Огурцова на линии

Горы в брачных венцах.
Я в восторге, я молод.
У меня на горах
очистительный холод.

Вот ко мне на утес
притащился горбун седовласый.
Мне в подарок принес
из подземных теплиц ананасы.

Он в малиново-ярком плясал,
прославляя лазурь.
Бородою, взметал
вихрь метельно-серебряных бурь.

Голосил
низким басом.
В небеса
 запустил ананасом...

Андрей Белый "На горах", Москва, 1903 г.

  Вот здесь, когда автор стишка запускает в небесную лазурь ананасом, принесенным ему безобразным уродцем в красной рубахе (как у палача) из подземных теплиц, - мы этот стишок прервем для разговора о степенях склонности к ананасовому компоту.

А то у послушных мальчиков по социальным сетям сделалась истерика. Как же так? Они довели свое "кошек душили-душили..." до апофигея, добились, наконец, "братоубийственной войны, холода и голода", от которых нас прежние "седовласые горбуны" выручали-выручали, а потом померли...

Нынче вроде бы надо митинги устроить на горах, мол, ведь Россию-Скотопригоньевск обижают, не им пендель отовсюду светит... А тут я сижу в первом ряду, семушки лузгаю, ананасом закусываю и от души им желаю, чтоб их вообще ни в Финляндию не пускали, ни в Болгарию... чтоб сидели в родном Скотопригоньевске и любовались бы на здешние горы и пригорки...

Андрей Белый в 30-х это стихотворение, во многом для него неожиданно ставшее его визитной карточкой, был вынужден переименовать в "Ананас". Так уж сложилось. Несмотря на то, что в реальной жизни... сложилось сами знаете как.

Ананас здесь получается главным, основным архетипом. Вот не горбун в красной рубахе, не само подравнивание лирического героя с античным божеством, а ананас.

Совершенно очевидно (очевидно, конечно, всем, кроме филологов-трупоедов), что лирический герой здесь вещает не просто "на горах", а с Олимпа, как бы обожествляя самого себя. Тут-то ему и подносят из подземных теплиц ананасик, который он запускает в небеса, чтоб тот ему светил, прямо, как Владимиру Маяковскому, к которому солнце ходило пить чай на дачу.

Там дальше интересные слова у Андрея Белого, потому что солнце-ананас начинает сиять не просто "Вот лозунг мой и солнца!", а... золотыми червонцами. А мужики-то на Олимпе и не знали, что путь к счастью такой короткий и незатейливый... О как! 

И, дугу описав,
озаряя окрестность,
ананас ниспадал, просияв,
в неизвестность,

золотую росу
излучая столбами червонца.
Говорили внизу:
"Это - диск пламезарного солнца..."

Низвергались, звеня,
омывали утесы
золотые фонтаны огня -
хрусталя
заалевшего росы.

Я в бокалы вина нацедил
и, подкравшися боком,
горбуна окатил
светопенным потоком.

Андрей Белый "На горах", Москва, 1903 г.

  "Это - диск пламезарного солнца..." - так бы сказал, наверно, под пение цыган сам Федор Павлович Карамазов, подавая ломтик ананаса очередному "цыпленочку". С Грушенькой ведь получилось не по наказанной картине маслом всего лишь потому, что в нее подросшие детки Федора Павловича успели влюбиться. Ну, так, чисто по-карамозовски: здесь любят, а тут - нет, местами и дискретно.

Дореволюционные отклики на роман "Братья Карамазовы" начала просматривать... из эгоистических соображений. Знаете, пообещаешь тут... всякое, когда от собственной шкурки паленым потянет, а после и начинаешь соображать, как ответить по данному слову.

Я ведь не какой-нибудь Владимир Путин, готовый из меня повторить с глумливой улыбочкой "Власть - это ответственность!", не придавая особого значения словам. Тут и надо черточку-то подвести, что в каждом из нас ровно столько власти, насколько ответственно мы относится к собственным словам, уж точно не ворованным. А собственные слова-то и высказываются, когда паленым потянет.

