Огурцова на линии

Кодекс Хаммурапи. Часть IХ

19.05.2015

Когда современные "литературоеды" говорят об Эпосе о Гильгамеше... они пытаются к тем, кто жил до нас - приписать современную увлеченность самокопанием на самом низменном уровне. Нынче ведь головенку боятся чуть повыше держать, шеей почти не пользуются. О мозгах умолчим. Там, где нет совести, там бессмысленно искать все остальное. Аристотель говорил тоже самое, но намного красивее и возвышеннее. Однако толку, как видите, от сказанного им... пока немного.

Эпическая литература, да еще способная пережить тысячелетия, это всегда макрос человеческого мышления, всегда государственный, глобальный уровень. Очень близок сознанию и мировоззрению русского человека, достаточно ведь взглянуть на карту нашей сильно покоцанной Родины. Но сразу видно, что люди здесь мыслили всегда масштабно, с достойным размахом. Не ныли, как нынешние цуцики: "Надо привыкать, что мы нынче не супердержава", плохо себе представляя, что такое "держава", а что - "супер".

Для нормальных людей, способных не только удерживать миры и пространства, но и творить их, - как раз и создается эпическая литература. Всем остальным она без надобности. Им и про зверушек разных - выше крыши. Типа "пошел заинька и горько заплакал".

Ну-с, ближе к теме. Говоря о двух героях эпоса Гильгамеше и Энкиду, нынешние "исследователи" нынче продвинулись до такого прогрессивного соображения. Раз Гильгамеш просто весь из себя несравненный,а Энкиду...несколько звероподобный, то, дескать, это звериная сущность самого Гильгамеша. Непонятно только, как она оказалась снаружи. Обычно все герои своей звериной сущности нисколько не стесняются, а напротив, лелеют ее. Не замечали?

На две трети он бог, на одну – человек он,
Образ его тела на вид несравненен,
(Далее недостает четырех стихов.)

На самом деле... это очень трогательная история двух народов в лице таких разных героев. Одновременно сам эпос становится горнилом становления и закалки аккадского языка в неродственной языковой среде. Мы говорим об уникальных процессах, позволяющих взглянуть и на историю человечества и на самого человека... не просто "иначе", как это принято говорить, а... с восторгом и восхищением!

Сейчас испытываю некоторые сложности, потому что у нас многие понятия русского языка - намеренно осквернены и принижены, а наносные эрзацы, не имеющие нравственных корней, - отмирают. Поэтому некоторые вещи, касающиеся сути древнейшего эпоса (а он в шумерийском варианте создан в первой половине третьего тысячелетия до нашей эры) - объяснить сложно. Но без государственного уровня к эпосу и подходить... нельзя, это просто неприлично. На уровне какого-то недоразвитого психоанализа про "звериную сущность снаружи".

Итак, вначале это шумерийский эпос, Энкиду там просто слуга, принеси-подай. А мы знакомы с пересказом с аккадского, где Энкиду уже не просто слуга героя (в некоторых версиях вообще раб), а преданный друг, который Гильгамешу сотворен самими богами. Как классу пролетариата - солнцеликий защитник Владимир Ильич Ленин из одноименной поэмы-агиографии Владимира Маяковского.

Гильгамеш - одновременно шумерский и аккадский эпический герой, имевший вполне реальные корни. Гильгамеш - аккадское произношение шумерского имени героя, считается, что чисто шумерийское наименование Биль-га-мес, что-то вроде «предка-героя». Современные исследования позволяют считать Гильгамеша - пятым правителем I династии города Урука в Шумере (кон. XXVII - нач. XXVIII вв. до н. э.).

Его имя с детерминативами (знаками-определителями) божества встречается уже в текстах из Фары (XXVI в. до н. э.). В «царском списке» III династии Ура Гильгамеш выступает уже как мифическая личность: продолжительность его правления 126 лет, его отец - демон (лила). В эпических текстах Гильгамеш - сын урукского правителя Лугальбанды и богини Нинсун.

Со II-го тыс. до н. э. Гильгамеш стал считаться судьёй в загробном мире, защитником людей от демонов. Цари III династии Ура, в частности Ур-Намму, основатель династии, возводят к Гильгамешу свой род).

