Синопсис романа. Часть XVI

25.03.2017

- Вообще-то выбраковка даже столько специальное определение конторки нашей уборщицы, сколько зоотехнический термин по глоссарию, - раздражено заметила Петрова. - Если собрались выбраковывать нас... так мы-то тогда кто? Кем они нас считают? Крупным рогатым скотом? Или мокрыми курицами?.. Кем?

Ее вопрос повис в общем молчании.

- Ну, хорошо! - тяжело выдохнула Натали. - Давайте все же разберемся с этой выбраковкой. Раз уж Павел читал этот роман, то он должен пересказать сюжет, чтобы мы эту херь не читали . А то второй день не могу ни от кого сути добиться.

- Там, короче, рассказывается про последний этап выбраковки, когда старых выбраковщиков убирают молодые выбраковщики, - начал опять пояснять Павел. - А сама выбраковка, как вы и говорили, Наталья Владимировна, это полное уничтожение гражданских прав... до уровня, кстати, уличных собак, у куриц-бройлеров прав все-таки больше. Там выбраковка как раз и сводится в результате к определению Шарикова из "Собачьего сердца": "мы вчера кошек душили-душили... душили-душили..." Такое ощущение, будто кто-то прощупывал... ну-у...

- Что им за это будет, - догадалась Леночка. - Не за саму выбраковку, а за политические и правовые решения. У нас хоть перед приватизацией государственной собственности и был введен мораторий на смертную казнь, но за свои особо крупные дела они немного переживали.

- А что за маркеры он там ставит по поводу того, что выбраковка - это не есть хорошо? - поинтересовалась Петрова.

- На счет маркеров я его до конца не понял, - признался Павел, - возможно, он хотел получить одну реакцию, проверяя, как люди относятся к разрушению страны и уничтожению государственной собственности... что забыли, а что еще помнят... уничтожена у них как бы такая гражданская память или присутствует еще на уровне атавизмов.

- В принципе, там проверяется эффективность того же "Эха Москвы", выступлений всяких... условно-"правозащитных" обществ, всей идеологической обработки на счет сталинских репрессий, которых никто из живущих воочию не видел, - уточнила Натали.

- Слушайте! - вдруг встрепенулась уборщица. - Это ведь проверка эффективности предыдущей выбраковки как раз в нашей конторе! Если с этой точки зрения посмотреть на деятельность центра Мемориал с непонятной правовой принадлежностью, то там идет, во-первых, уничтожение и переформатирование фрагментов исторической памяти, чтобы сделать невозможным восстановление Союза...

- Да, а в "Выбраковке" Дивова идет постоянное упоминание "Союза", но именно в контексте "Славянского Союза", без Украины и Белоруссии! - подчеркнула Натали.

- Совершенно верно! - согласилась уборщица. - Это означает, что там планы развала прогнозируются дальше, с участием всех экстремистских националистических организаций...

- Крышуемых вашей конторкой из самых уголовных сепаратистских соображений, - заржал Павел.

- Ну, естественно! - пожала плечами уборщица. - Я разве спорю? Если посмотреть конец 90-х и начало нулевых, то там идет процесс развала! Здесь ведь срабатывает и призыв Ельцина "берите власти, сколько хотите!" к региональным руководителям, и националистические сепаратистские тенденции не только на Кавказе, но и в Поволжье, в том же Татарстане у нас под боком... Помните, как Шаймиев приплачивал татарам на госслужбе за национальность? Да и заявления всякие делал... В Чечне физическая выбраковка всех не чеченцев шла полным ходом... В дефолт 1998 года вообще нашей всей нашей государственности давали не более трех недель...

- Вот давайте, Наталья Викторовна, - строгим тоном заметила Петрова, - вы тут маркер своей конторе поставьте, мы тут вообще ни при чем! И с Мемориалом тоже поставьте! Они в этот момент занимались дальнейшим развалом государства, а Дивов в "Выбраковке" визуализирует, прежде всего, существование аморфного "Славянского Союза" в стадии полураспада, скорее всего, без значительной территории сегодняшней России. И отмечает, что все это будет держаться лишь на полном уничтожении гражданских прав населения при росте уголовных тенденций, как в "лихих 90-х" которые к тому времени некстати закончились. Та же самая схема.

- Да, схема та же самая, - пробормотала уборщица, делая себе пометки в блокноте. - Но учитывается противоборство в нашей конторе, возможность его преодоления методами выбраковки... Я хотела бы уточнить, что гражданские права населения не принимаются во внимание вообще... Это заметно прямо с первой главы, в особенности, с учетом того, что у нас сегодня хоть и не 2090-е, но все же даже после 2015 года много воды утекло...

- Давайте, текстом подтверждайте! - скомандовала ей Петрова.

- Да сколько угодно! - невозмутимо ответила уборщица. - Открываем первую главу... в ней описывается, как участковый милиционер по фамилии Мурашкин проходит среди всеобщего благоденствия... которое его отчего-то совсем не успокаивает, он ищет гадов - нарушителей общественного порядка. На улице он их не находит врывается в чужую квартиру, нарушая неприкосновенность жилища из-за плача ребенка...

- Ювеналка? - догадалась Натали.

- Не только, покачала головой уборщица. - Важно ведь, с чего роман начинается, да? Ваша экстремистка вроде так говорит. Так вот роман почему-то начинается с психологического наезда на читателя, маркеры там жестко стоят на психологической травме читателя... Ну, к тому же здесь дается "образ народа" из спившихся деклассированных элементов почему-то нигде не работающих.

- Ага! "Русский - значит трезвый!" - опять заржал Павел. - Теперь понятно, почему правозащитные центры так возбуждались против разгона националистических провокационных движений с бритоголовыми "спортсменами"...

2014 г. Листовка «Русский — значит трезвый» и «Русский выбирает спорт» признана экстремистской

В Забайкальском крае суды двух инстанций Каларского районного и Забайкальского краевого признали листовку с лозунгами «Русский выбирает спорт!!!», «Слава России!!!», «Русский — значит трезвый!» экстремистскими, сообщает Zabinfo.ru со ссылкой на сайт «Юридическая практика». В Федеральном списке экстремистских материалов она была размещена под № 2056.

Напомним, что на днях в Самаре оштрафовали двух активистов «Русской пробежки», поставив им в вину несанкционированный бег в парке.

Правозащитный центр «РОД»

- Это все уже по мелочи, - неодобрительно посмотрела на него уборщица. - Да и вы, Павел, все эти крохи начинаете ухватывать, потому что общая картинка начала на фрагменты рассыпаться. А сами, небось по молодости и на сайтике Беркема выступали, рассказывая, как добыли пистолет и учитесь на мародера... Ну, не надо на меня так пялиться, молодой человек! Я тут про другое!

- Про что это? - ехидно поинтересовался Павел.

- Про борьбу с педофилией! - отрезала уборщица. - Напомню, что после борьбы с экстремизмом пошла борьба с педофилией, причем, не с настоящими педофилами и маньяками, а именно с обвинением граждан в бытовом инцесте, который, дескать, весьма характерен для наших граждан, точнее, терпил... Из отработки этого утверждения ведь затем начинается общий наезд по ювеналке показательные процессы по педофилии, причем, с людьми, имеющими достаточно высокое общественное реноме...

