Огурцова на линии

Статья вторая. Мастер на обочине клумбы очень диких маргариток

Андрей Ферез. Поэзия сюрреализма

Бывает так: какая-то истома;
В ушах не умолкает бой часов;
Вдали раскат стихающего грома.
Неузнанных и пленных голосов
Мне чудятся и жалобы и стоны,
Сужается какой-то тайный круг,
Но в этой бездне шепотов и звонов
Встает один, все победивший звук.
Так вкруг него непоправимо тихо,
Что слышно, как в лесу растет трава,
Как по земле идет с котомкой лихо...
Но вот уже послышались слова
И легких рифм сигнальные звоночки,—
Тогда я начинаю понимать,
И просто продиктованные строчки
Ложатся в белоснежную тетрадь.

Анна Ахматова "Тайны ремесла", I

Название этого цикла статей выглядит достаточно громоздким, если подходить к нему строго в канонах звучания Великого и Могучего, к чему у меня несколько более тонкий слух, как у любого человека, которому русский покорился отнюдь не сразу и с большим трудом. Моё восприятие русского  не настолько «замыленнoе», как у тех, кто получил его «просто так», поэтому я понимаю, что статью следовало бы назвать «Культура и псевдокультура».

Но смысл этого цикла... несколько в другом. Хочу подчеркнуть мысль, которая тревожила меня всякий раз, когда приходилось рассматривать различные замещения настоящих явлений культуры - псевдокультурой: подобные замещения вызываются вовсе не чьей-то недостаточной личной культурой, а исключительным желанием присвоить чужую частную собственность, причем, лиц, напрямую не связанных с производством артефактов культуры.

Сразу отметим, что речь идет вовсе не о плагиате или ином присвоении плодов творчества одного деятеля культуры - другим, псевдокультурным или, напротив, более культурным.

Хотя русская литература имеет длительный спор о «плагиате» между Гончаровым и Тургеневым, надо сказать, что благодаря этому доказанному заимствованию фабул, идей и схематичных образов Тургеневым - мы имеем редкую возможность сравнить два совершенно различных подхода к развитию одной и той же темы смены жизненного уклада. Кстати, этот спор многое объясняет в творчестве Тургенева, где, в отличие от абсолютного реализма Гончарова, присутствуют явные «скандальные» нотки в пользу разночинных «демократических движений».

Заметим, что Тургенев, в отличие от Гончарова, в России старался подолгу не задерживаться. Именно в этом я вижу его желание выдать за реальность заведомо нереальные в России вещи, без их анализа, с попыткой облагородить то, что возникает, как правило, отнюдь не от излишнего благородства. Из курса средней школы мы помним, как этим самым «творчеством» новых нежизнеспособных героев-однодневок, которыми пестрели романы Тургенева в отличие от выстраданных, большими трудами рождавшихся образов романов Гончарова, - в русской литературе была создана почва для целого пласта псевдокультуры.

Псевдокультура в виде «низких жанров», жанровой литературы вообще - всегда растет рядом с настоящими явлениями культуры. Как симпатичная сорная травка может оттенять настоящие шедевры на политой трудовым потом клумбе. Но как только сорняк затягивает клумбу, не давая подняться основным культурам, так все теряет оформленный вид. Прямо на глазах стремительно пропадает бывший культурный слой.

Да и сам сорняк производит уже иное, отвратительное впечатление своей неуместностью в центре клумбы, жадной необузданной силой. Впрочем, держится он недолго, за ним тут же приходят куда более серьезные бурьяны, окончательно истощая почву, превращая клочок дивной природы в замшелые колючие задворки, которые предприимчивые жители начинают использовать в качестве помойки.

* * *

Нам проще разбираться в этом давнем споре двух русских прозаиков. Мы прекрасно знаем, каким сорнякам открыл дорогу в русскую литературу предприимчивый Тургенев своими базаровыми-инсаровыми, как они облагодетельствовали возлюбленный ими народ. Заметим, что произведения Гончарова пропитаны любовью к России, а вот «зрелые» творенья Тургенева... как-то не особенно. Там больше таких... «стремлений к свободе», всяческих разоблачений и обвинений обществу.