Если у всех возникает нормальный прагматический вопрос: "От кого я это слышу?", то у меня, в свою очередь, стоит вопрос: "Кому я это говорю?"  Поскольку ведь надо сообразить, как сказать... вещи вроде и простые, те, которые и без меня как бы все знают, но чуток подзабыли в текучке.

На счет того, от кого вы это слышите, так вам ответ ведь был дан исчерпывающий. Смотрите-ка, ни одного писателя перед вами так не чистили до полных очистков, чтобы, изъяв четыре компьютера, еще и требовать пятый... шестой... седьмой...

В компьютерах была 1С-бухгалтерия, все подготовленные к печати монографии, много чего, по сути - вся жизнь. И все это вообще-то изъяли, так ничего и не "накопав", только потому, чтобы доказать, что лично я никого не обворовывала, никому не врала, никакой уголовщины не совершала. В позитивном плане именно так.

Просто представьте, сколько уголовных дел можно открыть немедленно, изъяв компьютеры у вашего начальства, к примеру? Если уж в общественное сознание прочно вошло, что у нас любого губернатора можно отправить за решетку на пожизненный срок просто за сам факт пребывания в должности, даже в компьютеры не заглядывая, а просто почитав его официальную почту, поинтересовавшись, кто и за что его поставил на эту высокую должность.

Ну, после того, как проверили до трусов меня ("Снимай трусы, показывай прокладку!" - с. ижевское ФСБ), я ж задумалась над тем, кому мне надо сообщить, что верх с низом не поменялись со времен египетских пирамид, а черное и белое ничуть не вылиняли за все "общественные формации".

И тут, значит, сталкиваюсь... с разными оттенками в толковании "карамазовщины". Но я вообще люблю фундаментальный подход. Поэтому, если помните, начинала с "Преступления и наказания". Все же вещь хрестоматийная, всем известная. Как раз накануне расправы над собой-любимой ее и разобрала.

Ага, что называется, доползли... И, с ужасом глядя на возвышающуюся перед нами неприступную Джомолунгму простого, я бы даже сказала, обычного русского романа «Преступление и наказание», присядем на соседнем пригорке, чтобы перед штурмом этой непревзойденной вершины русской литературы - поговорить без одышки, без «ёп-твою-мать» и без «покурить-бы-плять». Ну, и чтобы сразу выяснить, кто пойдет дальше, а кто - прям здесь и останется.
А то навялят на шею толерантных спутников проникновенными песнями под гитару: "парня в горы возьми - рискни, не бросай одного - его!", а после такие под твоим ледорубом начинают ныть: "многа буков!" Или еще замечательнее: "Ни один нормальный человек не прочтет более десяти страниц "Тихого Дона"!" И типа, кто на такую "правду" обидится, тот - фашист.
Вообще перед самым восхождением полезно объяснить хотя бы самим себе, - на кой нам туда необходимо вскарабкаться... гм... именно сейчас.

Вначале скажу про себя. Но, полагаю, я ведь никому не сообщу ничего нового, если замечу, что, начиная с сентябрьского допроса в ментовке, - постоянно чувствовала на себе шкурку старухи-процентщицы. Ой, только не надо этого: «Да что вы, что вы, Ирина Анатольевна! Как вы могли подумать?..» и все такое.

Начальный свод. Часть VI

И потом, как многие, наверно, помнят, я сравнила "Преступление и наказание" (в современном контексте воссиявшей ананасом оппозиции 2011 года) - с последним романом Льва Николаевича Толстого "Воскресенье" (см. Кризис среднего возраста). И что характерно... разговор-то получился... о праве!

Причем, это ведь в связи не только там с моими правами, уже отправленными "ф топку!", причем такими кошкодралами, на которых клейма негде ставить... а, прежде всего, с вашими правами.

Здесь нет никакого лукавства с моей стороны, поскольку литература вообще может существовать лишь на условиях расширения позитивного права читателя - до естественного. Все, что там говорится о фантазии читателя, его воображении - это мимо денег, как говорится.

Фантазия и воображение читателя начинают работать лишь тогда, когда книжка в любых условия позитивного права (то есть, определяемого существующим законодательством) - дает среду, где читатель может замкнуть эстетическую триаду "автор-образ-читатель" с позиций своего естественного права, то есть данного ему от рождения. Уж сколько кому прав от рождания дано, кто сколько взял себе естественных прав, извините.