- А при этом все экстремисты по предложению юриста Дмитрия Медведева приравниваются по уровню ущемления прав - к педофилам, - добавила Петрова.

- Ну, вы поняли общие направления, - ушла от прямого ответа уборщица. - Короче, перед тем, как описать визуализацию полной деградации общества, когда нормы общественной морали олицетворяет выбраковщик с пистолетом-парализатором на оплате, обладающий всем объемом прав независимой судебной власти, до этого рисуются "типичные представители" общества люмпены и плебеи, спившиеся педофилы, которых можно только отстреливать, говорить и что-то выяснять с ними смысла не имеет...

- И при этом работать негде, только в обслуживании этого союзного славянского рая, в психушке и выбраковке с милицией, - со дурацким смешком добавил Павел под прямым взглядом уборщицы.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Хроники повествуют, что во времена его правления можно было бросить на улице золотую монету и подобрать ее через неделю на том же месте. Никто не осмелился бы не то что присвоить чужое золото, но даже прикоснуться к нему. И это в стране, где за два года до того воров и бродяг было не меньше, чем оседлого населения – горожан и земледельцев! Как же произошла такая метаморфоза? Очень просто – в результате планомерного очищения общества от «асоциальных элементов».

Участковый Мурашкин лениво брел по вверенной ему территории. Задворки Второй Фрунзенской всегда считались относительно спокойным местом, а теперь здесь можно было вообще помереть с тоски. Особенно – если в твои обязанности входит защита правопорядка. Мурашкин учтиво раскланивался с сидящими на лавочках бабушками и улыбался детишкам, которые весело махали ему руками из недр кукольно-ярких игровых городков. В какой-то момент участковому повезло – знакомый мужик ковырялся в двигателе «Москвича», – но поломка была пустяковая, и вволю почесать языком не получилось.

Заросший грязью пистолет, вечно молчащая рация и планшет со слежавшимися бланками протоколов казались лишними и страшно раздражали. Мир вокруг был стерилен, чист и на вид совершенно безопасен – выскобленный асфальт, ровно подстриженные газоны, спокойные лица прохожих. Мурашкин заглянул в пару магазинов, поболтал с сонными по случаю дневного безлюдья продавцами и окончательно сник. Уселся на лавочку в сквере, закурил и в легком отчаянии подумал, что опять ему совершенно нечем заняться.

Другой бы на его месте радовался, но участковый Мурашкин был, на свою беду, человек долга. Он с детства уяснил, что добро просто обязано иметь кулаки, и если ты за все хорошее и против всего плохого – нужно что-то делать.

Поскольку никаких особенных талантов за Мурашкиным не числилось, он реализовал тягу к переустройству мира самым естественным образом – после армии пошел в милицию. И только-только почувствовал себя на своем месте, как в стране грянули перемены. В первые дни казалось, что новая власть своим знаменитым «Указом Сто два» выплеснула на улицы волну насилия. Но волна довольно быстро схлынула и уволокла с собой почти весь тот контингент, что мешал нормально жить как порядочным налогоплательщикам, так и участковому Мурашкину в их числе.

Нужно отдать должное проклятым выбраковщикам – они причесали город очень частым гребнем.

И из тех, кого забраковали, не вернулся никто. Выбраковка недаром обзывала свои машины «труповозками». Не важно, забрали тебя из грязной коммуналки (а ведь не стало их, коммуналок-то, всего за какой-то год!) или из роскошного пентхауза – вот тут, на набережной, – урод пропадал, освобождая место для нормального, честного, достойного человека.

И как бы ни было противно сознавать, что прямо у тебя под носом орудует сила, которую не сдерживает закон, стальными тисками сковавший тебя самого, – Мурашкин на выбраковщиков не злился. Он понимал – временная мера. В «Указе Сто два» так и написали, черным по белому. Еще пара лет, от силы года три… Поэтому Мурашкину никогда не приходило в голову попроситься в АСБ.

Он по своему нынешнему безделью отлично понимал, что такое оказаться выброшенным из жизни. А ведь это ждет рано или поздно каждого из тех, кто сейчас вместо него, Мурашкина, подставляется под бандитские пули. Хотя какие теперь бандиты… Поубивали всех. А кого не убили – загнали пожизненно на каторгу. По-честному. Мол, вы, ребята, погуляли за наш счет, теперь потрудитесь на наше благо.

И все-таки интересно, чем займутся парни из АСБ, когда правосудие вернется на привычные рельсы и милиция из профилактической службы опять станет тем, чем ей положено быть. Странный народ там, в Агентстве. Своеобразный, если не сказать больше.

«Некоторые, кстати, и говорят не стесняясь», – подумал Мурашкин. И сразу вспомнил, как на прошлой неделе в отделение зашел выбраковщик. Что-то ему нужно было от начальника. Мурашкин, без дела ошивавшийся во дворе и ждавший, когда ребята сменятся и можно будет пойти вдарить по пиву, сразу его вычислил. Невысокий, даже щуплый, лет сорока, с заметной сединой в черных волосах… «Скромный такой. И с ласковыми глазами убийцы». И один лейтенант, видимо знавший выбраковщика в лицо, с порога чуть ли не крикнул: «Какие люди, и без наручников! Вы смотрите, кто пришел! Да это же Пэ Гусев, вождь палачей!»

У Мурашкина тогда все съежилось внутри. А тот Гусев лейтенанту просто кивнул, будто такими репликами его и положено встречать. Показал дежурному свой значок и прошел к начальнику.

Да, худо придется выбраковщикам, когда их услуги окажутся никому не нужны. А ведь милиция им по большому счету в ножки должна поклониться. Мурашкин отлично помнил те времена, когда от него, человека в серой форме, люди шарахались, как от чумного. Теперь полюбили. Малышня так на руки и лезет, взрослые не воротят морду, а первыми здороваются…

Мурашкин курил и думал, какого черта он тут делает. Можно пойти в опорный пункт и вволю поиграть на компьютере. Можно отправиться домой и приготовить что-нибудь эдакое на обед, жену порадовать… По телевизору смотреть днем нечего – гонят советские фильмы и пропагандистские шоу на тему, как хорошо жить в Союзе. Жить-то стало действительно неплохо, но все равно тоска.

Участковый сунул нос за пазуху в надежде, что случайно отключил рацию. Но тусклая красная лампочка горела, и динамик еле слышно шуршал.

Разве что нанести один-другой профилактический визит? Проверить, например, не запила ли вновь эта дура Татьяна. Или в сотый раз попробовать объяснить старому маразматику Дундукову – вот же фамилия! – чтобы перестал на нее строчить анонимки, все равно бумажки с подписью «Борец за нравственность» к рассмотрению не принимаются…

От соседней школы донесся оглушительный вопль, как будто там кого-то резали очень тупым ножом. Мурашкин и ухом не повел – это просто началась большая перемена. Но мысли его пошли по вполне определенному направлению.

Точно, зайти к Татьяне. Она когда запивает, у нее ошиваются разные типы. Ведут себя обычно тихо, ничего криминального, но два неуравновешенных человека в одном помещении – уже повод к бытовухе. А если они еще и нажрутся как следует? Не обидели бы дочь.

