Огурцова на линии

Ну, ясно, что разговор об этом зайдет непременно, причем, посреди начавшегося разговора о советском феномене национальной литературы, выдающийся представитель которой недавно помер.

А раз у нас недавно был "Макбет"... поэтому, стоило лишь заметить, что только у нас в опере так и выпускают троицу ведьм, а в нормальных постановках там хор ведьм с тремя основными партиями, но без визуализации этой замечательной троицы... как вокруг начало твориться несусветное.

Тем более, что все это нагнетание происходит накануне романа Апдайка, который значительно отличается от киношки... хотя бы потому, что в киношке ведьмы такие... неосознанные, стихийные и ни в чем не виноватые... на уровне крика: "Не виноватая я! Он сам пришел!"

У Апдайка троицы ведьм вполне традиционная, скрывающая свои магические способности лишь для лениво соблюдаемых приличий.

Тут, кстати, стоило бы в очередной раз съехидничать, что без меня никто так и не поймет, чем же сегодня является для нас тот же "Макбет". Мы о нем уже говорили, когда многие с удивлением узнали... о чем в нем написано в целом.

А сегодня речь пойдет о трех ведьмах, образ которых вообще никак не отпускает... давая самые дикие адаптации... от медицинских сестер времен Первой мировой войны... вплоть до трех бомжей на помойке, что в целом и в частности весьма и весьма обидно. Давайте, я немного поясню, как следует относиться хотя бы к новой попытке экранизировать "Макбета" в 2015 году, когда три ведьмы символизировали три возраста женщины, причем... чисто в моей интерпретации (обычно принято выделять четыре возраста, вообще-то). И в литературе, и в жизни, и в сторонних попытках создать/навязать (за меня/мне) "образ автора".

Пустошь. Гроза. Входят три ведьмы.

Первая ведьма

Когда при молниях, под гром
Мы в дождь сойдемся вновь втроем?

Вторая ведьма

Как только завершится бой
Победой стороны одной.

Третья ведьма

Перед вечернею зарей.

Первая ведьма

Где встреча?

Вторая ведьма

В вересках.

Третья ведьма
До тьмы
Макбета там увидим мы.

Первая ведьма

Кот мяукнул. - Нам пора!

Все ведьмы
(вместе)

Жаба укнула. - Летим!
Грань меж добром и злом, сотрись.
Сквозь пар гнилой помчимся ввысь.
(Исчезают.)

Уильям Шекспир "Макбет", перевод Юрия Корнеева

Тоже ведь... нечто вроде бабской черной магии... или цыганского уличного гипноза... как уж кому понравится. Но к этой магии принято нынче прибегать настолько часто... что... пора бы восстановить статус кво трех ведьм, а то уж... вообще.

Перед тем, как перейти к основной части нашего очередного исследования, напомню... чисто из стервозности, что август - удачное время отчиститься... от всякого, включая и это самое. У многих нынче всякого рода проблемы со здоровьем и общим самочувствием, вызванным... разного рода негативными воздействиями.

Вовсе я не такая уж добрая сегодня. Как, впрочем, и вчера. В целом я терпеть не могу, когда при мне жрут людей, но это мои личные проблемы... эстетики и художественного восприятия. К тому же... отлично знаю по началу августа 2012 года, когда многое сказала и сделала для общей пользы, а получила... одни пакости.

Тем не менее, порекомендую следующее. Просто, чтоб вас не взяли уж вовсе голыми руками... тепленькими. Никогда не задумывались, почему большинство пакостей стараются сосредоточить именно в августе-сентябре?.. Долго объяснять, да и ни к чему. Просто имейте в виду, что это для вашей пользы... как и последующее, конечно. Но вот это - самое необходимое прямо сейчас.

С помидорами пора заканчивать. Думаю, вам и самим салаты надоели еще в июле. Огурцов можете употреблять сколько угодно, лучше всего без соли и совершенно без всего. А помидоры надо консервировать, не май месяц, оставьте помидоры до зимы. Баклажаны тоже лучше всего пойдут со второй половины сентября, а сейчас жрите кабачки. Морковь, чеснок и немного фарша здесь будут очень кстати.

Можно есть арбузы, пить кефир, употреблять разные кашки без сливочного масла, разумеется. Чернослив, ягоды, мюсли... и по желанию добавить к рациону слабощелочной минералки.

