Огурцова на линии

Долгие годы для меня начало сентября - это один черный день, спекшейся крови над незаживающей раной того, что случилось 8 лет назад. Мне было абсолютно все равно тогда, что напишут в ответ, как начнут уговаривать хором и признаваться в любви к В.В. Путину. Я тогда писала не им... Богу. Потому что твердо знала... больше об о таком написать мне некому.

Потрясение настолько сильное до сих пор, что я будто вглядываюсь в сегодня - через призму восьми прошедших лет. Каждый раз хочется спросить любого, заговорившего, спустя непреодолимую пропасть лет: "А почему ты молчал тогда?.. Как ты смог промолчать тогда? Почему ты не сказал ни слова, когда меня показательно избивали за то, что я возмутилась, как по такому случаю в Беслан тут же не рванули первые лица государства?..

А после выясняется, как удобно вылезти перед выборами и орать за своего кандидата, поливая огульщиной всех и вся вокруг, - мол, "накануне сам прозрел". Но, спрашивается, а совесть у тебя где была, когда ты 8 лет назад помалкивал по такому поводу? Душа-то не болела? Не ощущал, насколько "обычная жизнь" с рекламой и гламуром, с надоевшим с совка официозом - претит всему твоему состоянию, потому что не отвечает на главный вопрос: "Что с детьми?!"

…Теперь о детях. Самое горькое и больное, Господи, что у нас есть – это дети. Что такое страх, я узнала только, когда родила своих. Они - самые беззащитные, только от детей узнаешь, что такое - искренняя любовь.

…Пока дети были еще живы, мы ждали каждого сообщения из Северной Осетии, сердце кровью обливалось! Сразу вспомнилось, как отчаянно хотелось пить в детстве, как страшно становилось просто от громкого внушения, как иногда хотелось к маме… Потом бедные спасшиеся дети в коридорах психиатрической клиники им. Сербского рассказывали, как пили мочу… как мочились друг на друга, чтобы хоть на минуту стало не так душно… Господи! Зачем я живу?..

…Господи! Они тогда всем нам доказывали, будто Тебя нет. Но я знаю, что Ты есть. Я себе бумажку на стенку повесила, чтобы не забыть в текучке: «Бог есть!»

Впрочем, я уж потом перенесла и допрос в психушке, когда сытая прокурорская дама корчила передо мной на общем приеме "врача-психиатра". После ее воплей на всю приемную, что перед ней сидит сумасшедшая, которая переживала за девочку 14 лет, а это совсем не ее ребенок... я вообще перестала общаться с этой аморальной мерзавкой, слушать ее вопль: "А вы хоть осознаете, что это была - не ваша дочь?"

И далее, пытаясь привлечь внимание психиатров на общем приеме, вздрагивавших от каждого ее крика: "Посмотри на эту ненормальную! Она даже не осознает, что в детском лагере "Дон" была не ее дочь! Пишет президенту, как "женщина и мать"!"

Если ей не понять, как "заходится" душа от страданий совершенно не твоего ребенка, как хочется его защитить, заслонить собой... так о чем говорить с таким прокурором и таким "психиатром". Это явно душевнобольной человек.

Подумалось тогда, что ведь не зря в фильмах пишут "в процессе съемок ни одно животное не пострадало", а для фильмов, где речь идет про издевательства над детьми (даже чисто фантастические, вроде одной из серий "Чужие") - ставят специальные звездочки, чтобы разные психи (с точки зрения прокуратуры Октябрьского района г. Ижевска) не портили себе нервы. Но уж и подобные фильмы не допускают к получению призо в прочей синекуре.

Конечно, я поняла, что передо мной женщина - никогда не испытывавшая на себе отвратительного мужского хамства. Все же во времена нашей молодости подразумевалось издевательство лишь над такими, как я, способными это выдержать, "которые вечно высовываются". Попыталась тогда объяснить себе, почему заступилась за девочку, уничтожавшуюся на государственном уровне без всяких скидочек на юный возраст и женскую психику. В памяти сразу всплыл саднящий душу эпизод.

* * *

...В отличие от моей мамы, не имевшей примеси крови наших многчисленных южных родственников плохо, поддающихся этнической идентификации, с жесткой черной растительностью на голове, у меня были слегка вьющиеся черные тяжелые косы. Это сейчас я вспоминаю, как за мной по улице бежал человек "с лицом кавказской национальности", предагавший немыслимую сумму, 100 рублей, - за мои косички.