Бездетный Мурашкин тяжко переживал, когда у симпатичных детишек оказывались непутевые родители. Дай ему волю, он прелестную белокурую шестилетнюю Машеньку отнял бы у Татьяны силой и удочерил. Все равно ведь мать сопьется и рано или поздно либо на принудительное лечение угодит, либо вообще в лагерь. Только успеет до этого ребенка испортить. Жаль.

Да, к Татьяне. Прямо сейчас. Мурашкин бросил окурок в урну, поднялся и быстрым шагом двинулся в глубь квартала.

Уже поднимаясь на этаж, участковый почувствовал смутное беспокойство. А когда протянул руку к кнопке звонка, услышал неясный звук, доносящийся из квартиры. То ли стон, то ли плач. За обшарпанной дверью происходило что-то нехорошее. Мурашкин позвонил. Никакого ответа. Он позвонил снова. Внутри завозились и притихли.

17.05.2012 г. во Владивостоке вышли на митинг протеста работники одной из крупнейших рыболовецких компаний АО "Дальморепродукт". Полиция Владивостока с энтузиазмом разгоняла собравшихся, требовавших выплаты многомесячного долга по зарплате.
Глава ГИБДД города подполковник полиции Лысенко, здоровый бугай под 100 килограмм, личным примером вдохновляя подчиненных, ударил по лицу молодую женщину, державшую на руках 3-летнюю дочку, задев ударом и малышку.

– Откройте, участковый! – крикнул Мурашкин.

И опять услышал тот же звук. Точно, это плакал ребенок.

Никаких сомнений – там, внутри, стряслась беда. Участковый отошел к противоположной стене, оттолкнулся и наподдал дверь плечом. Влетел в квартиру с дверью в обнимку, упал, вскочил и бросился вперед.

Хозяйка валялась в коридоре, Мурашкин и дверь на пару едва ее не зашибли. Да Мурашкин чуть было и не принял женщину за мертвую. Но Татьяна вдруг открыла глаза, тупо посмотрела на участкового и пробормотала:

– И ты тоже пошел на х…й…

После чего с отчетливым стуком уронила голову набок и, кажется, заснула.

Мурашкин толкнул дверь в комнату и остолбенел. Перед ним стоял какой-то незнакомый пропитой мужик и поспешно заправлял рубаху в штаны. А забившаяся в угол Машенька, заливаясь слезами, размазывала по чумазой мордашке белое и липкое.

Дальше участковый действовал четко и стремительно.

И так хладнокровно, как до этого никогда в жизни.

- Ужас какой! - окончательно расстроилась Петрова. - Прямо с этого и начинает? Это после разных пафосных вступлений о том, как выбраковка себя не оправдала? Но только не надо врать, будто на улице тишь да гладь, если дома такие картины... Мы-то в курсе, что человек себя на улице ведет достойно, если у него все в доме нормально. Если на улице все так прекрасно, то дома должно быть еще лучше... ведь социальную среду пока никто не отменял!

- Сопляк подчеркнул, что участковый Мурашкин знал и Татьяну, и Машеньку! - взяла след Натали. - Такое впечатление, что он сам там бывал в этом притоне, а убийство совершил в состоянии аффекта.

- Ты права, - тут же вернулась к тексту Петрова. - Пожалуй, тут есть маркер на педофилию самого писателя, не говоря об участковом Мурашкине... Но ты смотри, как его прет, как только почувствовал "свободу творчества" под крышей конторского дядечки. А все эти маркеры о переживаниях по поводу бездетности... как-то мимо денег. Ему важно было, чтобы прелестную девочку родители "не испортили". В узком плане, не думая о будущем ребенка, там прогнозируется только будущее родителей. У детей будущего не предусматривается.

- Да как в нашей милиции-полиции пекутся о чужих детях, какие планы имею на их счет, - добавила Натали, - недавняя заметка о преступном бездействии, которую еще на коллегии разбирали.

18.01.2017 г. В полиции отказались принять заявление у женщины на угрозы коллекторов, пока те не нападут на ребенка

За чужие долги «вышибалы» угрожают даже 10-летней девочке.

Давно известно: берешь в долг чужие деньги – отдаешь свои.

А если расплачиваться приходится за чужие долги? Закон о коллекторах приняли, но легче стало ненамного. От физических действий вышибалы долгов перешли к моральному давлению, и оно порой оказывается весьма ощутимым, особенно когда шантажируют детьми.

Петербурженка Зинаида Железнова (имя изменено. – ред.) со своей матерью не живет уже больше 20 лет: Тамара Михайловна пристрастилась к водке и постепенно опустилась на дно.

Когда появились микрозаймовые организации, женщине они показались клондайком: бери – не хочу, пей сколько влезет.

А поручителем пропойца стала указывает свою дочь Зинаиду, которая не ведала о том ни сном, ни духом.

Но – до поры до времени.

Однажды Зинаиде позвонили и в грубой форме сказали: не вернешь деньги – пострадает десятилетняя дочь.

В соцсети Зинаиде разъяснили подробно:

«Зина, ты хочешь, чтобы вся ваша семейка позорилась из-за долга 14 тысяч твоей мамашки-аферистки, старой хабалки Тамарки? Так мы тебе устроим веселую жизнь, обещаем. Анечка обрадуется, когда директор школы узнает обо всём и будет собирать с ее одноклассников пожертвования для вас, нищих попрошаек…».

Оказалось, займодатели скопировали списки друзей Зинаиды и Ани, скачали фотографии из их альбомов. И если у матери персональные данные закрыты от сторонних пользователей, то 10-летняя дочь указала на страничке школу, класс и даже номер своего мобильного телефона с домашним адресом.

Узнав об этом, Зинаида нашла деньги и отнесла «ростовщикам».

Два месяца было тихо, и женщина вздохнула свободно. Оказалось, рано радовалась: мать опять заняла денег и не отдала. Что в >нее взять, у нее ни кола, ни двора, ни имущества.

И коллекторы вновь стали шантажировать Зинаиду:

«Срок добровольной оплаты истекает сегодня в 17:00. После этого Анины друзья получат ооочень интересные послания, она им в глаза даже смотреть не сможет. Кстати, списки имен мы скопировали, так что прятаться бессмысленно. Выбирай: деньги или репутация…».

И Зинаида вновь заняла необходимую сумму и погасила материнский долг.

После этого она написала официальное заявление, в котором уведомила: мать не платежеспособна и алкоголезависима, ей нельзя выдавать кредиты.

Но не прошло и полугода, как ей снова одобрили микрозайм.

И далее по проторенной дорожке: у алкоголички взять нечего, вышибалы угрожают Зинаиде.

«НЕТ ОСНОВАНИЙ»

Зинаида поняла, что так будет продолжаться бесконечно.

И вместо того, чтобы нести очередную порцию денег, дочь должницы обратилась за помощью в полицию.

Но ей отказали.

30 января 2016 г. Ульяновск. Родители мальчика, пострадавшего в результате поджога дома коллектором, рассказали о его самочувствии

«Мне не позволили подать заявление, - написала Зинаида в Аппарат Уполномоченного по правам детей, куда обратилась за поддержкой. - Сказали, что все эти угрозы – пустой звук. Пока на меня и моего ребенка не будет совершено нападение, никаких оснований для принятия мер не имеется».