Гильгамеш - наиболее популярный герой из числа трёх героев урукского круга (Энмеркар, Лугальбанда, Гильгамеш). Сохранилось пять шумерских эпических песен о Гильгамеше:

«Гильгамеш и Ага» - сказание о борьбе Гильгамеша с Агой, правителем северного объединения шумерских городов во главе с Кишем. Кульминационный момент рассказа - появление Гильгамеша на городской стене Урука, смятение вражеского войска при виде его и победа над войсками Аги (единственный гиперболический и волшебно-сказочный момент этого чисто эпического произведения, почти не содержащего мифологического материала);

«Гильгамеш и гора бессмертных» - рассказ о походе Гильгамеша во главе отряда молодых неженатых воинов в горы за кедрами для добычи себе «вечного имени», борьба с хранителем кедров чудовищем Хувавой (Хумбабой), убийстве Хубабы с помощью чудесных помощников и гневе бога Энлиля за этот подвиг Гильгамеша;

«Гильгамеш и небесный бык» - плохо сохранившийся текст об умерщвлении Гильгамеша небесного быка - чудовища, насланного на Урук богиней Инанной;

«Гильгамеш, Энкиду и подземный мир» - Гильгамеш убивает по просьбе богини Инанны исполинскую птицу Анзуда и волшебную змею, поселившихся в чудесном дереве хулуппу, посаженном богиней в её саду. Из корней и ветвей дерева он делает «пукку» и «микку», но они проваливаются в подземный мир. Энкиду (в шумерской традиции - слуга Гильгамеша) берётся их достать, но, не выполнив магических наказов Гильгамеша, остаётся там навсегда. Гильгамешу удаётся мольбами вызвать дух Энкиду на поверхность, и тот рассказывает Гильгамешу о мрачной и безнадёжной жизни умерших в подземном царстве;

«Гильгамеш в подземном мире» (иначе «Смерть Гильгамеша») - Гильгамеш приносит в подземный мир дары владычице подземного царства Эрешкигаль и другим богам, составляющим её придворный штат.

Как видим, изначально Энкиду выполнял вспомогательную роль, он не смог выполнить даже необходимых ритуалов для возвращения из царства мертвых. И оказывается пригодным лишь на роль медиума для связи с загробным миром.

Центральный эпизод более поздних версий эпоса, в котором Гильгамеш и Энкиду побеждают свирепого Хумбабу, - это прямая компиляция шумерской версии мифа о том, как Гильгамеш отлично справился, без всякого Энкиду, с толпой молодых неженатых воинов, пожелавших размяться.

В аккадском варианте вдруг Энкиду начинает стенать, что засиделся без дела, прожигает жизнь впустую, без подвигов. Именно для того, чтобы Энкиду не скучал и мог развеяться, происходит сражение со свирепым Хумбабой, казалось бы, не имеющее никакой иной практической цели.

Все обращают внимание на слова Гильгамеша о том, что он хочет себе "создать себе вечное имя" на этом беспримерном подвиге. Но... такая уж нынче нравственность, что при этом мало кто обращает внимание на его желание "сделать имя" в попытке навсегда уничтожить зло, которое он связывает с существованием этого могучего чудовища: "что есть злого, изгоним из мира".

Энкиду уста открыл, вещает Гильгамешу:
* «Вопли, друг мой, разрывают мне горло:
* Без дела сижу, пропадает сила».
Гильгамеш уста открыл, вещает Энкиду:
* «Друг мой, далеко есть горы Ливана,
* Кедровым те горы покрыты лесом,
* Живет в том лесу свирепый Хумбаба
* Давай его вместе убьем мы с тобою,
* И все, что есть злого, изгоним из мира!
* Нарублю я кедра, – поросли им горы, —
* Вечное имя себе создам я!»
* Энкиду уста открыл, вещает Гильгамешу:
* «Ведомо, друг мой, в горах мне было,
* Когда бродил со зверьем я вместе:
* Рвы там на поприще есть вкруг леса, —
* Кто же проникнет в средину леса?
* Хумбаба – ураган его голос,
* Уста его – пламя, смерть – дыханье!
* Зачем пожелал ты свершать такое?
* Неравен бой в жилище Хумбабы!»
* Гильгамеш уста открыл, вещает Энкиду:
* «Хочу я подняться на гору кедра,
* И в лес Хумбабы войти я желаю,
(Недостает двух-четырех стихов.)
* Боевой топор я на пояс повешу —
* Ты иди сзади, я пойду перед тобою!»))

