, испытывать серьезные чувства и размышлять над прочитанным, оказываются менее живыми, чем андроид модели номер пять.

Поверхностный мир ярких кнопок и технических чудес – рай для фантазирующих филологов, забивших все книжные полки своими бесплодными фантазиями. Отчего-то филологи полагают, будто люди, способные на техническое и научное творчество, невежественные и недалекие по сути, ждут от них припадочных "фантастик" и бредового "фэнтази". Впрочем, лучше уж "фантастики", чем их попытки закосить под Бредбери или Шоу.

Когда-то, прочитав этот рассказ, будучи очень юной и самонадеянной особой, я начала загибать пальчики... ну, кого бы я взяла с собой "лениво переворачиваться, держась друг за друга". Оказалось, что кандидатов разделить этот последний полет не так уж много.

Если человек действительно инициирован на творчество, его образы - многогранны, их можно раскрывать и раскрывать, как ярмарочную матрешку, каждый раз открывая новую истину. Ведь и вправду, не будешь же всё время в подобном плавание развлекаться DVD или Mp3? Поневоле возьмут верх тяжелые мысли, на которые нет ответа в штамповке "под литературу", где привыкли "ставить вопросы" перед обществом, а не честно отвечать на них собственной жизнью.

* * *

В жизни каждый получает исполненным точный слепок своих желаний. Из множества рассказов Бредбери именно этот запомнился мне более других, поскольку... ну... в общем на самом деле я всегда очень переживала, возьмет ли кто-то и мою модель в такое плавание на двоих. Хотя бы в самую последнюю очередь.

Когда вообще не остается никаких моделей нобелевских и букеровских лауреатов, авторов бестселлеров и лидеров продаж. И когда никто не увидит, кто чью модель выберет. Не с кем будет даже обсудить свой выбор, не перед кем будет даже извиняться "вообще-то я ее не читаю, но вот сегодня совсем читать было нечего". Такая уж вообще последняя очередь наступает. Как обычно для меня.

Но тогда у меня возникла сильная мечта, что все звездолетчики при космической катастрофе начинают драться только за мою модель, несмотря на то, что мою модель заедает на словах "я выступаю за..." и "с этой отъявленной уголовщиной надо немедленно кончать всем обществом!"

Звук всегда можно немного убавить, а безвыходных ситуаций я не вижу во Вселенной вообще ни одной. Просто выходы вижу достойные и менее достойные. И знаю множество сказок по самому неожиданному случаю. В отличие от нобелевских и букеровских лауреатов у меня даже рождественская сказка имеется. Шоу хоть печатали, а меня-то нет... У меня до Сириуса всего непрочитанного хватит.

Да, так и рисуется мне эта печальная картина, как самый красивый звездолетчик, отпинываясь ногами, сипит в переговорный клапан: "Чо ты за Дедюху хватаешься? Сам же говорил, что она - антисемитка, что читать ее нельзя. Вон сколько моделей Набоковых, Бродских и Солженициных валяется. Бери - не хочу. Хоть до созвездия Рака плыви не по лжи."

Но, пока еще, видно, не подкатило это самое, которую в самую последнюю очередь. Тем не менее, в этом году я вдруг получила надежду, что моя модель может даже будет схвачена раньше. А последняя очередь будет не для нее.

Событие №1

Моя старшая дочь из абсолютно нечитающего поколения. Другая одноклассница, которую никогда не вызывали на педсоветы, рассказала, что ее дочка, почти ровесница моей старшей, не смогла сдать экзамен по иностранной литературе, поскольку вообще из принципа ничего не читает литературного. Я очень ей сочувствовала.

Моя старшая сдала этот экзамен, благодаря немыслимому везению и моим подробным пересказам ранее прочитанного. Нет, кое-что она прочла и сама, с неохотой взяв наугад книжку из списка по иностранной литературе. В 20 лет она прочла свою первую полноценную книгу - "Последний из могикан" Фенимора Куппера. Едва успела перед экзаменом, на котором этот роман ей и попался в билете.

Спасибо дорогому Фенимору, это он явно сделал из любезности ко мне. Уж я-то всю начальную школу из его романов не вылезала.