- Мать попросила защитить ее семью от непрекращающегося морального давления, - рассказывают в Аппарате Светланы Агапитовой. - Ведь никто не знает, когда коллекторы перейдут от слов к действиям. И тогда искать управу, возможно, будет поздно.

Оказывается, это уже далеко не первая жалоба на кредиторов, которую люди в отчаянии пишут детскому омбудсмену, отчаявшись получить помощь от правоохранительных органов.

И если в предыдущих случаях родители хотя бы сами занимали деньги, то в случае с Зинаидой Железновой это сделала ее мать без ее ведома, и женщине приходится расплачиваться по чужим счетам.

- Мы обратились в районную прокуратуру с просьбой разобраться, на каком основании у Зинаиды отказались принять заявление, - объясняет Светлана Агапитова. - Кроме того, направим ходатайство в Главное Управление МВДРоссии по городу и области и Национальную ассоциацию профессиональных коллекторских агентств (НАПКА) – пускай оценят методы работы данного агентства.

НА ЗАМЕТКУ

Светлана Агапитова советует: родители должны объяснять сыновьям и дочкам, что не стоит открывать всему миру все свои данные, тем более адрес и телефон. Излишняя откровенность в Интернете может стать опасной. А руках недоброжелателей даже самая невинная информация рискует стать опасным оружием против семьи.

- Так что лживую инфу щенок сливает, - подчеркнула Натали. - Точно этот козел давно хотел с Машенькой попедофилить!

- У нас ведь родители только и делают, что портят детей! - опять некстати заржал Павел. - Это, кстати, цитатка из вашей экстремистки! Она доказывает, что в кампании по педофилии, инцестах и прочих наездах на родителей - обществу навязываются стереотипные поведенческие мотивации деклассированного чернокожего населения США, с трудом интегрирующегося в общество после столетия рабства и жесткой политики, проводившейся сегрегации до конца 60-х.

- Ну, она как всегда, права, - с сожалением констатировала уборщица. - Тут еще один маркер нашей конторке, в которой очень многие начали перенимать на нашей почве методики общественных манипуляций ЦРУ, предназначенных для совершенно другого контингента граждан.

- А раз все рассчитано на других граждан, то и реакция получилась другая, - уловила Петрова ее мысль. - А в чем там главная ошибка?

- Ну, у нас все же есть общество, - усмехнулась уборщица, - причем, общество в целом намного грамотнее этого хлыща... и других хлыщей, которые так и полезли в писатели "по военной линии"... Но их изначально и выставляли в качестве противовеса технической и научной интеллигенции... Помните ведь дискуссии о том, что экстремистку профессор физики может читать, а всех других хлыщей - нет.

- Это опять попрание гражданских прав, - констатировала Петрова. - Причем, попрание прав действительного авангарда общества - в угоду...

- Уголовному быдлу! - радостно заржал Павел, допив водку из пластикового стаканчика. - А в результате они там и получили совсем другой расклад по общественному мнению. По-моему, всех, кто участвовал в разработке этого проекта с раскручиванием романа "Выбраковка", страшно испугала восторженная реакция населения на саму перспективу полного физического уничтожения олигархов, эффективных собственников, естественных монополистов - без суда и следствия, как собак приблудных.

- Да, в отличие от "Мародера" и "Карателя" Беркема, там ведь, так или иначе, есть сверх идея, которая все равно звучит, как не стараются стянуть одеяло на себя наши конторские, - уточнила уборщица. - Там идет речь не о сохранении собственной шкуры и гражданском противостоянии, а о назревшей необходимости избавиться в государственном управлении от коррупции и уголовки. И дается визуализация, как будет хорошо на улице... Возможно, поэтому там и идет вначале отвратительная сцена с педофилией, которая должна испортить это светлое озарение.

- Что, мол, природу человека выбраковка не исправит, выбраковка должна длиться вечно? - уточнила Натали.

- Скорее, что выбраковка вообще не должна начинаться, поскольку все, на самом деле, еще хуже воров и коррупционеров, все на дому инцестят, маньячат и педофилят по полной программе, - поправила ее уборщица. - Но... что бы они там не считали и кем бы не представляли терпил, а всех увлекла гипотетическая перспектива отлова всех коррупционеров с парализатором, по образу и подобию догхантеров, с последующим возмездием и конфискацией наворованного...

- Совершенно верно! - подтвердил Павел. - Да это ведь еще давалось со специфическим матерком от вашей конторы, Наталья Викторовна. Они же любят у вас с таким специфическим матом пристроиться в качестве своих в доску.

- А редакции 1999 года и 2010 года отличались? - поинтересовалась Петрова.

- Практические нет! - ответил Павел. - Может мата меньше стало. Там сама ситуация поменялась! В 1999 году возникли предпосылки экономического подъема, шла борьба между председателем правительства Примаковым и некоронованным королем Березовским, там шел вой о приватизации. А эта приватизация, хоть и была узаконена с 1 января 1997 года после второго прихода к власти Ельцина, но почему-то шла с чисто уголовным сопровождением: коррупцией, убийствами, шантажом, вымогательством и развернувшимся тогда похищением людей, прежде всего детей...

- А я скажу почему это все! - вставила свое веское слово Натали. - Потому что черного козла не отмоешь до бела!

- Про козлов больше не надо, лады? - попросила ее Петрова по-дружески. - Еще про козлов здесь не хватало! Зомби вполне достаточно, даже выше крыши.

- А дальше, - сменил тему Павел, - у Дивова маркеры стоят на уже сделанные выводы, кем-то другим сделанные, до него. А вообще все должно быть объективно изложено, выводы должен читатель делать...

- Боже мой, как мудрено, - пожаловалась Петрова. - Паша, пожалей мои мозги! Если ты еще начнешь изображать Эркюля Пуаро, я концы с вами отдам... И в датах запуталась... Я же записей не веду, как Наталья Викторовна.

- А что Наталья Викторовна? - вскинулась уборщица. - Как чуть чего, так сразу Наталья Викторовна! Какие тут даты требуются, собственно? Роман написан в 1999 году, после введения нового УК РФ, где воровать государственную собственность разрешается по закону. Мальчик сказал, что с большим трудом писал его пять лет. Роман подает как социальную утопию, якобы впервые опубликованную в 2015 году, сопровождают пояснения от 90-х годов ХХI века о достопамятных временах выбраковки, которую устраивало АСТ...

- Интересно, что сам этот фантаст даже не знает, что задолго до 2015 года книгоиздание в России накроется медным тазом, все будут читать электронные книги, - засмеялась захмелевшая от водки Леночка. - Я в метро в Москве еще в 2014 году почти не видела людей с нормальными книгами, все с электронными были или на телефоне читали, планшеты еще были, но сейчас и планшетов-то нет.

- Что там за маркеры чужих выводов? - спросила Петрова, подняв глаза на Павла.