Колебаться, сомневаться в успехе предприятия и отговаривать друга от такой затеи начинает именно Энкиду. Он говорит, что боги доверили свирепому Хумбабе все людские страхи именно затем, чтобы он оберегал кедровый лес от вторжения.

" Энкиду взмахнул свои топором и срубил один из кедров. Раздался гневный голос: "Кто вошел в мой лес и срубил одно из моих деревьев?" И тут они увидели самого Хумбабу, приближавшегося к ним: были у него львиные лапы и покрытое розовой чешуей тело, когти на лапах ястребиные, а на голове рога дикого быка; хвост его и мужской орган заканчивались каждый змеиной головой"

Гильгамеш намного более опытный воин, он говорит, что боевой топор возьмет именно он, а Энкиду будет следовать за ним. В качестве "молодого неженатого воина", как это было в шумерийской версии.

* Энкиду уста открыл, вещает Гильгамешу:
* «Как же пойдем мы, как в лес мы вступим?
* Бог Вэр, его хранитель, – он могуч, неусыпен,
* А Хумбаба – Шамаш наделил его силой,
* Адду наделил его отвагой,
* ………………………..
Чтоб кедровый лес оберегал он,
Ему вверил Эллиль страхи людские.
Хумбаба – ураган его голос,
Уста его – пламя, смерть – дыханье!
Люди молвят – тяжек и путь к тому лесу —
Кто же проникнет в середину леса?
Чтоб кедровый лес оберегал он,
Ему вверил Эллиль страхи людские,
И кто входит в тот лес, того слабость объемлет».

Карта эпоса

Мысленно постоянно возвращаюсь к давней дискуссии, когда объясняла своим оппонентам, выступавшим "за весь мой народ" (причем, этот народ отчего-то не имел в своем арсенале и Курочки Рябы, зато имел собрание явно чужих, как попало скомпилированных текстов), что письменность возникла гораздо позднее литературы.

А литературе изначально письменность ни к чему. Но вот эпическая литература непременно опирается на высший уровень человеческого сознания, а он либо есть, либо полностью отсутствует. Это уровень нации, созидающей государство.

Ведь можно лишь удивиться, сколько людей себя по-прежнему считают себя советскими людьми. То есть, представителями нации, способной выстоять всем миром в Победе 1945 года. Это сознание способно все расставить по местам и заставить всех следовать именно сложившимся постулатам. О которых (замечу с соответствующей долей сарказма) писала только я. А писанины обратного содержания, половинчатого, третичного, четвертушечного - было сколько угодно, она имела неограниченный информационный ресурс, в отличие от меня.

Неоднократно отмечала, что эпическое для удобства риторики и банального запоминания-воспроизведения всегда ранее имело ту или иную поэтическую форму. Проза возникла гораздо позднее!

Хотя сама я вышла не совсем обычным образом, сразу с романом "Повелительница снов", у меня там много стишков, помогающих держать строй и ритм, особенно в начале. И до сетевого размещения, которое само было вызвано необходимостью закрепления авторского права, я выдержала несколько наездов. Вначале мне предлагали купить эту вещь, считая ее чем-то вроде заказной диссертации, которых мне тоже до сих пор очень жаль, но детей надо было кормить. А после мне вообще заявили, что уже готова для "раскрутки" одна столичная дамочка, которую просто объявят автором моего романа.

Но и без этого мотивы моих произведений в извращенном, препарированном виде присутствуют у многих. До некоторого времени считалось, будто Интернет будет способствовать плагиату. Люди, не соображающие, как работают поисковые системы, продемонстрировали, что совершенно не понимают, как человек мыслит в языковой среде. А эта среда, если хотите, и есть то самое "информационное поле", форматирующееся... уж не тем, кого там в столицах у нас назначат "публичной фигурой".

Конечно, в конце 90-х я еще не предполагала, что в середине "нулевых" мне придется в полном одиночестве выходить и отстаивать права автора "Тихого Дона" на его 100-летнем юбилее... Но при откровенном прямом наезде по поводу воровства своего романа "Повелительница снов", я сказала, что, в отличие от них, смогу прочесть любую его главу... наизусть.