За Тургеневым «в литературу» тут же лезет сорняк-Чернышевский, который пока «с виду такой же» или «почти такой же». Но от его урода-Рахметьева - становится уже рукой подать к совершенно «новым людям» типа Швондера и Клима Чугункина, гипофиз которого может превратить в социальное чудовище даже мечтательного дворового песика. Тут трансформация «борца за народное счастье» - как на ладони.

И мы видим, среди каких бурьянов после всех процессов «демократизации» в литературе приходится пробивать почву и выживать Булгакову и Шолохову. Тут недавно была передача по каналу «Культура» о творчестве писателя Леонова, в частности о его романе «Вор». Люди, превозносившие этот цветистый сорнячок, явно не читали его романы «сами по себе», без всяких филологических наводок и пиарных пояснений, кто из известных людей восхищался вслух этим литературным занудством.

И уж, если говорить о методе «роман в романе», возникшем еще в средневековой почти изустной литературе, то разве можно поставить Леонова вровень с Лесковым? Здесь уж точно видно, кто из них - наглый сорняк. Но ведь в романе «Вор», говоря о перерождении красного командира в налетчика, как бы пытаясь продолжить глубоко религиозные мотивы прозы Лескова, - Леонов не говорит всей правды о... судьбе частной собственности, он остается в плену социальных иллюзий своего времени, он не видит кощунственного опошления народной религиозности. У него отчего-то не хватает духа изобразить социальные эксперименты в виде «Дьяволиады», отчего-то собственной веры оказывается маловато, чтобы добраться до корней тесно сжимающего все общество сатанизма.

Горький, который и сам тот еще сорнячок, заявлял, будто бы Леонов нацарапал нечто самое прекрасное в русской литературе того времени. Но рядом уже буровит почву дубок Шолохова, который даст выжить молоденьким желудям, которые не оставят народ в военное лихолетье без глотка надежды «Жди меня, и я вернусь!»

* * *

Я искренне любуюсь этим «народным самородком» с ником Горький, который отчего-то резко заткнулся, как только обществу потребовался настоящий русский роман. Как вот давеча господин Распутин попытался что-то вставить «романтическое», да уж лучше б рта не раскрывал. Так и сидел бы с двумя вещицами «Прощание с Матерой» и «Живи и помни».

Сорняк вылез на чужую, политую чужим потом, поднятую чужим трудом почву. Он, прям, весь «в традиции», как бы «исконный продолжатель». Но он занял не им освоенный кусок культурного слоя, не вложив в него ничего от себя, ни на шаг не продвинувшись дальше. Я бы сказала, что Валентин Распутин оказался очень послушным мальчиком и весьма осторожным - как раз таким, каким в русской литературе делать абсолютно нечего.

И, в точности так же, как когда-то Горькому, ему оказалось нечего сказать своего именно в тот момент, когда прозвучал набат для большой русской прозы, для всех инициированных, когда все призывались под ружьё.

Ссылочки на плохой слух в данном случае, как говорят юристы, ничтожны, поскольку не слышать этого призыва было невозможно. Даже я его слышала неоднократно, находясь почти с рождения в профессиональной среде, жестко специализированной отнюдь не в «литературную» сторону, искренне полагая, что сей призыв касается лишь тех, кто кормится за счет русской литературы, настоящей культуры.

Поэтому, в силу выбранной добровольно профессии, эти люди, на мой взгляд, должны были выйти на защиту последних рубежей культуры, призвать милость к падшим и объяснить, что в данном случае все общество движется как раз в противоположную от настоящей свободы сторону. Не говоря уж, насколько далеко общество начало отходить от настоящей культуры.

И они вышли... и, как в случае с Горьким, хотелось бы сказать этим людям, что лучше бы они заткнулись. Пожалуй, именно это предательство людей, получавших средства на жизнь за обязательство хранить и защищать культурный слой нации, даже не осознававших, насколько подло и некультурно они поступают в отношении народа, для которого взялись доставлять духовную пищу, - сломило мое личное сопротивление. Именно тогда я поняла, что, кроме меня, на последние стратегические высотки выйти уже некому.

* * *

Эта почти такая же... обычная война. Окапываешься в одном месте, готовясь принять бой по всем правилам, а подниматься в атаку приходится совершенно в другом мястецке, на ходу примыкая штык. Знаете, до сих пор не могу избавиться от полнейшей предопределенности, возникающей сразу же, как только пытаешься прикрыть собою поднятую целину настоящей русской культуры. Будто что-то заставляет проходить уже проторенными путями этот с виду безмолвный пантеон.