- Начало мы посмотрели, - пояснил Павел, - там затянутые пояснения на счет того. что выбраковка как бы в целом неправильно, а главное, не эффективна... Потом идет 28 главок небольших, а потом опять какие-то послесловия и глоссарии про технику и вооружение АСТ, еще какие-то сведения, чтобы типа восстановить историческую картину. Вроде как времени прошло очень много с 2015 года до 2090-х, все уже и думать забыли, что такие были.

- Ага, тебе эти многословные послесловия что-то напоминает? - догадалась Петрова.

- Да сводки и ориентировки мне напоминает, срезы при мониторинге, которые дают коллеги Натальи Викторовны, когда кого-то долго пасут, - помявшись, сказал Павел. - Раньше в глаза не бросалось, а нынче начитался всякого, так сразу заметил.

- Нет, реакция не просчитывается, она навязывается, - задумчиво покачало головой уборщица, - а это бессмысленно, особенно при этих щенках - "военных писателях", которые сейчас пачками палятся... Самое отвратительное, что из расчета прогнозируемой реакции многие вещи говорятся и делаются... а расхождение идет все дальше.

- Ты думаешь, там реакция рассчитывается? - с сомнением в голосе спросила ее Натали. - У меня другое впечатление... они творят что попало, потому что с катушек съехали. И можете опять поднимать меня на смех, но такое у меня впечатление, что их экстремистка зомбирует! О ком она не напишет, тот съезжает с катушек и начинает творить что попало, нести вслух пургу...

- Может они и раньше такими были, - возразила Петрова, - просто раньше мы этого не замечали? У нас в ее деле от конторских какие были указания по личностям?

- Кадыров, Астахов и жена Медведева! - отчеканила Натали.

- Ну и в какой они жэ нахрен теперь? - риторически спросила Петрова. - От Медведевой, кстати, той же осенью Димон съехал. За что боролась, на то и напоролась. Не за экстремистской ей надо было гоняться, а за своими холуйскими бабами-приживалками.

- А мне больше всего нравится, как она с остальными "пророками" Кадырова строит, - улыбнулась уборщица. - Только тот разойдется, только расфуфырится, его только хрясь! И опять все о нем забыли на полгода.

- А у меня Греф из ума не выходит, - призналась Натали. - Я давно подозревала, что он не в своем уме... Но как его разобрали "пророки" и на огурцовой, так помните, что оп отколол с получением кредита в ущербном виде? Хотя он с самого начала не внушал доверия.

- А как вам его идиотская выходка с оскорблением сограждан "дауншифтерами"? - невинно осведомилась лысая Леночка, хлопая глазками.

- Да это уж вообще маразм какой-то! - отозвалась Натали. - И понимаю, о чем намек! Конечно, это явная ст.282! Но мы же понимаем, что он психолого-психиатрической экспертизы пройти не сможет.

- Особенно, если ее будете проводить вы, Наталья Леонидовна! - заржал не выдержавший Павел. - Это все цветочки, а вот что теперь делать с Улюкаевым, которого экстремистка регулярно зачищала с момента введения ключевой ставки?..

18.01.2016 г. Дауншифтер Греф, тактик Улюкаев и пожилой Чубайс

Владивосток, понедельник, 18 января , РИА Vladnews.

Нужно менять модель образования от детских садов до вузов

Жизнь кипит и меняется, но не в экономическом блоке правительства РФ. На манеже – все те же. Гайдаровский форум поразил откровениями команды уже потасканных мальчишей-плохишей. Герои 90-х десятки лет уничтожали либеральными реформами страну и теперь озвучили результат своей деятельности. Г. Греф: «Мы проиграли конкуренцию, надо честно сказать. И это технологическое порабощение – мы оказались в числе стран, которые проигрывают, в списке стран-дауншифтеров». Вот это номер, действительно, на цирковой тянет. Пахала команда Гайдара без устали два десятка лет и честно призналась, что ввергли Россию в яму похлеще, по словам же Грефа, чем перед «прошлой индустриальной революцией».

Вероятно, Греф является оракулом команды молодости 90-х, дальше он ошарашивает очередным безумием. «Нужно менять модель образования от детских садов до вузов. Вся модель образования должна быть радикально изменена» – считает Греф. «Мы пытаемся воспроизводить старую советскую абсолютно негодную систему образования, мы напихиваем в детей огромное количество знаний».

Читать далее: Все новости Владивостока и Дальнего Востока на Vladnews.ru

- Да, кстати, а что Мурашкину было за два трупа? - вдруг встрепенулась Петрова.

- А ничего особенного, - ответила уборщица. - С этим эпизодом вводится главный выбраковщик Гусев, который взял эти трупы на себя. Им можно было мочить, а вот ментам нет. И картинка маслом про знойную жизнь в выбраковке.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

...Телефонный звонок разбудил Гусева в полдень. Гусев, не открывая глаз, свесился с кровати и принялся шарить по полу. Как ни странно, телефон не нащупывался, а свисать было очень неудобно – какой-то валик твердо врезался в живот. Потом рука зацепила что-то стеклянное, которое тут же упало и покатилось. Гусев заподозрил недоброе, с трудом разлепил один глаз и обнаружил, что лежит поперек своего любимого кресла в гостиной, а на полу вокруг в живописном беспорядке валяются пивные бутылки.

Кряхтя и постанывая, Гусев сполз на пол и начал тыкаться носом в пузыри, втайне надеясь, что хоть один да оставил вчера без внимания. Чуточку жидкости прочистить мозги. А заодно и вернуть себе дар речи, потому что телефон, судя по назойливому курлыканью, вознамерился-таки его допечь и призвать к ответу.

Бутылки оказались пусты. Гусев не без труда встал на ноги и поплелся на кухню. Походя он снял с базы радиотрубку и прижал ее обеими руками к груди, пытаясь хоть так приглушить сигнал.

Трубка задушенно хрюкала с методичностью, достойной лучшего применения. То ли это ошибся номером какой-нибудь факс-модем, то ли звонил человек, знающий гусевский распорядок дня и железно уверенный, что абонент дома. Первое было предпочтительнее, но в чудеса Гусев принципиально не верил. Скорее всего настойчивые звонки предвещали очередную свеженькую, с пылу с жару, неприятность.

Телефон умолк на пороге кухни, да так неожиданно, что Гусев даже остановился. С глубоким сомнением посмотрел на трубку. А потом, будто очнувшись, сунул ее не глядя в окружающее пространство (оказалось – в забитую грязной посудой раковину) и прыгнул к холодильнику.

На полочке лежала заначка – две бутылки «Балтики» номер три. Гусев огляделся в поисках открывалки, сообразил, что та после вчерашнего наверняка в гостиной, и, недолго думая, уцепился пробкой за край батареи. Несильно врезал сверху раскрытой ладонью (пробка с тихим звяканьем укатилась под ноги) и жадно припал к горлышку.

Через несколько секунд бутылка опустела наполовину, а в глазах человека появилось более или менее осмысленное выражение. Гусев тяжело выдохнул, уселся за кухонный столик и мысленно обложил последними словами гадину, разбудившую его раньше времени. Ни особого похмелья, ни физической разбитости Гусев не ощущал. Он просто все еще был здорово пьян. Оставалось только допить пиво, раздеться и лечь в кровать. Хотя бы часика на три-четыре. Инструктаж перед ночным в семнадцать. Хотя какое это ночное – так, зайти отметиться… Нет больше тройки Гусева. И когда ему теперь дадут хотя бы одного стажера, черт его знает. А в одиночку выбраковщика никто на работу не пустит. Мало ли что ему в голову взбредет.