Короче, именно сейчас вы менее всего защищены. Короткое время, когда все к вам липнет, а ведь некоторые этим пользуются. А с какой стати им пользоваться вами, если у меня на вас планы куда более... полезные во всех смыслах. Прежде всего, для вас самих.

...Посмотрела на свой ролик четырехлетней давности. Ну, что сказать? В руках себя держать все же научилась. Это ведь снято уже после того, как передо мной карточку зарплатную ломали, а после вышла глумиться уж совсем последняя местная сволочь.

Прошло четыре года... и можно подвести итоги. А четыре года это ведь очень небольшой срок, мизерный. А некоторым жэ хорошо припекает, верно? Да пусть посидят еще... сколько смогут. Заметим, речь далее идет о том, что сделают с вами... в том же русле.

Меня хоть не обвиняли, будто это я национальную валюту обрушила из-за природной склонности к валютным махинациям. А вас обвинили и запросто! Кто за вас заступился? Может, прокуратура?... Нет, опять я. Как и тогда, когда не меня, а вас начали брить наголо за долг в 15 тысяч рублей, избивать, убивать и насиловать уже не силами мигрантов, а вполне местных "коллекторов".

А все ведь идет отсюда! Я же говорила, что многие вопросы лучше решать средствами литературы, в ее ткани. Тогда и дерьма в реальной жизни будет намного меньше.

Для этого нужна самая малость! Во-первых, следует настоящее отличать от дерьма. Так сказать, отделять зерна от плевел. У нас бытует выражение более приземленное и практическое - о мухах и котлетах. Но зерна и плевелы - более точное сопоставление, поскольку зерно - это жизнь, настоящая и будущая. Из зерна поднимется колос, приумножив само зерно на пригоршню.

А котлета... это чисто пожрать, такое и в холодильнике долго не хранится. Это из области "лучше в нас, чем в таз". Как видите, очень многое сразу меняется, стоит лишь весьма избирательно различать настоящую литературу от предлагаемого нынче эрзаца.

Так вот поближе начнем переходить к "Макбету". Коснемся мы его... немного с другой стороны. Объяснений поступкам леди Макбет в мировой литературе было множество. В последнем фильме 2015 года домысливается ее предыдущая жизнь до пояснения (в духе фильма 2006 года), будто леди Макбет стала "плохой" лишь потому, что у нее умер ребенок.

Честно говоря, полагала, что это будет всего лишь одна и недлинная статья. Но... пока и не знаю, каким же образом подойти к заявленной сути. Помните, как-то ответила Андрею Кочуру, что в нашем случае никак не обойтись без женщин, поскольку настоящие мужчины (весьма немногочисленные, к моему сожалению) - имеют дело с голимым бабством.

Вот и пришла пора уточнить, что же это за бабство такое. А то некоторым невдомек, от чего это меня настолько раздражают напоминания, что ведь  очередная проститутка, шлюха и воровка... типа "она ведь - женщина!" Дудки, настоящая женщина - это я, а все остальные... это кое-что с ушами.

Почему речь идет о женской природе зла? Начнем с того, что все отлично знают, что такое хорошо, а что такое плохо. А поступают плохо, потому что поступать хорошо - очень трудно, а хочется всяких поблажек себе самому. Одна поблажка тянет за собой другую... и вот ты уж весь в дерьме, считая, что ведь ничего особенного не случилось, а праведную жизнь можно начать... буквально завтра.

Зло - это слабость, это оправдание, это поблажка. В условиях, когда все отлично различают добро и зло. А вот когда начинают их путать, оправдываясь, мол, в болотном тумане и не разглядишь, где верх, а где низ... то из этого тумана уже никогда не выйдут.

...Однажды я привела в пример одному местечковому подонку испанскую пословицу "Настоящий мужчина никогда не оправдывается!" Смысл ее был в том, что настоящий мужчина не ищет справочек об освобождении от физкультуры, не бежит на больничный после обысков, не начинает спекулировать на национальности, а все же несет ответственность за свои поступки.