Я дала себе слово, что как только мне стукнет 20 лет, и мать перестанет в сотый раз расказывать, как она до пятого курса, приезжая домой к своей маме, старалась скрыть следы завивки на марлевых тряпочках, обмотанных бумагой, - сделаю себе шикарную завивку и превращусь в Миледи из "Трех мушкеров". На первую стипендию сразу такое с собой и сделаю. И все тогда еще подумают, куда им говорить: "Мерси, боку!"

В если я что-то задумывала, так я это и делала. Не учитывая, что в феврале на мою химическую завивку не налезет ни одна шапка. Даже произошел смешной случай. После парикмахерской я сумела все-таки упаковать всю эту жесткую гриву под шапку. Но она, пробкой от шампанского, слетела с моей головы прямо на центральной улице нашего города.

Перманент я сделала в парикмахерской, которая называлась "Локон". И все мои кудри разделились на эти самые локоны, толщиной с упитанного осеннего ужа. Каждый локон встал перпендикулярно к макове и жил своей жизнью.

Их было очень много для поверхности моей головы, поэтому при любом сквозняке они пытались растолкать друг друга упругими лоснящимися тушками, чтобы отвоевать себе жизненное пространство.

Плотно прижатыми друг к другу под шапкой они тоже находиться не желали, поэтому мне пришлось тащиться в институт в большом пуховом платке, в каких у нас в те годы сидели на паперти и торговали семечками старорежимные старухи.

К сожалению, приблизиться к образу Миледи-Тереховой мне так и не удалось. Но зато я, сама того не ожидая, выявила химической завивкой самую суть своей гривы. Очень надеюсь, что все-таки не свою. Внешне я стала ожившей копией помейской мозаики, изображавшей Медузу Горгону не только со змейками в волосах, но и с маленьким дракончиком на макушке. И мне крайне не понравилось "открытие чудное", что в большинстве моих однокашников мои усилия вызвали совершенно не тот эффект, на который я рассчитывала.

Четыре часа с предварительной записью я провела в обществе высокомерных обкомовских дамочек, подправлявших свои неимоверные начесы. Я полгода предвкушала, как появлюсь среди этого мужья, вся обсыпанная шелковистыми кудряшками... и вовсе не за тем, чтобы некоторые пожимали плечами, всем видом показывая: "А что вы от нее ожидали? Я же вам давно это говорил!"

Да еще чтобы надежные мальчиши, на которых при всех обстоятельствах можно было железно рассчитывать, от простой химической завивки тихо выпадали в осадок, столбенея и лишаясь дара речи. А это совершенно меня не радовало, поскольку я все же ожидала... хотя бы некоторого обсуждения своего преображения.

Обычно молодые люди, когда девушки у нас на потоке делали химическую завивку и интересовались их мнением: "Ну, как? Мне идет?", шутили: "А что, собственно, "идет"? Разве вчера не так было?"

В моем трагическом случае все они сбились от меня в сторонку плотным непроницаемым гуртом, шепотом интересуясь у входящих: "Ты это уже видел?"

И все явно предвкушали третью лекционную пару. Лектором у нас был молодой мужчина, заместитель декана, который обычно половину лекции уделял "педагогическому воздействию". Он поднимал всех проштрафившихся, все отстающих, но первой он всегда поднимал меня, требуя, чтобы я стояла, пока он типа "наводит порядок". И мне приходилось стоять... как нынче любят расставлять на разного рода сборищах "серебрянных девочек" - под градом шуточек, где же я проштрафилась, чего еще не сдала. В отношении меня это было всем смешно.

К тому же все, в отличие, кстати, от меня, - понимали, почему этот мужчина требует, чтобы я возвышалась над всеми, кто лежал на столах, корчах от смеха. Меня это злило, я раздражалась от самой мысли, что стою в обществе самых отвязных парней нашего потока, которых поймали пьяным в общежитии, которые имеют академические задолженности и прочее.

Это при нашей "демократии" можно снимать сериалы типа "Универа", где открытым текстом уже вполне можно "пошутить" о сексуальных домогательствах преподавателей к студенткам. Конечно, это ведь так "смешно"!

А когда "секса у нас не было", - тупую студентку, не понимающую, в отличие от всего потока, почему ее выставляют в один ряд со всяким отребьем, было еще не принято зажимать в коридоре с непристойными предложениями. Смотреть можно - предлагать ни-ни.

И тут... после того, как я, не дожидаясь приглашения, сразу встала при вялом взмахе руки нашего лектора "Садитесь!"... а все змеи на моей голове от резкого движения вверх тут же ожили и повернули любопытные головки в сторону кафедры, стараясь рассмотреть, кто это к нам пожаловал? С моим мучителем случилось именно то, что весь поток предвкушал две предыдущие пары.