- Наталья Викторовна, что-то хорошо ваша водочка пошла, не в службу, а в дружбу, взаимообразно! - попросила Петрова уборщицу, подставляя к ее блокноту пустой пластиковый стаканчик. - С утра хотелось напиться... чтоб уж этой магической выбраковке достаться под анестезией.

Сразу все остальные заныли "И мне!.. И мне!..", поэтому уборщица со словами "Это все! Больше нет, честное пионерское!" выставила на стол еще две бутылки "Калашникова", материализовавшиеся прямо из воздуха.

- Я хочу заметить, - сказала уборщица, легко хрякнув над уже пустым стаканом, - что этот щенок на старух разжигает Старухи ему что-то очень не нравятся. Какое-то у него проблемы с матерью... или бабкой? Но он их на всех транслирует, как маленькая вонючая гадина. Никакого уважения, блин. Я, с вашего позволения, еще дюбну. А то меня от этой писанины всегда такой сушняк...

- Когда возьмут его за жабры, - сказала Натали, поддержав ее инициативу, с удовольствием замахнув стаканчик, - то надо будет на экспертизе расспросить, не было ли у него в детстве случаев инцеста, особенно, с сожителями матери.

- Ну, вы уж вообще, Наталья Леонидовна, - заметил Павел, морщась после водки, - зверюга да и только! Вот поэтому вас всех Дивов и не любит!

Потому что мы страшные и ужасные? - развеселилась захмелевшая Петрова. - А я лично не в претензии! Пускай боится щенок! Спуску ему не дадим.

- Ну, вот вам пассажи про старух, про то, как их убивать не жалко, - подал ей Павел свой смартфон. - Достоевский нервно высмаркивается в бумажное полотенце. Какая там старуха-процентщица? Мочи старух и выкладывай паспорт с пенсионным на видное место!

Ирина вернулась на место, покачала головой и попробовала снова заняться делом. Но оказалось, что не слышать разговор за дверью она больше не может. Речь обеих старушек была наполнена многозначительными интонациями и привлекла бы внимание любого нормального человека – казалось, что бабульки обсуждают проблемы войны и мира. Да к тому же и в полный голос.
Ирина через силу продолжала стучать по клавишам, но в какой-то момент не выдержала и прислушалась – о чем же за дверью идет речь. Тут как раз к беседе присоединилась третья бабка. Конечно же, усевшаяся на приличной дистанции от первых двух, поближе к тихо бормочущему телевизору.
– А как вас зовут?
– Лидия Ивановна.
– Какое имя красивое – Лидия… А у меня внучка Лидочка… Представляете, маленькая совсем.
– Да, а у моего мужа, он, правда, уже покойный… Жалко, так тяжело умирал человек… А такой человек был хороший… Как его моя дочка любила! А дочка замечательная. Когда она, бывало, звонит мне в больницу и спрашивает – а как папа, – я говорю, вот папа так-то и так-то, ты не волнуйся… Она говорит – ничего, я сама ему позвоню. Вот как отца любила! Боялась, вдруг я чего ей недоскажу, как с ним плохо. Беспокоилась.
– А у меня ведь тоже внучка есть, только уже большая. Наверное, почти как ваша дочка.
– А вам сколько лет?
– Да мне… Семьдесят восемь.
– Ну! Это вы еще молодая. Когда вам будет восемьдесят пять, как мне, вот тогда вы поймете, как это – быть старой.
«Чистой воды «салонное слабоумие», – подумала Ирина. – Ну, это надолго. Они могут поддерживать такой разговор до бесконечности, пока родственников и знакомых хватит».
И действительно, беседа плавно разворачивалась именно по такому сценарию. В кабинете Ирина тупо глядела в монитор и отчаянно боролась с желанием то ли побиться головой об стол, то ли выйти и поубивать бабушек.
Примерно через полтора часа старушки все-таки умолкли, потому что забыли, о чем дальше положено разговаривать. Или не могли вспомнить, у кого еще какие родственники есть. Споткнулись на ровном месте. Ирина слегка приободрилась. И тут…
– А вот этот-то, посмотрите! Он второй раз за утро идет курить. Надо же, как люди курят! Вредно! Нет, вы не знаете, Елизавета Марковна, как это вредно! Я была в санатории, где нам рассказывали о том, как именно влияет курение на здоровье человека. Нет, вы не представляете! Да-да-да, и легкие, и печень даже страдает!
– Надо же, и печень?!
– Да-да-да!
И бабки с упоением погрузились в благодатную тему – перемывание косточек молодежи, которая злоупотребляет курением, пьянством и другими формами разврата. Ирина со стоном уронила голову на руки. «Господи! Ну за что?! Ладно, какое-то время я не обращала на них внимания. Потом оказалось, что мешает гул. Потом ты начинаешь понимать, что слышишь этот дурацкий разговор во всех подробностях. А когда начинается обсуждение того, насколько плохо себя ведет нынешняя молодежь… В том числе и тот, кто второй раз за утро идет в курилку… И это – безумные дуры, у которых даже компьютерная томография наличия мозгов не обнаружит! Да, очень хочется выйти с большой дубиной и сказать – если вы сейчас не заткнете свои языки в свою поганую задницу… Но сделать этого никак нельзя.
А хорошо бы!!!
Неплохо бы принять такой закон, чтобы некоторые категории стариков тоже списывали в брак. Только не получится – власть имущие чересчур пекутся о старых людях. Почему-то считается, что именно такие бабки – главная опора правительства. Ирина решила взять себя в руки и как-то справиться с эмоциями. «Они же старые, они маразматички, у них «салонное слабоумие». Заняться им нечем совершенно. Дрыхнуть круглые сутки они не могут, им еще не выдали достаточное количество таблеток. Бедные старухи. И все-таки… Сдохли бы они поскорее!!!
«Вот если бы они все передохли! – мечтала Ирина, позабыв, что минуту назад пыталась вызвать в себе понимание и сочувствие к чужим проблемам. – Тогда никакая сволочь не могла бы мне лично сообщить о том, что я обязана делать и как мне вредно что-либо делать вообще в этой жизни. Например, моя проклятая бабуля, мать ее за ногу… Они, суки, ведь тоже занимались черт знает чем в свое время, а теперь не могут! Реализовать свои потуги на то, как должен быть устроен мир с их точки зрения, они тоже не в состоянии. И поэтому сидят и брюзжат. Все, на что способны. Безмозглые старые коровы!
И почему меня это так заводит, в конце концов?! Да потому что они дуры! Какого черта они в таком идиотском состоянии живут на белом свете?!
И мне же еще, не приведи господь, с ними работать, и быть внимательной, ласковой, понимающей!
Да я и сейчас это делаю, потому что не выскочила и не заорала».
Старушки бубнили, Ирина злилась. Потом наступил обеденный перерыв, но уже в полвторого бабки вернулись и принялись талдычить дальше.
«Чем бы еще себя успокоить? – думала Ирина. – Ну, допустим, раз они такие живут, значит, Господь решил. Может, им положено так страдать. Может, они действительно страдают, находясь в таком состоянии».
Тут явился на психотерапию сумасшедший Петя. Он долго рассказывал Ирине, как его мучает деспот отец, достает целенаправленно, пытается извести. Все шло хорошо. Но посреди своего монолога Петя вдруг подскочил в кресле и взвыл:
– Ну а вот эти, вот эти старые тетки! Они третий день мне спать не дают своими дурацкими слабоумными разговорами!
«Боже, как я тебя понимаю, бедный мальчик!»
– Почему их никто еще не убил? – возмущался Петя. – Куда выбраковка смотрит?! Так и хочется выйти и дать им всем трубой по башке, чтоб заткнулись и больше никогда не возникали!!!
– Ну, Петя, – сказала Ирина через силу, – не только вам хочется многим людям дать по голове. Но мы же этого не делаем.
– И я не делаю, но очень хочется! Убивать надо таких сволочей. Ведь они же сядут друг от друга подальше, ни хрена не слышат…
Выслушав эту тираду от больного парня, Ирина подумала, что, наверное, она все-таки умнее, да и здоровее в том числе. «Да и постарше буду. Так что все-таки надо решить эту проблему».
Внутренне настроив себя на спокойный и конструктивный разговор, она вышла из кабинета, прервав разговор бабушек, которые появлению доктора очень удивились.
– Извините, – сказала Ирина спокойно, – дело в том, что я очень прошу вас пересесть вон в тот угол поближе друг к другу. И вам будет легче разговаривать между собой, и все-таки будет тише, сейчас ведь тихий час.
Одна из бабулек на секунду задумалась и сообщила:
– Да мы знаем! Мы и Пете мешаем…
«Расстрелять!» – подумала Ирина.
– И Пете мешаете. Да вы поймите, я еще и работаю все-таки вот здесь, за этой дверью.
– Да? – сказала бабка с некоторым удивлением.
– Да, и если вы сядете чуть-чуть подальше отсюда и поближе друг к другу, то все будут довольны.
Бабки принялись со скрипом выкарабкиваться из кресел.
Ирина вернулась в кабинет, сдерживая улыбку. Ей вдруг стало очень смешно. Действительно – она столько времени не могла толком работать, потому что ее одолевали те же мысли, которые несчастного больного Петю мучают в течение всего дня!
И еще неизвестно, кто бы первым бросился на бабок с кулаками. Если бы сумасшедший мальчик не напомнил вовремя доктору, что тот все еще нормален и может решать такие вопросы, не теряя человеческого облика.