Ах, как этот чудак на букву "му" разорался, что такую поговорку я сама придумала, а вот испанцы на нее никак не способны. Я многое, конечно, могу придумать и сама, почти все, но на испанцев наговаривать не стану. Оправдание - это ведь попытка уйти от ответственности в тот момент, когда надо воспринять всю ее тяжесть. Да и отвечает настоящий мужчина не только за себя.

Магия... это тоже попытка переложить ответственность, не нести ее наравне со всеми, а выйти в дамки за чужой счет. Просто к слову.

Теперь вернемся к роману Апдайка со стороны... феминизма. Кстати, помните, какой феминизм у нас вдруг неожиданно разыгрался сразу после разрушения СССР? Вывалило всякое бабье на ровном месте и совершенно неожиданно для всех, презервативы лезли в школы раздавать... младшим школьникам. Типа у них башку снесло, они резко добро и зло перепутали.

Против романа Апдайка всегда выступали феминистки. И вновь заметим, что при всей популярности его творчества ни один литературоед (трупоед) ни разу не сказал, что Апдайк просто пересказал "Макбета" на свой манер, более пристально вглядевшись в трех ведьм так, если бы они жили обычной жизнью.

Спросите, кто ж у них там леди Макбет? Да та святоша, жена редактора городской газеты Фелиция. В принципе, даже ее помешательство - это же визитная карточка леди Макбет.

Мне иногда кажется, что Шекспир нарочно назвал свою пьесу "Макбет", в то время как Лесков писал про "Леди Макбет Мценского уезда".

Судя по роману Апдайка, ему тоже казалось, что именно леди Макбет была настоящей целью трех ведьм... Да-да, уж очень доставала своей правильностью, своими пафосными моралями, прямой спиной в первом церковном ряду... этой уверенностью, что никакой порок ее не коснется...

Что там этот Макбет? Стоило ему поддаться на уловки... и он стал всего лишь картинкой на термической салфетке для горяченького. Некоторые ведь любят погорячее.

Фелисия размотала полосатые шерстяные шарфы с головы и горла и топнула ногами, обутыми в ботинки.

– Такие бестолковые люди живут в этом городе; они действительно проголосовали за то, чтобы сменить название Портовая площадь на площадь Казмиржака в честь того идиота, мальчишки, который поехал во Вьетнам, чтоб там его убили.

Она стянула ботинки.

– Ну и ну, – сказал Клайд, стараясь быть тактичным. С тех пор как плоть Сьюки, ее шерстка и мускусный запах затопили клетки его мозга, предназначенные для супруги, Фелисия казалась ему прозрачной, женщиной, нарисованной на салфетке, которую могло унести ветром. – Да корабли не заходят туда уже восемьдесят лет. Там все засорено илом после бури 88. – Он наивно гордился своей точностью; наряду с астрономией Клайд в те годы, когда его голова была ясной, интересовался природными катаклизмами: извержение Кракатау, окутавшее Землю пылью, наводнение 1931 года в Китае, жертвами которого стали почти четыре миллиона человек, землетрясение 1755 года в Лиссабоне, случившееся, когда все верующие были в церкви.

– Но было так приятно, – сказала Фелисия, улыбаясь неуместной быстрой улыбкой, свидетельствующей, что она считала свои слова бесспорными, – на Портовой улице стоят скамейки для стариков и старый гранитный обелиск, совсем непохожий на военный памятник.

– Ну, так там и будет по-прежнему хорошо, – предположил он, удивляясь, что еще один дюйм виски смог милосердно одолеть его.

– Нет, не будет, – бросила Фелисия резко, стягивая пальто. На ее запястье поблескивал широкий медный браслет, Клайд его раньше не видел. Он напоминал о Сьюки, которая иногда не снимала украшений и больше ничего на ней не было, она ходила, блистая наготой, по темным комнатам, где они любили друг друга. – Скоро они захотят переименовать Портовую улицу, Дубравную, а потом и сам Иствик, послушавшись какого-нибудь выходца из низов, не придумавшего ничего лучше, чем идти и жечь деревни напалмом.

– На самом деле Казмиржака помнят хорошим, милым ребенком. Несколько лет назад он был защитником в футбольной команде, а теперь в списке погибших! Вот почему люди так тяжело восприняли его гибель прошлым летом.