Поэтому я и возражаю, когда Ирина Ясина вдруг начинает присваивать себе мои слова о том, будто это она всегда развенчивала стереотип "от меня ничего не зависит".

А где она это сделала? Она создала среду, где все зависит от читателя? Нет! Но она, занимая не последний пост в Центральном банке, делала все, чтобы сограждане почувствовали, будто от них ничего не зависит, будто заработанные ими в советский период средства можно обесценить и уничтожить в сберегательных кассах безнаказанно, будто такая Ирина Ясина, устанавливавшая ставку рефинансирования под 200%, чтобы лишить смысла жизни множество сограждан, мучая их почище, чем истязал кошек Смердяков... еще и врала потом свои моральки.

Но мои слова (а я по ним и публицистический цикл "Культ личности" писала с разного рода практикумами) она ведь взяла... не просто так. Искала себе оправдания в тот момент, когда вдруг за все получила... инвалидную коляску. Как раз в тот момент, когда перед ней жизнь должна была воссиять ананасом из подземных теплиц.

И вот что здесь будет... нравственнее? Здесь можно и задуматься, поскольку раньше у вас по такому поводу выбора не было, это был мой выбор, поскольку для своей визитной карточки Ирина Ясина поизаимствовала мои слова и мою привилегию.

Она-то не работала, чтобы вернуть всем вам - необходимые качества. Ей-то они были ни к чему! У нас, видите ли, с этой гражданкой были разные задачи! Ей надо было вас всех лишить заработанной в советское время финансовой подушки безопасности и частной собственности. Ей совершенно ни к чему было при этом внушать кому-то из потенциальных терпил от коллекторов , будто от вас что-то зависит.

В то время как мне... от вас нужно совершенно другое! Мне надо, чтобы, несмотря на то позитивное право, которое вам сочинят  какие-то думские "депутаты" из "партийных списков", - вы все равно включались в прозаическую ткань в качестве абсолютно свободных людей.

Вы уж сами для себя решите, как на самом деле к вам относится вот эта "мужественная женщина" на инвалидной коляске, получившая рассеянный склероз после кутежа 90-х в Центробанке. Видите, с какой доброй и всепонимающей улыбочкой она перед вами позирует! Прям, как Смердяков, сдиравший с кошек шкурку живьем, потом с постной рожей махал над ними кадилом.

Я скажу, что отношусь к вам... реалистически. Я не могу смотреть фильмы, слушать музыку... то, что любила раньше, до того, как в мирное время уголовная мразь при помощи правоохранительных органов сделала со мной такое.

Хотя я, конечно, не смердяковская кошка... Меня, можно сказать, к этому с детства готовили. Но, согласитесь, от жизни все же хочется немного иного.

Но, выясняется, надо же было многое пройти, чтобы ощутить на себе это смердяковский взгляд... такой тоже... лукавый, улыбчивый. Мол, какая смешная кошка. Не соображает, что за нее заступиться некому, когда такой Смердяков решит за ее счет настроение подправить.

Вы еще уверены, будто при этом речь идет все же о моих правах, а не о ваших? Голубчики, большую часть ХХ столетия и до сего дня ХХI века все только и выли, каким Скотопригоньевском стала Россия... Так что уж можно было разглядеть совершенно не мистические, а абсолютно однозначные факты. По которым вообще-то порядочному человеку надо дать однозначную нравственную оценку. Причем, вовремя! До того, как там что-то скажут смердяковы из ГД РФ!

Ну, давайте, я вам напомню некоторые смердяковские штучки. Итак, вначале меня хотели запихать в психушку, а почему-то в качестве "психиатра-эксперта" выставили дамочку, которую я некогда видела совершенно в другом прикиде и в другой кампании. Она там делала развязные замечания по поводу того, как разных "терпил" можно мучить, а после над ними кадилом пройтись, поговорить о "росте преступности" и все такое.