Потом, к примеру, читаешь жалистные письма Шолома Алейхейма (Рабиновича) - Льву Толстому о том, какие бедные и несчастные евреи в Белоруссии, сколько много частной собственности у окружающих белорусских крестьян, как унизительно по этой причине очучает себя еврейское население, понимая, что враз такую собственность не создать, надо ведь годы работать и жить в бе-е-е-дности. А тут эти белорусы так несправедливо владеют в Белоруссии буквально всем... И вдруг доходит, что ведь и мне в начале моей писательской карьеры приходили аналогичные письма практически идентичного содержания. Только вместо белорусских крестьян там были арабы и палестинцы.

Но в данном случае мне хотелось бы сказать несколько слов о романе «Мастер и Маргарита», телевизионная экранизация которого многим даже понравилась. Но, замечу, господа, она понравилась именно потому, что сами вы писать русский роман не возьметесь. То есть я хочу сказать, что никто из вас до конца не поймет горького смысла этого романа. В качестве каламбурчика добавлю, что этот самый горький смысл был рожден в тот момент, когда сорняк Горький находил иные, куда более прекрасные страницы русской прозы в зарослях бурьяна.

Тем, кому чтение этого романа по каким-то причинам не покатило, филологами принято пояснять, что роман посвящен «критике сталинского режима». Очевидно, режиссер Бортко тоже читал, в основном, «литературоведческие исследования», а сам роман - либо кусками, либо лишь в сценарии. Возможно, он решил, как это иногда поступают режиссеры с литературными произведениями уже мертвых авторов (а лучший автор для любого режиссера - это как раз мертвый автор), - типо «выразить своё мировоззрение». Сразу скажу, что ни один прозаик не надрывается на своей целине в предвкушении, как на его пашне будет «самовыражаться» какой-нить наш жалкий режиссер.

Ну, не думал Булгаков писать роман о Берии, о его выступлениях и идеологической устремленности. Тем более, зная, что сил у него - хватало жестко на лишь на этот самый роман. И уж, зная, что роман станет последним в жизни, не столь уж много в нем уделяется внимания библейским притчам и образу Сатаны. Надо все же соображать, что Булгаков закончил гимназию в тот момент, когда Церковь не была отделена от государства, а эти самые притчи не несли ничего нового ни для кого. Эти притчи были абсолютно понятны и прозрачны даже деревенской старухе, всему плебейскому окружению, вышедшему из церковно-приходских школ.

Простите, но сам Сталин у нас вообще-то марксистские кружки посещал в перерывах между занятиями в семинарии. Так можно, если уж не сообразить, то хотя бы спинным мозгов догадаться, что эти самые библейские притчи - немного о другом. И даже не о попрании «религиозных основ». Притчи здесь используются не прямым текстом, а по прямому назначению - в них иносказательно говорится об иной Голгофе, об ином отступничестве, об ином Христе.

И то, что приходится это говорить прямым текстом - лишь показывает, до какой бездны псевдокультуры мы докатились с этой армией прожорливых филологов. Ведь и сам роман посвящен противостоянию Мастера настоящей культуры - и армии писучих швондеров, тянущих все общество на дно псевдокультуры.

Меня удивляет, как можно не увидеть и не понять, что Мастер - повторяет путь своего «литературного героя», что этот «роман в романе» - куда выше вымученных социальных фантазий Леонова. Булгаков - настоящий и призванный, а Леонов - примазавшийся сорняк.

Но скотское (иного слова не подберешь) прочтение прозы Булгакова меня поражало еще в советских филологах. Они старательно не замечали даже прямо сказанного. Я вообще перестала читать какие-то «литературные обзоры» после идиотского замечания одной известной советской филологини, что роман «Собачье сердце» - типо про то, что может сделать с человеком собачье сердце. Как говорится, приехали.

Но что наворочано о романе «Мастер и Маргарита»... даже разбирать не стану. Замечу лишь, что роман этот - о культуре, противостоящей псевдокультуре, о человеческих идеях, противостоящих нечеловеческой идеологии. Странно, что мне никто из местечковых адресатов не написал жалобу на Булгакова, который в своем романе отчего-то «забыл» заклеймить Берию, зато дал сцену в ресторане, когда расшалившийся кот Бегемот с «внезапно вспыхнувшим» примусом чуть не сжег всю местечковую около литературную поросль, чинно решившую отобедать у стола русской литературы.