– Ну, я это не восприняла тяжело, – сказала Фелисия, улыбаясь, как будто ее точка зрения решила этот спор. Она подошла к огню, который он разжег в камине, чтобы согреть руки, и, полуотвернувшись, что-то делала со своим ртом, как будто освобождая волос из губ. Клайд не знал, почему этот ставший знакомым жест разозлил его, хотя из всех непривлекательных черт, которые Фелисия приобрела с возрастом, это несчастье не могло истолковываться как недостаток. Утром он увидит перья, солому, монетки, еще блестящие от слюны, приклеившиеся к ее подушке, и захочет растолкать ее, ощущая шум в голове. – Можно подумать, – настаивала она, – он родился и вырос в Иствике! Его семья приехала сюда лет пять назад, и его отец не пытался найти настоящую работу, а трудился с бригадой на укладке дорог, чтобы потом можно было шесть месяцев не работать, получая пособие. Он сегодня пришел на собрание в черном галстуке, перепачканном лицом. Бедная миссис К., она постаралась одеться получше, чтобы не выглядеть как проститутка, но, боюсь, у нее это не получилось.

Фелисия очень любила бесправных вообще, но, когда дело касалось кого-то конкретно, она брезгливо зажимала нос. Это была для нее прекрасная возможность пуститься в нудные рассуждения, и Клайд уже не мог удержаться и не подлить масла в огонь.

– Думаю, что площадь Казмиржака – это совсем неплохо, – сказал он.

Маленькие безумные глаза Фелисии вспыхнули.

– Нет, ты так не думаешь. Ты думаешь, что эта дерьмовая площадь не так уж и плоха! Тебе наплевать, что за мир мы оставим нашим детям или какие войны мы им навяжем. И убьем мы себя этим или нет, но ты отравляешь себя смертельно прямо сейчас, и то, чего ты хочешь, это утянуть за собой весь земной шар, вот что ты об этом думаешь. – Ее дикция стала неясной, и она осторожно сняла с языка маленькую булавку и что-то напоминающее кусочек ластика.

– Что-то я не вижу, чтобы они были рядом, наши дети, которым мы должны передать мир, какой бы он ни был, – усмехнулся Клайд. Он осушил стакан шотландского виски со вкусом дыма и вереска среди кубиков хлорированной воды. Лед стучал о зубы; он думал о губах Сьюки, о ее мягком выражении удовольствия, даже когда она пыталась быть серьезной и грустной. Он сделал ее грустной, вот о чем он сожалел. Ее губная помада имела слабый вишневый вкус и иногда оставляла след на двух ее передних зубах. Он встал, чтобы снова наполнить стакан, и покачнулся. Частички Сьюки – пухлые пальцы на ее ногах, тронутые алым, медное ожерелье из полумесяцев, светло-рыжие хохолки у нее под мышками – безостановочно трепетали вокруг него. Бутылка обитала на нижней полке, ниже большого собрания сочинений Бальзака, похожего на множество коричневых гробиков.

– Да, и это тоже выводит тебя из себя – то, что Дженни и Крис уехали, как будто можно вечно удерживать детей дома, как будто мир не должен меняться и расти. Проснись, Клайд. Ты думал, что жизнь будет всегда, как в детских книжках, которые мамочка и папочка клали тебе на кровать каждый раз, как ты заболевал, во всех этих «Астрономах», «Детской классике», книжках-раскрасках с нестираемыми контурами и хорошенькими заточенными цветными карандашиками в аккуратных коробочках. Но жизнь – это живой организм, Клайд, мир это организм, он живет, чувствует, движется, в то время как ты все сидишь и играешься со своей дурацкой газетенкой, как будто ты все еще выздоравливающий в постели маменькин сынок. Твой так называемый репортер Сьюки Ружмонт была сегодня на собрании, сидела, задрав свой поросячий нос, говоря всем своим видом: «Я знаю кое-что такое, чего вы не знаете».

«Язык, – думал он, – наверное, является тем проклятием, за которое нас изгнали из рая. А мы здесь пытаемся учить ему бедных добродушных шимпанзе и улыбчивых дельфинов». Бутылка «Джонни Уокер» услужливо смеялась своей опрокинутой глоткой.

– Не думай же, о-ох, – продолжала Фелисия, и голос ее уже сорвался на вопли. – Не думай же, что я не знаю о тебе и этой распутнице, я читаю тебя, как книгу, ты хотел бы оттрахать ее, если бы мог, но у тебя кишка тонка, ты не смог.