И речь идет о ваших правах, не о моих! Поскольку я к этим кошкодралам попадаю в тот момент, когда они в ходе "борьбы с экстремизмом" таскаются с оторванными головами, а главный блюститель юстиции, то бишь справедливости в нашем Скотопригоньевске слетает со своей должности не по совокупности заслуг "реформы правоохранительных органов", даже не за темную историю, в которой засветилась его супруга... (а она ведь не только в ДТП кошек мучила), а за то, что все наши правоохранительные органы стали обычными такими смердяковыми.

Там же вылезли не только бутылки с шампанским, изуверства за телефоны... там же вдруг (как мне нравится это "вдруг" от смердяковых) выяснилось, как с задержанных можно было снимать скальпы, сжигать трупы замученных, завязывать их "ласточкой"... и многое другое!

Речь идет именно о ваших правах, поскольку меня надо было протащить через это судилище, чтобы я прочувствовала на себе, что это означает, когда в таких условиях у нас и в суде никто не может добиться справедливости при 99,4% обвинительных приговоров.

А я неоднократно признавалась, что вовсе не настолько люблю людей, чтоб их жрать... или мучить, навроде кошек. Да и справедливостью для других - интересуюсь только потому, что, представьте себе, без справедливости русская литература вообще невозможна. По умолчанию.

Обратим внимание что на общественную сцену выдвигаются... какие-то фигуры, явно нафантазированные воспаленным сознанием Смердякова, изнывающим от вседозволенности,  в отсутствии граничных условий. "Армии Путина", иллюстрирующие девочками-цыпленочками стишок Димы Быкова "Шизорванка"... Эти "пусси", на которых следует излить свое чувство справедливости... Они скачут в храме, но уже после публичного блуда в музее, о чем папаша Карамазов и мечтать бы не мог... после съемок про мороженых куриц в супермаркете...

Ну, и как справедливость для кого-то из них - скажется на ваших правах? Такая справедливость лишь расширит пропасть между естественным и позитивным правом. Причем, непременно заденет душу откровенным сатанизмом.

Вера в Бога - рассматривается в романе "Братья Карамазовы" именно по степени свободы нравственного выбора. А свободы... от чего? От нравственного начала.

Вот Смердяков полностью освободился от нравственности.  Его отец, с профилем римлянина времен упадка (используемого Достоевским в качестве визуального символа разложения и распада человеческой личности) -  испытывает сладострастное наслаждение от постоянного унижения всего лучшего, что есть в человеке.

Матерью Смердякова  стала блаженная дурочка Лизавета Смердящая.  Федор Павлович надругался в ее лице и над верой, и над всеми сирыми и убогими, над самой  святыней любви. Сын-лакей - это торжество его плотского отношения к жизни, где "столбами червонца" уже воссиял этот ананас... из подземных теплиц.

И что? Теперь можно начинать клеймить "карамазовщину", объявляя ее "главным носителем" папашу Карамазова? Как это пишут в сочинениях для школяров.

Главным носителем "карамазовщины" является Федор Павлович Карамазов. Семья Карамазовых под пером Достоевского — это Россия в миниатюре: она начисто лишена теплых родственных уз. Глухая вражда царит между отцом семейства Федором Павловичем Карамазовым и его сыновьями: старшим Дмитрием, человеком распущенных страстей, Иваном — пленником распущенного ума, незаконнорожденным Смердяковым — лакеем по должности и по духу, и послушником монастыря, Алешей, тщетно пытающимся примирить враждебные столкновения, которые завершаются страшным преступлением — отцеубийством.

Все люди - братья, как говорится. Но так теперь замазать всех одним мирром и покаяться, что Смердяков кошек вешал? Для него это удобно, а всем прочим-то зачем?

Вообще... роман написан именно о смердяковщине, вовсе не о Карамазовщине. Да и никаких "моделей России" Достоевский не предлагал, губки раскатывать не надо.

"Карамазовщина" пронизала все поры современного общества в верхних слоях и уже заражает лакейское их окружение. Иван не без карамазовского цинизма предрекает смердяковым большое будущее на случай, когда в России "ракета загорится", то есть случится революция: "Передовое мясо, впрочем, когда срок наступит... Будут другие и получше... Сперва будут такие, а за ними получше".