Сейчас уже, пожалуй, не смогу. А вот до середины "нулевых"... могла бы. Потому что весь роман, как эпическое произведение, вызревает в изустном виде. Насколько бы не продвинулись техника и "литературное рабство". Настоящая литература растет только тогда, когда все это звучит вслух.

Возвращаясь неоднократно к написанному, я вслух проговаривала целые главы, а при редакциях все лишь сокращалось, изначально роман был огромным. Но поэтому попрошу всех "представителей моего народа", не создавших ничего эпического, показавших, что умеют делать карьеру лишь на разрушении, а не на созидании - вначале проанализировать то, что сами вложили в развитие Великого и Могучего в этот же период. А там ведь нет ничего, кроме шелухи "измов" и уголовного жаргона.

Мы, кстати, к такому выводу и пришли в той дискуссии! Мне была выставлена претензия в "корявости" моего языка, но я доказала, что все это, несколько раз прозвучав в моем исполнении, уже форматирует общественное сознание. Каким бы "корявым" и неудобным оно не показалось впоследствии ворам государственной собственности. А вот мои оппоненты выставили в ответ употребляемые нынче на русском слова, имеющие корни в иврите, - как "шмон", "халява", "хохма" и прочее. В таком исполнении русский язык, оказывается, удивительно ласкает их слух.

Это я к тому, что очень хорошо себе представляю, как и на почве чего возникает эпос, как он помогает не только становлению нации, но дает возможность и выстоять при почти полном разгроме теми, кто всегда любит пристроиться к чужому на ширмачка.

Собирание и переписывание разрозненных аккадских сказаний наиболее известно в Старовавилонский период. Непосредственно перед возникновением Кодекса Хаммурапи. Переписывалось все шумерской клинописью и на аккадском, но были заменены многие аккадские слова, вышедшие из употребления. Эпос, сыгравший роль при слиянии и становлении аккадско-шумерийской нации - уже на почве письменности позволил аморейской династии объединить Междуречье и обрести государственность.

Интересно, что единственный вариант торжественного вступления о " все видавшем до края мира" - относится как раз к Старовавилонскому периоду. С этого же времени в эпосе есть таблички истории Всемирного потопа, о нем упоминается и во вступлении. Это вклад аморейцев, но на аккадском языке.

О все видавшем до края мира,
О познавшем моря, перешедшем все горы,
О врагов покорившем вместе с другом,
О постигшем премудрость, о все проницавшем
Сокровенное видел он, тайное ведал,
Принес нам весть о днях до потопа,
В дальний путь ходил, но устал и смирился,
Рассказ о трудах на камне высек,
Стеною обнес Урук
Светлый амбар Эаны священной.

Эти редакции относятся к первой четверти второго тысячелетия до нашей эры. Гильгамеш для них - уже легендарная личность, чье реальное существование перешло в область мифов и преданий. Хотя сегодня о нем после раскопок, начавшихся с 1836 года, известно, пожалуй, даже больше, чем жителям Древнего Вавилона.

Гильгаме́ш — царь шумерского города Урука (кон. XXVII — нач. XXVI вв до н. э.) . Представитель 1-й Династии Урука. Гильгамеш это аккадское имя; шумерский вариант, по-видимому, образован от формы «Бильга-мес» , что, возможно, значит «Предок героя» . Отец его был эном Кулаба.

В начале своего правления Гильгамеш был подчинён лугалю Киша Аге. Ага, через послов, потребовал, чтобы Урук принял участие в предпринятых Кишем ирригационных работах. Совет старейшин Урука предлагал Гильгамешу подчиниться и исполнить требование Аги, но Гильгамеш, поддерживаемый народным собранием, отказался покориться. Народное собрание провозгласило эна Гильгамеша военным вождем - лугалем. Ага прибыл с войском на ладьях, спустившись вниз по Евфрату, но начатая им осада Урука окончилась поражением кишцев. Гегемония над Нижней Месопотамией перешла к Гильгамешу.