И вот дальше... так напоминает монолог леди Макбет!

– Ты сидишь здесь, – продолжала Фелисия с ядовитой злобностью, уже от нее самой не зависящей, с одержимостью, овладевшей ее ртом и глазами, – ты сидишь здесь, мечтая о Дженни и Крисе, у которых хватило, по меньшей мере, мужества и ума, чтобы навсегда распрощаться с этим богом забытым городишком и попробовать самостоятельно сделать карьеру там, где что-то происходит, ты сидишь и мечтаешь, а знаешь, что они мне однажды о тебе сказали? Ты действительно хочешь это знать? Они сказали: «Мам, а ведь было бы здорово, если бы папа от нас ушел?» Но, знаешь, они вынуждены были прибавить: «Просто он бесхарактерный». Презрительно, как чужие: «Просто он бесхарактерный».

«Блеск, – думал Клайд, – блеск риторики». Вот что было действительно невыносимым: искусные паузы и повторы, то, как она цепляла струны слов и превращала это в музыкальную тему, как она расставляла свои напыщенные точки перед огромной мысленной аудиторией, поглощенная до предела рядами трибун. Кучка кнопок вышла из ее пищевода в кульминационный момент речи, но даже это не остановило ее. Фелисия быстро выплюнула их в руку и бросила в горящие поленья. Они слабо зашипели, цветные головки почернели.

– Совсем без характера, – сказала она, извлекая последнюю кнопку и резко бросив ее в щель между кирпичами и экраном камина, – но он хочет превратить весь город в памятник этой ужасной войне. Это все, должно быть, похоже на, как они это называют, синдром, когда безвольный пьяница хочет утянуть за собой весь мир. Гитлер, вот кого ты напоминаешь мне, Клайд. Другой слабый человек, против которого не устоял мир. Ну, сейчас этого не случится. – Теперь воображаемая толпа появилась за спиной Фелисии, она вела войска. «Мы смело встречаем зло», – призывала она, ее взгляд был направлен на что-то у него над головой.

Многое в характере леди Макбет пытаются списать на то, что она потеряла ребенка. Прямо у Шекспира об этом не говорится, но ведь она упоминает, что сама кормила ребенка... о котором потом ни слова. Ах, этот душечка наш Вильям усиленно искал оправдания прекрасной леди...

Леди Макбет
Но разве зверь тебе твой план внушил?
Его задумав, был ты человеком
И больше был бы им, когда б посмел
Стать большим, чем ты был. Удобный случай
Ты сам себе хотел создать, и вот,
Когда он сам собою наступил,
Ты отступаешь. Я кормила грудью
И знаю: сладко обнимать младенца,
Когда к тебе он тянется с улыбкой.
Но я бы, из его беззубых десен
Сосец мой вырвав, голову ему
Сама разбила, поклянись я так,
Как ты.

Однако "вести с полей" леди Макбет становятся известны до приезда супруга. И там есть такой крошечный фрагмент женской магии... который напрямую касается изменения естественного порядка вещей. И, заметим, в этот момент прекрасная леди нисколько не путается, она отлично знает, кого призывает на свою голову.

Леди Макбет

...Прокаркав со стены о злополучном
Прибытии Дункана, даже ворон.
Ко мне, о духи смерти! Измените
Мой пол. Меня от головы до пят
Злодейством напитайте. Кровь мою
Сгустите. Вход для жалости закройте,
Чтоб голосом раскаянья природа
Мою решимость не поколебала.
Припав к моим сосцам, не молоко,
А желчь из них высасывайте жадно,
Невидимые демоны убийства,
Где б злу вы ни служили. Ночь глухая,
Спустись, себя окутав адским дымом,
Чтоб нож не видел наносимых ран,
Чтоб небо, глянув сквозь просветы мрака,
Не возопило: "Стой!"

Да, стоило поменять эти два монолога местами, чтобы вдруг услышать, кто призывал этих трех ведьм, кто ими хотел повелевать (помыкать, довлеть и т.д.).

Мы все считаем, что это это Макбет довел бедняжку до тяжелого депрессивного состояния... а вот у Апдайка Клайд после того, как покончил с нескончаемыми монологами Фелиции... деловито завершает начатое.