Видите, как интересно получается? Карамазовщина виновата! Это она пронизала все поры и подбила Смердяковых кошек мучить. Ну, это как мне поясняли: "Работа у нас такая!" Но, заметим, что мне от них отломилось ровно на столько, чтобы испугаться за свою жизнь.

Проехали. Теперь посмотрите, для чего все это делается! Чтобы не просто завуалировать свершившуюся победу смердяковщины, но и для обесценивания вашего нравственного выбора.

Я ведь против филологов-трупоедов настроена еще и по этой причине. Понимаете, надо много пройти, от многих вещей в жизни отказаться, чтобы получить возможность создать ту идеальную среду нравственного выбора, которой является настоящий русский роман.

И это вообще-то очень важно... даже для чисто физического выживания в тот момент, когда победившая смердяковщина объявляет всю Россию Скотопригоньевском! Ведь повторю, что с теми, кто следует моим советам, не происходит дурного.

Денег я обещать не могу, ананасов из подземных теплиц - тоже, но кое-что могу. Чисто из области "чудом остался жив". Когда маленькое чудо нисколько не меняет установленного порядка вещей. Вот это и означает, что оно исключительно ваше, не за чей-то счет.

А тут выходят трупоеды и... полностью обесценивают любой нравственный выбор, который мог сделать читатель без них. Подсовывают вместо совершенно явной смердяковщины - карамазовщину, долго мусоля, что Достоевский "предсказал" черносотенное движение, страсть какое "реакционное" (от слова "реакция"), так как "кара-мазов" - переводится с трупоедского как "черная земля".

А вот как Смердяков переводится, не задумывались?..

Интересно, что до возвеличивания падших бабенок в "Воскресении"  Толстого и его же гимна политической смердяковщине, все критические высказывания о романе не имели этого клише про развенчание "карамазовщины". Все же у читателей было достаточно не то что культуры... а обычного человеческого самосохранения, чтобы увидеть наибольшую опасность увернувшегося от правосудия Смердякова.... причем, именно иудиным способом.

Вот тут-то у Федора Михайловича и звучит ответ, почему Иуда повесился, а не попросил. Да, там разбойник на кресте Иисуса попросил - и получил прощение. И на вебинаре ведь самые верующие всерьез задумались, почему же Иуда, полностью сознавая свой грех, не попросил?

Но ведь распятый разбойник сказал, что он страдает за грехи, он публично признал справедливость наказания, он признал, что несет ответственность за грехи! И сказал он Иисусу, что все, что они терпят - это в отношении них справедливо. А вот за что Иисус несет такие муки, будучи ни в чем не виновным?

А вот Иуда отправился в свой Скотопригоньевск, не желая каяться перед всеми, не желая нести ответственность перед всеми за свои грехи. Он сам себя судил, а не принял свой крест, уже устроив крест другому.

Достоевский на каторге встречает человека, осужденного несправедливо за отцеубийство. И кстати, многими отмечается, что Законы Российской империи на сей счет были очень строгими. За отцеубийство полагалась бессрочная каторга. В романе Дмитрию грозит какой-то срок, а на самом деле - каторга в его случае должна была быть бессрочной.

Если помните, Сонечка Мармеладова в "Преступлении и наказании" просила Раскольникова уйти от участи Иуды - и непременно покаяться перед людьми. Упасть перед всеми на колени. Именно перед всеми.

Потому что каждый, не желающий нести ответственность за свои деяния, не может рассчитывать, будто эти вещи останутся лишь "между ним и богом". Вера - это ведь не шкап для хранения скелетов. Тут и получается, что признание греха, безусловная вера - это еще и вера в человека, в людей.

Я каждый раз подчеркиваю, что написать нечто грандиозное и на русском - невозможно и без веры в человека. Без любви к России, конечно, тоже не написать, но ведь нынче чирикают "с изболевшейся душой" и про  "модель России", про "патриотизм", про "Россию - Скотопригоньевск"...