Не знаю, как нынешние учителя литературы довели детей до такого, но это общая картина. У нас в школе тоже были дети далеко не гуманитарного склада, но до такого не докатывались. Уже годы спустя я читала письма от взрослых, которые много лет "реформ-перестроек" вообще ничего не читали.

Эти писучие модели букеровских лауреатов отвратили от чтения даже тех, кто порхал по жизни с книжкой, не задумываясь о том, будто это что-то нетипическое. Меня инициировали, когда впервые Россия прошла исторический перелом без нормального полноценного русского романа - под невнятное брюзжание местечковых творцов прекрасного.

Поэтому сегодня у молодых людей возникло стойкое неприятие самого слова "русская литература" - не только по причине превалирования DVD. Мне странно, когда "Человеком книги" в России называют владельца издательства «Добрая книга», в списке которого нет ни одной книги, которая хоть каким-то боком пояснила бы, почему этот человек издает книги в России, а не в Гондурасе.

В рамках книжной ярмарки non/fictio№9 состоялось вручение премии под названием "Человек книги". Эта премия ежегодно вручается лучшим художникам-оформителям, редакторам и издателям по решению жюри еженедельником "Книжное обозрение"[...] Согласитесь, приятно работать вместе с успешными людьми. Романа Сергеевича Козырева назвали в нынешнем году лучшим руководителем издательства не случайно...

Да, приятно работать с такими успешными людьми, черпающими успех в России. Нормально с такими работать. Намного лучше, чем с другими. Но кто из пока еще живых возьмет этих "человеков книги" с их мощными успехами в одинокий полет над печальными полями России в никуда?

Только не моя старшая, это точно.

Однако в этом году произошло самое лучшее и неожиданное в этом плане. Я впервые оказалась не самой последней, а второй, сразу за Фенимором.

Моя дочь случайно взяла с собою "Армагеддон №3" в длительную поездку. Приехав, она в полнейшем восторге бросилась мне на шею. Она говорила, что провела трудное время, которого опасалась, на пару со мной и поэтому смогла долететь туда, куда надо и в полном порядке. Мы долго болтали, потому что у нее накопилось множество вопросов по прочитанному. А когда закончили, она решила сразу же перечитать книжку вторично, поскольку ей впервые понравилось читать.

Событие №2

Это событие, как и первое, мне надо еще осознать. Это создание в уходящем году системы сайтов deduhova-ogurcova. Пришли люди, самим общением с которыми можно гордиться. Знаете, разницу между словами "аналитик" и "синтезатор" по-настоящему понимает не так много людей в мире, не более двух десятков. То, что большая русская проза по плечу лишь синтезатору - не знает никто из русскоговорящих филологов.

Все остальные ищут именно эту прозу интуитивно. Но далеко не все при этом способны анализировать, а главное, затем синтезировать свои ощущения, без давления таблоидов, крикливых ярлыков "нон-фикшн" и доходящей до безудержной травли антирекламы. Преодолеть такое могут лишь единицы, имеющие твердые нравственные устои и эстетические предпочтения. Не говоря уже о мировоззренческом уровне восприятия действительности. Лететь с такими рядом - большая честь для меня.

Как все понимают, вытянуть подобный проект, который понемногу обрастает читателями, - одной мне не под силу. В какой-то момент отчаяния, когда понимаешь, что ничего сделать так и не удалось, все кончено, а я так и останусь на покинутом звездолете... вдруг подходят люди. Встают админами, модераторами, редакторами. Здесь большое хозяйство, господа.

А я только-только накануне их прихода окончательно решаю разочароваться в человечестве. Никто до сих пор не делал ничего подобного - просто для того, чтобы я писала о жизни, не умолкая, чтобы зарядила свои фотоэлементы от солнечного света и продолжила "жестикулировать и разговаривать, размахивая руками и смеясь", для тех, кто готов слушать и отвечать, пока наши голоса не растают в далях Времени...

Событие №3

Преставьте себе, что далеко не все из тех, кто заранее готов был меня слушать, читали то, с чем я вообще-то вылезла двумя танковыми колоннами. Вес-то словам придают те самые фланирующие по морю авианосцы, с которыми не все сталкиваются, оставляя на последнюю очередь. Короче, одному из здешних админов подарили устройство "электронная книга", т.е. мою модель №5 один-в-один. Потому что там уже был этот пресловутый "Армагеддон №3".