- Это уж последняя 28-я глава, - пояснил Павел. - Короче, всех выбраковщиков специально готовили перед тем, как начинать выбраковывать...

- Куклы вуду подбрасывали? - спросила Натали.

- Нет, больше года их готовили к мысли, что их потолок - уличная преступность, уничтожение бродячих животных, бомжей собирать... все такое, по мелочи, - пояснил Павел. - Их даже в мэрию их уже не пускали. Мозги промывали, подрывали волю... Там все начинали думать, что типа они выполнили свою функцию, и их надо распускать.

- Да-да! - заметила уборщица, - так это и делается в натуре. Но откуда щенку-то с мамой из Третьяковки об этом знать? И, конечно, не описывается, как готовили новых выбраковщиков?

- Нет! Об этом ни слова, - подтвердил Павел. - Ну, а этим все заканчивается. Там едет с работы эта психушница, а к ней на эскалаторе мужик пристает. А тут, значит, его Гусев насмерть выбраковывает. Они знакомятся... и все!

- Как все? - удивилась Натали.

- А вот так... все!

Эскалатор был почти пуст, и она – спокойная женщина в спокойном городе – вступила на разворачивавшуюся ступеньку, думая о своем.
Шаги, которые раздавались за спиной, ничуть не беспокоили ее, пока человек не остановился на ступеньку выше и не повернулся к Ирине лицом. Молодой, довольно высокий парень, чуть сутулые плечи, кепка на голове, из-под нее выглядывают светло-каштановые волосы, нос капельку длинноват. В общем, вполне обычный тип, только чем-то неприятен.
– Девушка, вы прекрасны! – раздался чуть глуховатый голос.
– Правда? – улыбнулась она. А что еще оставалось делать?
– Девушка, вы смущаетесь. Я хочу только познакомиться с вами.
– А я нет, – отрезала Ирина.
– Я не про то говорю. – Он снова приблизился. – Все девушки любят романтику, и по вашим глазам я вижу все. Вы просто Венера Милосская. Я отвезу вас за город на машине. Я вам покажу такие места! И вы тоже увидите, как черти и ведьмочки прыгают даже в тех местах по проводам!
«Мама! – Она невольно отступила на ступень ниже. – Господи, и никого вокруг!» Впервые в жизни Ирина об этом пожалела.
– А ведьмочки – они хорошенькие, как вы, только вы другая, у вас энергия другая. У меня тоже. Вы позволите мне искупать вас в ванной и почувствуете такой приток сил!
Этого она уже перенести не могла.
– Какая ванная! Я знать вас не хочу и слушать тоже! – Ирина посмотрела ему прямо в глаза, и ее пробрал озноб. Глаза были абсолютно чистые, прозрачные, довольно светлые, как льдинки. Особую странность им придавал зрачок. Абсолютно черный, он вызывал лишь одну ассоциацию, на уровне ощущения – с черной дырой, которая засасывает в себя.
«Прямо наш пациент. Ну почему сейчас, когда я к этому совершенно не готова? Почему не в клинике? И что мне теперь с ним делать?!»
– Ваша душа так чиста – я вижу это. Не то что у них – сплошь чернота. – Он понизил голос, приблизив лицо к ней.
– У кого? – автоматически переспросила она.
– Вы еще не знаете… – Он ненадолго умолк, склонив голову набок. Внезапно лицо его просветлело. – Но вы-то! Вы чистая, прекрасная моя. Я всегда знал, что встречу такое чудо. Истинное чудо на свете, человек – высший разум!
– Да, скорее всего. – С этим нельзя было не соглашаться. Только уж слишком приподнято. И очень хотелось отодвинуться, заслониться от чересчур близкого контакта с этим незнакомым человеком. Ирина поняла – она не может задействовать свои профессиональные качества сейчас, она просто не готова. Ей страшно. «Помогите кто-нибудь!»
– Конечно, высший, у настоящих людей, – продолжал разглагольствовать незнакомец. – Он покоряет. И их мы покорим тоже. Много позже. Но не печальтесь. Я буду с вами. Защищу и позабочусь. Я буду мыть вам ноги и купать. Вы никогда не чувствовали такого потока энергии, когда вас купают. Я вам ее передам…
«О боже, снова купать!»
Смутное подозрение зародилось в ее голове и, не успев оформиться в слова, вызвало больший испуг. Еще раз невольно, с недоверием заглянув ему в глаза, остановившиеся, немигающие, погруженные в себя, Ирина прочитала: «Только выведи меня оттуда, изнутри, наружу – и смерть».
«Он же совсем больной – не дистанцированный, с бредом. И полным отсутствием контроля. Эскалатор кончается. Что с ними вообще-то делают на открытом пространстве?» – пронеслось у нее в голове, а в это время она уже кивала и произносила:
– Да, принять поток энергии от другого человека и передать часть своей – это проявление высшего единения… – Наконец-то в ней проснулся опытный профессионал.
Эскалатор уже почти вынес их наверх. Впереди показались какие-то люди, но вряд ли они могли помочь. Ирина до конца осознала, что за типа ей принесла нелегкая. Этот человек смертельно опасен. Малейший неудачный жест, крошечная ошибка в разговоре – и он взорвется. А что у него в кармане, где он держит руку? Нож?
Додумать она не успела. Только заметила боковым зрением, что впереди и чуть левее стоит у аптечного киоска мужчина и очень внимательно изучает ее лицо. Дальше время спрессовалось, и за какие-то секунды произошло очень много всего. Мужчина сделал резкое движение, раздался звонкий треск, и сумасшедший, закатив глаза, начал медленно валиться на спину. Двое молодых парней, будто соткавшиеся из воздуха, подскочили и буквально сдернули его с эскалатора. А тот мужчина оказался совсем рядом и протянул ей руку. Левую. В правой у него было оружие – большой и какой-то игрушечный с виду пистолет.
– Прошу, – сказал он, и Ирина шагнула наконец-то на твердую землю. Впервые за этот утомительный день.
– Леша! – мужчина обернулся к парням. – В угол его, подальше. Установи личность. Андрей! Быстро мне контакт со здешними ментами, утряси что положено. И «труповозку» вызови. Так… – Он спрятал пистолет.
– Все нормально! – Это подбежала от турникетов взволнованная дежурная.
Мужчина отвел в сторону лацкан куртки, и на его груди вспыхнула переливчатыми огнями яркая эмблема.
«АСБ! – догадалась Ирина. – Разумеется, кто же еще. Слава богу!» Она никогда раньше не видела так близко настоящего выбраковщика, и значок мужчины сверкнул перед ней как символ полного избавления от любой мыслимой и немыслимой беды.