В дальнейшем Гильгамеш объединил под своей властью такие города как Адаб, Ниппур, Лагаш, Умма и др. Гильгамеш упоминается в качестве строителя ниппурского святилища Туммаль. В Лагаше Гильгамеш построил ворота, носящие его имя.

То есть наиболее раннее сказание "Гильгамеш и Ага" имеет вполне реальные корни, история противостояния изложена в присущей эпохе образности.

...Раздумывая над историей самого эпоса, думаешь, почему же аморейцы не переписали его с аккадского, как это попытались сделать хетты и хуриты? Ну, во-первых, это надо почувствовать разницу, поскольку кусочки таких текстов сохранились. Выглядят... как на корове седло. То есть исторические литературные компиляции известны человечеству издревле. Но они возникают тогда, когда сам языковой аппарат недостаточно развит... для чего? Интересный вопрос, если имеешь дело с эпической литературой!

Для доказательства легитимности власти! Или соправления, как это было в аккадском варианте Эпоса о Гильгамеше. И там есть ряд простых правил, которые ничуть, ни на йоту не переменились за пять тысячелетий! Кто бы рядом на каких языках не требовал "халявы" или "мамка, млеко-яйка!" Без разницы.

Надо понять, что речь идет о двух народах, слившихся в единую нацию: шумерах и аккадцах. Но излагается все уже в аморейской версии аккадского, когда... амореи примеряются на место аккадцев. Поэтому для них шумер Гильгамеш - почти бог, "все познавший". А аккадец Энкиду... более реалистический.

Интересны попытки художественной обработки текстов при переписывании в Старовавилонском периоде. Они еще очень робкие, нация только-только делает первые шаги. Строфы расширяются повторами, своеобразным рефреном, что более характерно, согласитесь именно для изустного творчества, для исполнения вслух, в письменном виде места много занимает, да и раздражает.

Но добавляются и строчки новых эпитетов, каких-то уточнений или более современных сравнений. В сюжетной части эпос почти не претерпевает каких-то изменений, кроме добавления истории о потопе, которая разъясняет бессмертие Утнапиштиму ( Утнапишти), с которым Гильгамеш встречается в своих скитаниях после смерти Энкиду.

Кроме того, в Старовавилонянских табличках отсутствует эпизод посрамления Гильгамешем богини Иштар, воспринимавшейся в шумерийской традиции богиней плодородия и плотской любви, войны и распрей, но уже почитаемой в Вавилоне. Гильгамеш отказал в близости Иштар, разглядевшей его красоту, когда он принимал омовения в ручье. Он ей предложил для начала вспомнить всех, под кем довелось побывать, а потом подумать, захочет ли такой красавчик после всех них иметь с ней дело.

Горе тому, кого Иштар почтила! Непостоянная богиня обращается с её случайными любовниками жестоко, и несчастные обычно дорого платят за оказанные им услуги. Животные, порабощённые любовью, теряют свою природную силу: они попадают в капканы охотников или одомашниваются ими. "Ты возлюбила льва, могучего и крепкого", - говорит герой Гильгамеш Иштар, - "и ты же вырыла для него семь и семь ям! Ты полюбила коня, могучего в битве, и обрекла его на поводок, стрекало и кнут." Даже для богов любовь Иштар фатальна. В молодости Иштар любила Таммуза, бога урожая, и - если верить Гильгамешу - эта любовь стала причиной смерти Таммуза.

Здесь ведь тоже интересно, что народ, от которого пошло определение "блудница вавилонская", проявляет такую строгую цензуру, изымая из употребления (но не уничтожая!) - оскорбление богини Иштар, которая в северном Междуречье считается богиней плодородия, иногда вздорной и своенравной. В отличие от более поздних мифов о Персефоне, Иштар, например, сама является в подземное царство.

Иштар, дочь Сина и сестра Мардука, спускается в нижний мир и требует, чтобы привратник открыл ей ворота. В противном случае она грозится разломать дверь и поднять мёртвых. Сторож просит гостью подождать и бежит докладывать царице Эрешкигаль, что пришла её сестра. Эрешкигаль при этом известии впадает в ярость, но затем велит впустить Иштар и поступить с ней согласно древним законам. Страж проводит богиню через семь врат подземного мира и в каждых воротах снимает с неё какое-нибудь украшение (возможно — амулеты, имеющие магическую силу). Когда нагая и безоружная Иштар предстала перед сестрой, та приказала Намтару закрыть её во дворце и наслать на богиню 60 болезней.