А слабо было честно показать с современными реалиями не «сталинскую Москву», а то, как это и было описано в романе - Москву, захваченную швондерами и берлагами. Угу, условно русскими по пятой графе, которую сами же для всех и ввели. Берию постеснялись, что ли?

Странно, что режиссер Бортко не решился «немного подправить» маршрут полета на метле главной героини. А ведь она, внезапно став с такими душевными терзаниями - ведьмой, отчего-то полетела не в кабинет к Сталину на стол гадить и не контролировать Берию в его ночных похождениях по московским школьницам... а по такому мелочному, некультурному поводу. Ай-я-яй! Наромнить, куда полетела Маргарита на метле? По обустроенным квартиркам писучих местечковых хамов, с размахом обосновавшимся в русской литературе!

Первоисточник перечитайте, плииз. Роман, конечно, ни за что бы не напечатали при жизни. Но вовсе не из-за каких-то «идеологических непоняток» с семинаристом-Сталиным. А по той причине, что все подходы к тому времени уже были заняты местечковым бурьяном псевдокультуры, прикрывавшей идеологической грамотностью собственную бездарность.

Ах, оказывается, вылить очередное ведро помоев на Берию - это и режиссеру Бортко вполне по плечу. А сказать правду именно сегодня, когда все книжные полки завалены макулатурой от хамья и ничтожеств, когда они без стыда ноги на стол складывают, матерятся, пакостят, лгут, гадят прямо на стол - тут, конечно, режиссеру отчего-то надо опустить глазки по долу. Что, и в нынешнем беспределе, разгуле хамства и мерзости - тоже Берия виноват?..

В нашем неимоверно тяжелом, но удивительно мирном времени меня лично удивляет только, как режиссер Бортко при этой экранизации романа обошелся таки без сцен жесткого порно. Хотя бы со школьницами и Берией, не говоря уж о доходяге-Мастере, изнывающем под своим крестом. Согласитесь, сложно удержаться в новом прочтении.

Тем паче, что остальным нашим как бы очень культурным деятелям все неймется. Они чрезвычайно озабочены основным конфликтом современности - преступленьями станилинизма. Это произошло прямо у них на глазах, они дико потрясены и все такое. Да и по рангу именно им положено выявлять основные конфликты, типо... наиболее актуальные.

...Я глядела в пустые глаза артистов, пытавшихся изобразить в виде «мировоззрения режиссера» все штампы и стереотипы трусливого господина Бортко, покусившегося на самый современный роман русской классики. Он так и не решился поднять остро современные аспекты звучания романа, поскольку для него оказалась «лишней» главная  тема противостояния настоящей культуры - и псевдокультуры, настоящего творца - и прикормленного идеологического болота.

Впрочем, здесь могли сыграть свою роль и жесткие идеологические установки тех, кто дал деньги на этот последний выход Бортко. Возможно, он так никогда и не поймет, что после этого предательства, он уже никогда ничего не сможет творить и уйдет из жизни только с этим свершившимся предательством. Но это его творенье каким-то все же ухваченным из первоисточника «дежа вю» помогло мне понять, отчего же неожиданно для себя в русскую литературу я-то вылетела на помеле. И ведь никогда в мои жизненные планы не входило рушить еврейские филологические междусобойчики... как, впрочем, и писать большую русскую прозу.

* * *

Я всегда была именно тем читателем, о котором мечтает каждый Мастер, пишущий рукопись не для огня. У меня были в жизни странные встречи. Один человек, которого я очень уважаю как русского поэта и писателя, буквально вцепился в мою руку и долго не отпускал, умоляя сказать «что-нибудь еще» о своей прозе. Он не был моим кумиром в те годы, я тогда, помнится, переживала, что «напрасно» учила немецкий. Как раз тогда я выяснила, что человек, ради которого я это делала, умер, когда мне было четыре года, то есть, поговорить с ним - мне уже никогда не удастся.

Вместо этого мне довелось поговорить с несколькими крупными советскими прозаиками из бывших республик Советского Союза, которые хотели говорить и говорить. Кстати, с одним прозаиком по имени Нодар я впервые попробовала хванчкару. Он ее вез кому-то, но решил, что я - более подходящий случай, чтобы торопливо снести залитую сургучом головку глиняной бутылки.