- Потом, правда, еще Гусев видел этого Мурашкина с Машенькой... Но уже в самом конце. И тогда уже совсем все.

Гусев на миг отвлекся – им навстречу попалась умилительная пара. Невысокий крепко сбитый милиционер вел за руку прелестную светловолосую девочку лет шести-семи. Девочка что-то радостно щебетала, а милиционер ей поддакивал с очень серьезным видом. Заметно было, что он просто тает от удовольствия и совершенно не стесняется показать это всему миру.
«Классический счастливый отец, – подумал Гусев. – Надо же, как его распирает. Почему я всегда боялся иметь детей? Трусливый дурак. Может, еще не поздно? Конечно, не поздно. Уехать к чертовой матери отсюда, жениться, завести ребенка… Нужно просто решиться. Хоть раз в жизни что-то твердо решить. Поступить наконец-то по-мужски. Господи, как приятно идти рядом с женщиной, которая тебе по-настоящему понравилась! Хоть бери ее в охапку… и пусть даже в Африку!»
– Как ваша голова? – вспомнила Ирина.
– Я даже забыл. Прошла. Совершенно. Мне просто хорошо. С вами.
– Знаете… Мне тоже.
– Вот и замечательно, – сказал Гусев.
Он на секунду обернулся, провожая взглядом милиционера с девочкой.
Участковый Мурашкин посадил Машеньку себе на руки и нежно поцеловал в щеку.

- Наталья Викторовна, посмотрите, пожалуйста, на своем планшете, во сколько сегодня солнце садится, - неожиданно попросила уборщицу Петрова, будто что-то вспомнив. Леночка внимательно посмотрела на нее, очевидно, тоже припомнив поразившую ее фразу начальника о том, что он явится после захода солнца.

В руках уборщицы вместо немедленно исчезнувшего блокнота внезапно так же неожиданно материализовался небольшой планшет от Билайна. Павла каждый раз неприятно удивляли резкие исчезновения-появления предметов в руках этой ловкой бабы, как и само ее дискретное пребывание в их обществе методом то потухнет, то погаснет.

Чтобы засечь ее отлучки и перемещения по кабинету, надо было бы следить за ней, не отрывая взгляда и не моргая. А это было не совсем прилично. Прикрыв веки как бы в расслабленном от алкогольного опьянения состоянии, Павел зорко отслеживал ее неприметное невооруженному глазу курсирование от салатниц в центре затейливо выгнутого стола в приемной - до подносов с тарталетками на подоконнике, где она, прихватив снедь для себя и Натальи Леонидовны, умудрялась еще и просканировать стоянку перед прокуратурой и всю окружавшую вход в отделение действительность.

После того, как она возникла у него за спиной в кабинете Петровой, хотя за секунду до этого спала на стуле беспробудным сном, запрокинув голову, Павел никак не мог избавиться от неприятного ощущения, что в следующий разок в ее руках может появиться из ниоткуда хороший нарезной ствол, а на лице - кривая ухмылка с предложением "Hande hoch!", от которого он точно не сможет отказаться.

И в целом от нее веяло чем-то таким... специфическим, и Павел поневоле пришел к выводу, что не таким уж понижением было для этой дамочки место уборщицы. Скорее, это и было чем-то вроде ее специфики. Даже думать не хотелось, где она побывала в уборщицах раньше. Странно было, как подозрительная, мнительная и обиженная на всех Наталья Леонидовна, полностью расположившись к этой представительнице "старой школы", даже не чувствует, насколько той естественно и привычно кого-то убрать, зачистить, а после еще и педантично уничтожить все следы... Как говорится, без проблем. Одно слово... уборщица!

- Сегодня солнце взойдёт в 06:56, достигнет высшей точки в 12:37, а зайдёт в 18:18. Долгота дня составит 11ч 21мин 17с, что на 4мин 51с больше, чем вчера! - тут же зачитала уборщица донесение с планшета.

- А сейчас сколько? - озабоченно спросила Петрова.

- О! Сейчас 18:14! - Заметила уборщица. - Интересно, что все умелись к 18:10, последним вышел Осинский.

- Так мы что теперь, одни остались? - дрогнувшим голосом спросила Леночка.

- Ну, не совсем одни! - бодрым тоном ответила ей Петрова, поджигая свечу в подтаявшей горке крабового салата. - Мы же все-таки с Павлом!

Павел даже не стал приосаниваться, расправляя плечи, как его учила Петрова в таких случаях, поскольку в этот момент уборщица и Наталья Леонидовна синхронно хмыкнули, выражая таким образом большие сомнения на его счет.

"Ну, что поделать? На все не угодишь!"- подумал он за мгновение перед тем, как в отделении кто-то вырубил свет. Павлу даже показалось, что он услышал в гулкой тишине щелчок рубильника, хотя тот находился у самого входа за вахтой, которую бакалавр Осинский не имел права оставлять без приказа. Сероватые сумерки за окном оттеняло слабое пламя свечи.

- Вот сейчас мне опять страшно! - прошептала Леночка.

- Пст! - шикнула на нее уборщица. - Сюда идет!