А вообще надо, многие гадкие вещи узнав о людях, преисполниться любовью к тем высоким и светлым вещам, заложенным в каждом, с благодарностью ко Всему Сущему... Очень сложная задача, особенно для меня!

Да, для Достоевского, который прошел и расстрел и каторгу, несравнимую с комфортным тюремным бытом вора-Ходорковского, - это тоже было сложно. Но мне-то сложно это, потому что я хорошо знаю о победе смердяковщины в 1917 году, а нынче переживаю аналогичное торжество - и на своей паленой шкурке.

Однако, замечу, несколько не так, как это доводится иным... например, на Юго-Востоке Украины. Но им следовало не носиться с "хитрым планом Путина" и его же "грозным молчанием", а припомнить, что вообще-то именно я обо всем сигнализировала задолго.

Но... тут вот уже все смердяковы, которые  выставляли совершенно иных иных страдалиц и писателей, ни слова не обронивших по поводу знаковых и определяющих вещей нравственного выбора, - должны не прикрываться карамазовщиной, а ответить за свою смердяковщину.

Кстати, много чего пришлось просматривать из начала ХХ века в преддверии торжества смердяковщины... И как только Владимир Ильич начинает готовиться воссиять ананасом из подземных теплиц, так все трупоеды начинают дружно клеймить... карамазовщину.

В.И. Ленин о Достоевском: «На эту дрянь у меня нет свободного времени». «Морализирующая блевотина», «Покаянное кликушество» (о «Преступлении и наказании»). «Пахучие произведения» (о «Братьях Карамазовых» и «Бесах»). «Явно реакционная гадость, подобная «Панургову стаду» Крестовского <…> Перечитал книгу и швырнул в сторону» (о «Бесах»). «Братьев Карамазовых» начал было читать и бросил: от сцен в монастыре стошнило».

Из письма Ленина к Инессе Арманд от 5 июня 1914 года

То, что Россия для них Скотопригоньевск, это, конечно, издалека видать. Вот только Иуда в Скотопригоньевске дохлыми ослами не торгует и кошек не вешает. А они все ждут, будто кто-то для них станет переделывать канонические сюжеты…

Несмотря на всю его провинциальность, старорусский мирок времен царствования Александра II не производил впечатления социокультурной теснины, куда его обитатели загнаны жизненными обстоятельствами. Да и сам Достоевский, пребывая в нем, не чувствовал себя узником глуши, равноудаленной от обеих столиц. Его творческое «я» не требовало здесь для себя «воздуха», как требовал его обитавший в Петербурге герой «Преступления и наказания». Здесь, в провинции, «воздуха» писателю вполне хватало. Жизненный мир Старой Руссы был в его глазах полем тех же самых исторических, социальных, нравственных, духовных напряжений, что и большой всероссийский мир. Глубинным писательским чутьем он ощущал здесь те же самые подспудные брожения, что давали о себе знать по всей России.

Примечательно, что Старая Русса, ставшая у Достоевского основным местом проживания семейства Карамазовых, получила в романе не слишком благозвучное название Скотопригоньевска. Ответить на вопрос, почему так произошло, не легко. Самый простой ответ обычно ограничивается указанием на то, что в Старой Руссе времен Достоевского, в десяти минутах ходьбы от его дома находился так называемый Скотопригоньев рынок, куда крестьяне и перекупщики пригоняли на продажу домашний скот и прочую живность. Но эта незамысловатая версия, не требующая особых усилий для ее осмысления, при всей ее уместности и даже обязательности, явно не достаточна. Она с неизбежностью рождает новые вопросы.

Бачинин В.А.  Экзистенциальное путешествие из Скотопригоньевска в М-ск*

Продолжение следует...

Читать по теме:

• Ананасовый компот. Часть I
• Ананасовый компот. Часть II
• Ананасовый компот. Часть III
• Ананасовый компот. Часть IV
• Ананасовый компот. Часть V
• Ананасовый компот. Часть VI
• Ананасовый компот. Часть VII
• Ананасовый компот. Часть VIII
• Ананасовый компот. Часть ХI

©2015 Ирина Дедюхова. Все права защищены.

 

Один комментарий на “Ананасовый компот. Часть IV”