Почти всю ночь мы с отцом как-то были вынуждены просидеть с сыном одного очень известного русского поэта, он нас не отпускал. Папа читал наизусть его стихи так, что сын плакал, а я добавляла расплавленного свинца «литературные впечатлений» в эту сыновью рану. Сын плакал о том, что до нас долго, почти всю сознательную жизнь обижался на отца, так и не понимая его до конца.

Я всегда была настолько гениальным читателем, что у меня доставало ума понять, насколько непосильный труд взваливает на себя любой, кто решает служить настоящей культуре. И вот сейчас, говоря о ее судьбе, понимаю, что в моих бесконечных эссе странным образом исполнилась та самая первоначальная мечта - поговорить о настоящем творчестве, трогающем за душу, дающему каждому человеку... надежду.

Ведь настоящая культура - это всегда жертва и надежда на спасение. И каждый призванный продолжить этот путь, решившийся взвалить на себя этот тяжелый крест - поднимается на свою Голгофу. И, если бы режиссер Бортко понял горький смысл этого романа, а не совался бы с собственными некультурными плебейскими представленьями, почерпнутыми из низкопробных «литературоведческих» разборок, - в его постановке роли Христа и Мастера исполнял бы один актер. Это... если бы Бортко вообще понимал суть творчества. Да, хотя бы в самых общих чертах.

* * *

Наверно, именно по причине моей неожиданно осуществившейся мечты о возможности вдоволь поговорить о настоящем искусстве, большинство моих статей на эту тему представляют собою интерактивный роман с читателем, который оставшиеся в живых настоящие читатели проглатывают отнюдь не из «служебной заинтересованности». Жаль только, что многое приходится сообщать прямым текстом, не на образах.

Думаю, это все же каждому лучше было бы открывать самостоятельно на литературных образах, в увлекательном чтении, переживая вновь собственную жизнь, заглядывая в тайники собственной души. Но, как мы видим на примере режиссерской «доработки» самых ярких литературных образов предвоенного десятилетия господином Бортко, - хорошая литература отнюдь не гарантия, что ее не попытаются подсунуть в слегка «переваренном виде». Да и чему может быть гарантией настоящая русская проза? Самих-то не коробит от недавних «прочтений классики»? Сами себя не ловите на мысли, что не верите ни одному русскому слову, никак не можете просто погрузиться в текст, как раньше?

Сразу скажу, что пишу это не по банальной местечковой причине - подсунуть своё. Напротив, прямым текстом я сообщаю все это, лишь оставив для себя надежду быть в нормальном режиме напечатанной при жизни на русском. Заметим, в мирное время всяческих благостных демократических преобразований.

Мои вещи долгое время находились в открытом доступе, сейчас я планомерно сокращаю эту самую «доступность». Есть сайт, где каждый может проверить справедливость моих притязаний. Но... примазываться к себе я никому не позволю. Я получила за свои вещи, предлагаемые открыто и бесплатно - такое количество и качество местечковых помоев, которые ни одному Мастеру до меня не снились. Причем, без всякой причины и в тот момент, когда писучие евреи и еврейки пытались меня обобрать.

Они не понимали, что украсть настоящую литературу невозможно. Конечно, это их непонимание вытекало из неуважения к русскому языку, к литературе, к любому творчеству вообще. Ведь все они лезут сюда по смешной причине - чтоб работать не заставили! Никто из них даже мысли не допускал о том, что русский язык - это самостоятельная боевая единица, способная уничтожить каждого из них, предварительно вывернув наизнанку.

«Писать в стол», как лгут разные там «дети арбата» - невозможно. И Булгаков знал, что сил у него хватит лишь на сам роман, но уже не достанет сил на то, чтобы преодолеть заслоны швондеров-берлаг. Он мог позволить себе помечтать, как сам Воланд будет использовать их пустые черепушки под чаши. Отчего-то в таком «мистическом» романе, зная, что все давно для него кончено (Булгаков сам себе поставил диагноз, жестко определив свой срок, которого придерживался при написании романа), - он не мечтал увидеть чашу из черепушки Берии. Даже странно после «современного прочтения» романа господином Бортко, да?