Ага, при этом Апдайк - сексист, а Шекспир... он, отчего-то ни одного упрека от этих странных феминисток не снискал ни разу...

Клайд выпил залпом остаток виски. Он обжег ему пищевод. Фелисия ошибалась, утверждая, что у него нет характера. Ставя бокал на каминную доску, он мог краем глаза увидеть ее ногу в чулке, неловко отставленную, словно в шаге сложного танца. В Уорвикской средней школе она и правда была подвижной и любила танцевать под прекрасные, раскачивающиеся и завывающие звуки биг-бэнда; такую музыку могли тогда исполнять даже маленькие местные оркестры. Когда Фелисия начинала кружиться, кончик ее языка показывался между зубов. Клайд наклонился, поднял Лукреция с пола и поставил обратно на полку. Спустился в подвал, чтобы найти веревку. Непристойно старый очаг пережевывал свое топливо с неестественным воем; его хрупкий, ржавый панцирь терял так много тепла, что подвал был самым уютным местом в доме. Там раньше располагалась комната для стирки, и от прежних владельцев остались древняя «Бенедикс» с прессом для отжима, старомодный запах керосина и даже корзина прищепок на круглой оловянной крышке лохани. Он вспомнил игры, в которые играл когда-то с прищепками, рисуя на них цветными карандашами маленьких длинноногих человечков в круглых шляпах, похожих на шапочки моряков. Веревки для белья, теперь ими никто не пользуется. Но здесь был моток веревки, аккуратно свернутый и засунутый за старую стиральную машину в царство паутины. Клайд неожиданно осознал, что рука провидения явно вела его. Своими собственными темными руками – жилистыми, искривленными, отвратительными старческими клешнями – он резко дернул веревку и внимательно отмерил два или три метра, отыскивая протертые места, которые могут не выдержать. Пара ржавых ножниц удобно легла в руку, и он отрезал кусок веревки нужной длины. Когда взбираешься в гору, делаешь по одному шагу и не смотришь вверх; решение плавно вело его, с пыльной веревкой в руках, обратно по ступеням. Он свернул налево на кухню и посмотрел вверх, потолок здесь был когда-то понижен во время реконструкции и представлял собой непрочную поверхность из текстурированных плиток, закрепленных на алюминиевой решетке. В других комнатах первого этажа были оштукатуренные потолки высотой три метра; орнаментированные розетки для люстр – ни на одной из них люстр давно не висело – не смогли бы выдержать его веса, даже если бы он забрался на стремянку и нашел выступ, чтобы привязать веревку. [...]

...Поразительно, но женщины никогда не насыщаются любовью. Если ты хорошенько потрудишься, им через минуту хочется еще, как будто это то же самое, что достать газету. Даже Фелисия, судя по тому, что она сказала, ненавидела его. Прежде в этот ночной час он сделал бы еще глоток, сидя у гаснущего огня и давая ей время, чтобы лечь в постель и уснуть в ожидании его. Выговорившись, она мгновенно сваливалась и отключалась. Интересно, а не было ли у Фелисии гипогликемии? По утрам у нее была ясная голова, и призрачная аудитория, перед которой она произносила речи, рассеивалась. Она, казалось, не осознавала, что приводила его в бешенство. Иногда в субботу или воскресенье утром она оставалась в ночной рубашке, соблазняя его с целью примирения. Вы думаете, что мужчина и женщина, жившие так долго вместе, могли бы найти минуту, чтобы это наверстать? Упущенные возможности. Если бы сегодня он смог все это вынести и дать ей благополучно подняться по лестнице… Но и эта возможность вместе с внуками, вместе с лечением его желудка, пострадавшего от спиртного, и вместе с неприятностями с зубным протезом была не в счет.

У Клайда было ощущение, что сейчас он существует в нескольких лицах, как двойники с телевидения. В это время суток он с процессией таких двойников должен взойти по ступеням. Ступени. Безвольно свисающая старая веревка все еще покачивалась в его руке. Паутина с нее осела на его вельветовых брюках. Господи, дай мне силы.