Для меня стал событием звонок от взрослого человека, вполне искушенного в разном чтении, который читал все мои статьи, но ни разу не сталкивался с прозой. И когда этот человек растроганно говорит, что можно ничего не говорить, не писать, просто лежать в виде электронной книжки и хлопать фотоэлементами глазок, но уже будешь в очереди первой... это кайф, конечно.

Пусть рядом лежат навалом разные лауреаты с надписями "Бестселлер-2008", а ты проходишь вне очереди именно для тех, с кем с удовольствием можно лететь дальше.

* * *

Ведь только в этом году был прорыв в Россию Южной Осетии и Абхазии, осознание всей нелепости и кощунства попыток втянуть Россию в ВТО, безусловный момент истины со всеми "эффективными собственниками", с жилищными спекуляциями и милыми "саморегулируемыми" ассоциациями, подготовившимися и далее беспроблемно доить сограждан и бюджет "на ипотеке".

Эти важные вехи новейшей истории прошли незамеченными для устроителей выставок трудовых достижений филологов-политологов. История в нон-фикшне вообще происходит внутри самого творца, почти на уровне физиологических ощущений "холодно-тепло", "сладко-горько", в стадии среднего алкогольного опьянения.

Это вечная история не нашедшего себя в жизни человека, желающего, чтобы ему до глубокой старости всем обществом утирали сопельки, меняли памперсы, выплачивали пособие за бесконечное собирание головоломок пустых замерших слов, - и все за его "интеллект", за "непонятость" и "нераскрытость". Некая вещь в себе, которую можно повернуть и так и эдак. Затратная на чужую энергетику вещица, в которую еще надо вкладывать и вкладывать собственный житейский опыт и обретенный жизненный смысл. Книжка "Раскрась сам" для взрослых.

Но разве о таких бесполезных безделках, мишурой цепляющейся за ноги, думаешь, набивая заплечный мешок для полета? Что можно взять туда, где некому проверять список внеклассного чтения? Куда никто не пришлет таблоида со списком очередных "бестселлеров"? Где некому будет оценить интеллектуальный выбор для одинокого полета среди звезд.

Знаете, когда точно можно сказать, что книга - действительно нужная нашим сегодняшним звездолетчикам? Когда каждый из них понимает, что она написана из расчета на последний полет на двоих, поэтому речь в ней идет только об этом конкретном звездолетчике. Когда в ответ из Космоса приходит сигнал: "Я начал читать, Ирина Анатольевна, и понял, что Вы написали книгу про меня!"

Ага, только об этом и мечтала. Вообще-то это я писала про себя, конечно, но потом получилось, что как раз про него. Так всегда получается, когда пишешь, чтоб твою модель не забыли в толкучке. И уж точно не забудут те Уиллисы, чьи странствия по жизни знакомы, как свои собственные.

Прочесть книгу о себе - это нормальная мотивация. Жизнь в России - это все равно что... ну, вы меня понимаете. Это до Альдебарана и обратно на трехколесном велосипеде. Как-нибудь расскажу всю правду про этот Альдебаран. А жизнь настолько коротка, что следует читать только про себя-любимого. И про тех, кто тебе по-настоящему интересен.

А какой еще может быть мотивация чтения на русском? “Отдохнуть от жизни”? “Быть в курсе”? “Это надо прочесть”? Я хотела с обсудить те "книжные новинки", которые именно под этим соусом предлагаются сегодня разными издательствами. Хотела привести множество ссылок... а после подумала, что напишу просто: У ЧЕЛОВЕКА ОЧЕНЬ МАЛО ВРЕМЕНИ НА САМУ ЖИЗНЬ! ПОЭТОМУ ЧИТАТЬ МОЖНО ЛИШЬ ТО, ЧТО ТОЧНО НЕ НАНЕСЕТ ДУШЕВНОЙ ПОРЧИ.

И все прочитанное должно служить одной цели: помочь читателю продолжить свой полет в любых погодных условиях.

©2008 Ирина Дедюхова. Все права защищены.

 

Комментарии (13) на “Полет на двоих”