А вот отчего-то каждый раз при инсценировке романа «выпадали» из общего контекста либо становились и вовсе «ненужными» сцены общих тюремных камер, куда Булгакову отчего-то с таким блеском юмора, без малейшей доли сочувствия мечталось засадить разного рода пупкинштейнов. Первоисточник перечитайте, плииз.

Именно здесь я вновь повторю, что никто и никогда не решается сдвинуть с места на середину реки огромный плот русского романа - без всякой надежды на печать. Те, кто лжет обратное, имеют кое-что в загашнике, желая это самое прикрыть ложью. И у порога смерти никто не станет истязать себя понапрасну, пытаясь успеть дотащить свой крест до личной Голгофы. Кстати, не пишут в завещании заплатить первый гонорар за роман - тому, кто первым принесет цветы на могилу. Так что наши филологи о себе никогда правды не расскажут, но она вся написана в «Мастере и Маргарите». Они только о Берии могут сообщить все, что угодно, а о себе - никогда!

А в данном случае речь опять идет уже не обо мне, а... о вас. Как только я оставила надежду, так остались незавершенными и ненаписанными те вещи, за которые вам еще придется ответить. Да, написанное - выложено и готово ответить за каждый взятый мною на себя крест. За это написанное я выслушала столько, сколько никогда не снилось еврейке Ахматовой, она воспитала весьма изощренных последователей. Ее никто не заставлял работать так, как меня, ее никто не уничтожал так расчетливо и безжалостно, как меня. И она никогда не имела за душонкой того, что выложила я - абсолютно бесплатно.

Поэтому у меня сегодня все основания заявить, что сегодняшняя ситуация в русской литературе - поистине уникальна беспримерным еврейским хамством. Никто из этих берлаг никогда не подвергался таким гонениям и такому уничтожению. Никого из них не оскорбляли с таким остервенением и сатанизмом.

Я далека от кровожадных планов Булгакова - пить вино вместе с Воландом из этих пустых черепушек. Да и говорю о них, поскольку хочу докричаться до вас. Причем, вовсе не о себе. Да и сегодня, как я обещала, хотела поговорить о Шолохове.

Но... разговор получился о том, что нынешняя ситуация давно и тщательно готовилась. Она уникальна тем, что не только мне, но, прежде всего, вам, тем, кто еще способен читать на русском, - заранее не было оставлено ни одного шанса.

И я, и вы - накануне государственного переворота оказались впервые лишены даже той малости, которую всегда имела русская нация в момент излома общественной жизни.

Настоящая культура (вновь вспомним Бердяева) - направлена на уважение к личности, к ее жизненным задачам и свершениям. Бердяев провозглашает человеческую душу - как самое ценное, что имеется в мире вообще. А псевдокультура... рассматривает/оценивает себя самое по «формируемому» отношению «человеческой массы». Обычно в противостоянии культуры и псевдокультуры - апологетами последней всегда используются жалистные сопли о тех сирых/убогих или «бе-е-едных», которым до настоящей культуры никак интеллектом не дотянуться. Дескать, у псевдокультуры - свой сектор «хавающего пипла», а на единицы, которым доступно больше, она и не претендует.

Но роман «Мастер и Маргарита» - однозначно трактует этот конфликт. Добиваясь отсрочки приговора, псевдокультура отнюдь не намерена придерживаться задворок общей клумбы. Нет, она только и ждет, чтобы нагло, по-хамски расположиться на середине, сложить ноги на общий загаженный стол, начать диктовать всем и каждому свои условия.

И уверяю вас, что каждый ее выход на общее обозрение - прочно связан с непременным наездом на все виды собственности. Это и есть действительная цель очередного прорыва канализации, вовсе не из желания приблизить настоящую культуру - массам. Каждый раз настоящая, столь ненавистная чужая культура душится и сгоняется со своего пьедестала - только ради очередного грабежа, даже не для того, чтобы просто низвести ее до уровня неразличимой серости, путающей верх с низом.

Продолжение следует...

Читайть по теме:

• Псевдокультура и… частная собственность I
• Псевдокультура и… частная собственность II
• Псевдокультура и… частная собственность III
• Псевдокультура и… частная собственность IV

©2009 Ирина Дедюхова. Все права защищены.

Комментарии (40) на “Псевдокультура и… частная собственность II”