Лестница была, пожалуй, роскошной, в викторианском стиле, после площадки она раздваивалась посередине. Искусно построенная когда-то, с видом на задний двор и сад, она немного обветшала в последние годы. Веревка, привязанная к одной из балясин вверху лестницы, должна была обеспечить достаточное расстояние от нижних ступеней, которые могли служить помостом виселицы. Он понес веревку наверх, на лестничную площадку второго этажа. Работал быстро, чувствуя, что может отключиться после выпитого. Рифовый узел вяжется слева направо, затем справа налево. Или как там? Сначала у него получился «бабий» узел. Было трудно манипулировать руками в узком пространстве между квадратными основаниями балясин; он ободрал костяшки пальцев. Казалось, что руки очень далеко от глаз и светятся, как будто погруженные в неземную воду. Потребовались чудеса калькуляции, чтобы рассчитать, где должна быть петля (не более пятнадцати – двадцати сантиметров под узким облицованным настилом с его трогательным изящным карнизом, или ноги могут достать до ступеней, и тело, это безрассудное животное, будет бороться за жизнь) и какого размера нужна петля для его головы. Если будет слишком большая, он выпадет, если слишком тугая, он может просто задохнуться, а искусство висельника состоит в том, чтобы шея сломалась – он читал об этом не один раз – благодаря неожиданному резкому давлению на шейные позвонки. Тюремные заключенные пользовались для этого своими ремнями, но у них только синели лица. Когда Крис был бойскаутом (это было много лет назад), случился скандал с командиром отряда бойскаутов, сломавшим тогда шалаш при попытке самоубийства. Клайд, в конце концов, сделал приблизительный вариант сложного скользящего узла и отпустил петлю, чтобы она свешивалась через край. Со стороны, если наклониться над перилами, вид был тошнотворный; веревка слегка качнулась и продолжала качаться, превращенная струей воздуха, незваного гостя в этом продуваемом доме, в маятник.

Сердце Клайда было уже не здесь, но с методичной решимостью, которая помогла ему подготовить к печати десять тысяч номеров газеты, он пошел в теплый подвал (старый камин жевал и жевал топливо) и принес алюминиевую стремянку. Она была легкой, как пушинка, могущество ангелов снизошло на него. Он принес также несколько деревянных обрезков и с их помощью установил стремянку на покрытые ковром ступени таким образом, чтобы одна пара пластиковых ножек покоилась тремя уровнями ниже другой, стоящей на поленьях, а прикрепленные крестообразно рейки без ступеней были бы вертикальны и вся наклонная конструкция в форме буквы «А» опрокинулась бы от легкого толчка. Последнее, что он увидит, как он определил, будет вход с улицы и указующий свет полукруглого окошка над дверью из цветного стекла, его неясный на рассвете симметричный рисунок, освещенный натриевым свечением далекого уличного фонаря.

Вблизи при свете звезд царапины на алюминиевой стремянке казались следами хаотичного движения атомов в газовой камере. Все поражало своей отчетливостью,  во множестве сходящиеся и пересекающиеся линии лестницы были именно такими, какими их задумал архитектор. Клайд Гэбриел был в состоянии экстаза, в голову пришла мысль, что нечего бояться, душа, конечно, проходит сквозь материю, как божественная искра, какой она и является, после жизни, конечно, откроются неограниченные возможности, он сможет все уладить с Фелисией, и Сьюки у него будет тоже, и не один раз, а бесконечное число раз, как предполагал Ницше. Туман всей жизни рассеивался: все было четко и ясно, смысл выражения, что звезды поют ему, Candida sidera, придавал светлый оттенок его вялому духу в мерзости самодовольства.

Перед тем, как продолжить... отмечу главное. Ну... таки да. В каждом конкретном случае приходится вам, господа, вплотную столкнуться с ведьмами. И когда насчитаете до трех, непременно надо поискать где-то поблизости притаившуюся леди Макбет.

Продолжение следует...

Читать по теме:

• О женской природе зла. Часть I
• О женской природе зла. Часть II
• О женской природе зла. Часть III
• О женской природе зла. Часть IV
• О женской природе зла. Часть V
• О женской природе зла. Часть VI
• О женской природе зла. Часть VII
• О женской природе зла. Часть VIII

©2016 Ирина Дедюхова. Все права защищены.

Комментарии (2) на “О женской природе зла. Часть I”