Между тем на земле с уходом Иштар жизнь замерла, всё живое перестало размножаться. Посол богов Пасуккаль сообщает об этом Эйе. Премудрый бог создаёт евнуха Аснамира и отправляет его с посланием в царство мёртвых. Эрешкигаль разъярилась, увидев Аснамира, но отказать ему почему-то не смогла. Она приказывает Намтару оживить сестру с помощью живой воды и напоминает, что по законам нижнего мира при выходе из преисподней Иштар обязана предоставить себе замену. Иштар проходит через семь ворот, где ей возвращают отобранные ранее вещи. Конец мифа не совсем ясен. Скорее всего, по аналогии с шумерским сказанием заменой Иштар в стране без возврата становится её возлюбленный, бог плодородия Таммуз (шум. Думузи). Отныне он проводит полгода в царстве мёртвых, а полгода — с любимой (подобно Персефоне).

Если учитывать, что история о потопе появляется уже в Старовавилонский период, то и мысль, как же получить бессмертие, стала тревожить Гильгамеша именно в первой четверти второго тысячелетия, то есть, спустя почти тысячу лет с момента его кончины, хоть ему и приписывают 126 лет жизни.

Посмотрите на перечисление пяти шумерийских поэм! Нет там никаких "поисков бессмертия"! Да и аккадские пересказы были заполнены совершенно другим, выполняли иную задачу. Там... аккадцам надо было влезть в повествование с Энкиду, доказав, что вообще все подвиги (включая массу новых и шумерам неизвестных) Гильгамеш совершил именно с Энкиду, причем, в качестве любящего друга.

Второй полет на Луну мы совершили вместе! (с. к/ф "Тот самый Мюнхгаузен")

А для этого надо было доказать, что Энкиду не просто слуга или раб, купленный на базаре Ура или прибившийся с голодухи, а вообще был рекомендован самыми уважаемыми богами именно в качестве друга и брата.

Он был даже отдельно и специально сотворен богами для Гильгамеша. Пусть и из щепотки какого-то сора, но ведь в тот момент, когда народу вокруг и без Энкиду довольно, а Время Сотворения давно закончилось.

И этот проход аккадца Энкиду в качестве самого желанного, предназначенного богами друга Гильгамеша - аморейцы вписывают в особо цветистой обработке.

Этот герой при правителе Ура им очень нужен. И нет даже попытки подменить Энкиду... аморейцем. Всех в Вавилоне вполне устраивает, что погибает аккадец Энкиду, это подкрепляет версию о том, что все скитания Гильгамеш осуществил в поисках бессмертия, испугавшись участи Энкиду.

Вот не "мир посмотреть и себя показать", а в поисках бессмертия... для себя лично. И зачем "все познавшему" - еще что-то познавать в таких терзаниях? Там как почитаешь, как он камень себе привязывает, чтоб на дно Океана спуститься, так это точно не отдых на Багамах.

С цветком бессмертия - не совсем зрелая идея для такого эпоса, вернее, скороспелая... или поспешная. Во всех эпосах правители за цветками бессмертия посылают героя, а сами сидят и работают, правят. Да и для себя лично правители ищут бессмертия при лиственном праве. А в восточных деспотиях вполне жесткое престолонаследие.

Конечно, это на самом деле аморейцы ищут бессмертия для себя, посылая Гильгамеша из уже завоеванного ими Ура и Ниневии - на край земли. Но при этом они пристраивают к Гильгамешу и собственное предание о потопе.

В становлении аккадца Энкиду они ищут истоки и собственной легитимности. И надо заметить, что легитимность - это настоящий цветок бессмертия и для власти, и для эпоса. Кажется, будто все уже все забыли... а он всплывает через пять тысяч лет. И будто все вчера было.

Осмотри стену, чьи венцы, как по нити,
Погляди на вал, что не знает подобья,
Прикоснись к порогам, лежащим издревле,
И вступи в Эану, жилище Иштар
Даже будущий царь не построит такого, —
Поднимись и пройди по стенам Урука,
Обозри основанье, кирпичи ощупай:
Его кирпичи не обожжены ли
И заложены стены не семью ль мудрецами?

Захватывающе интересно даются в самом начале предпосылки востребованности звероподобного Энкиду. Гильгамеш - яркая личность, постоянно придумывает какие-то задания и поручения, совершенно не думая о том, что граждане должны жить своей жизнью, а не его "буйством плоти". Тоже, наверно, всякие "демократические преобразования" устраивал.

И боги вняли просьбам людей - сотворить для Гильгамеша такую живую игрушку, чтобы он занимался им, а не подданными.

Это начало эпоса уже показывает, что эта версия появления Энкиду создается уже тогда, когда все уверены, что Гильгамеш - выдумка, поэтому ему и приписать можно что угодно. В реальной жизни люди и сами способны создать себе ребеночка, даже массу деток настрогать, а не заниматься становлением каких-то посторонних звероподобных ящеров.

Это если воспринимать Гильгамеша и Энкиду - действительно живыми людьми. Но в эпосе Гильгамеш - предок-герой, а Энкиду - "собирательный образ народа". И это, согласитесь, несколько меняет дело.

Боги небес призвали владыку Урука:
«Создал ты буйного сына, чья глава, как у тура, подъята,
Чье оружье в бою не имеет равных, —
Все его товарищи встают по барабану,
Отцам Гильгамеш сыновей не оставит!
Днем и ночью буйствует плотью:
Он ли – пастырь огражденного Урука,
Он ли пастырь сынов Урука,
Мощный, славный, всё постигший?
Матери Гильгамеш не оставит девы,
Зачатой героем, суженой мужу!»
Часто их жалобу слыхивал Ану.
Воззвали они к великой Аруру:
«Аруру, ты создала Гильгамеша,
Теперь создай ему подобье!
Когда отвагой с Гильгамешем он сравнится,
Пусть соревнуются, Урук да отдыхает».
Аруру, услышав эти речи,
Подобье Ану создала в своем сердце
Умыла Аруру руки,
Отщипнула глины, бросила на землю,
Слепила Энкиду, создала героя.
Порожденье полуночи, воин Нинурты,
Шерстью покрыто все его тело,
Подобно женщине, волосы носит,
Пряди волос как хлеба густые;
Ни людей, ни мира не ведал,
Одеждой одет он, словно Сумукан.
Вместе с газелями ест он травы,
Вместе со зверьми к водопою теснится,
Вместе с тварями сердце радует водою.

Полубог Гильгамеш, могучий воин, царь Урука, несравненный в силе, приносит своему народу в мирное время одни проблемы, "буйствуя плотью", не проявляя царственной мудрости и величия.

Это пишут (подписывают и уточняют) уже аморейцы, за плечами которых поистине государственные свершения: объединение страны, устранение долговой кабалы, масштабные ирригационные работы.

Здесь ведь стоит лишь сравнить Вступление к Кодексу Хаммурапи - с памятными стелами египетских фараонов, чтобы узнать, что имелось аморейцами в виду под "буйством плоти". Несмотря на то, что у египтян во все время уровень Нила измерялся ежедневно, перечисление деяний фараонов - сплошные победы над Хумбабой. И даже женщине-фараону Хатшепсут приходилось участвовать в походах, дабы ее войско могло "побуйствовать плотью".

У Хаммурапи "буйство плоти" идет с пользой для народа:

...Герой, помиловавший Ларсу, обновивший Эбаббар для Шамаша, своего помощника. Владыка, даровавший жизнь Уруку, проведший обильную воду его населению, высоко поднявший главу Эанны, скопивший богатство для Анума и Иштар. Защита страны, собравший рассеянное население Иссина, заставивший течь богатство в храм Эгалмах.

Дракон среди царей, любимый брат Забабы, прочно основавший поселение города Киш, окруживший сиянием храм Эметеур-саг, упорядочивший великие ритуалы богини Иштар, пекущийся о храме Хурсагкаламмы.

Западня для врагов, которому Эрра, друг его, дал достигнуть своих желаний, возвеличивший город Куту, увеличивший все мыслимое для Меслама. Ярый буйвол, бодающий врагов, любимец Туту радующий Борсиппу, попечитель, не перестающий заботиться об Эзиде.

[Вступление к Кодексу Хаммурапи]

Окончание следует...