Кафедра находилась на высоком помосте. И наш лектор не только завалился за кафедру, утратив дар речи, но и скатился с этого самого помоста под дружное ржание огромного советского потока начинающих строителей, которые, в отличие от него, уже притерпелись к моему новому облику.

Поднявшись, он, конечно, сказал непристойностойность: "Вы ведете себя, как... хы... сами понимаете!" В этот момент заржали те, кого он поднимал всегда вместе со мной. Представьте себе, при папе-строителе я получила такое семейное воспитание, что мне и в голову не пришло, будто преподаватель, заместитель декана, может иметь в виду некую скабрезность. Но я категорически не понимала, что же он имел в виду? А он сказал, что я это должна "понять сама". Я приставала ко всем с этим вопросом, делая предположение, что максимум, что он имел в виду из самого страшного, что я - веду себя "как клоун".

Тогда в кинотеатрах шел индийский фильм "Мое имя - Клоун". В отличие от других индийских фильмов, он был не друхсерийным, а трехсерийным. И я не составила кампанию девочкам из группы, которые отправились на просмотр с термосами и бутербродами. И они мне тоже тогда сказали, что я веду себя, как клоун. И я им пожелала пускать сопли три серии на фильме - со мной в главной роли.

Отношения наши после этого случая были достаточно напряженными, поэтому я и не рассчитывала, что они мне скажут честно, что у меня такое получилось на голове в результате моего прорыва к советскому гламуру. Сейчас-то я понимаю, что и миф о Медузе Горгоне тоже возник из сущего пустяка.

...Потом я много усилий потратила на обуздание неукротимого характера своей шевелюры, мне было вовсе не до того, что там особо глубокомысленное изрек наш лектор-пошляк на потоке, да и его намеки в целом не вязались с моим образом жизни, поэтому и на следующий день о них никто не вспоминал, да и я надолго забыла, пару раз услышав ответ на мой вопрос о клоуне: "Ты вообще... о чем?"

Природа хранит нас от понимания многих вещей, смысл которых доходит лишь спустя годы. И в мои годы, в духе "всеобщего равенства полов", было принято унижать девочек на людях. Несмотря на то, что многих из нас природа хранит от истинного смысла скабрезных намеков, он, конечно, доходит... с пониманием, почему же было так нестерпимо больно тогда, откуда уже не вернуться. Чтобы хотя бы дать распоясавшемуся хаму пощечину.

Но вот может быть как раз мой случай удержит многих женщин, испытавших такое же столкновение с мужским хамством - от напрасных сожалений. Долгие годы спустя этот преподаватель, многим уже обязанный мне в жизни, после многих гадостей, которые сумел мне причинить, - постоянно звонил мне накануне своей кончины, упрашивая "зайти и поговорить".

А у меня так "счастливо" сложились обстоятельства, что я находилась в докторантуре, ухаживая за парализованной мамой. И домой возвращалась... выпитая ею до донышка. Поэтому давно уже не помнила ни о "клоуне", ни о том, что было после... У меня был такой случай, когда я на все его уговоры отвечала одной фразой из романа "Опасные связи" Шадерло де Лакло: "У меня больше нет сил!" Еще и еще благодаря все, кто уберег меня от понимания истинного смысла давно-давно изреченной на людях в мой адрей гадости.

Думаю, многое и кроме меня заставляло его мучаться три месяца. Даже представить себе не могу, скольким людям он звонил, раз его не отпускали подобные "мелочи". Ведь... делов-то куча! Запросто растоптать ни за что - девушку, а потом и женщину, не сделавшую тебе ровным счетом ничего дурного. Помню этот захлебывающийся шепот в телефонную трубку: "Придите пожалуйста! Мне очень надо!" - и не испытываю... ничего. Ровным счетом. И думаю, что мужчина должен оставлять в душе женщины... во всяком случае, не зияющую черную дыру, в которую совершенно не тянет заглядывать.

Время наших с ним разговоров давно прошло. И каждый должен понимать, что всему есть - свое время. Все необходимо высказать в свое время, а не после того, как все вокруг давно сделали свой выбор, пока очередной "человек в футляре" стонал: "Волга впрадает в Каспийской море!"

Мои родители... дети военных поколений, романтика детства которых включала и такой экстрим, когда надо было босиком по соракоградусному морозу добежать до середины улицы, чтобы перехватить валенки у старшего брата, учившегося в первую смену. Они не всегда понимали растущие потребности новых послевоенных поколений.

Но им очень помогали популярные в то время книжки Антона Семеновича Маркаренко, в которых он писал, что девочку нельзя унижать даже нищенской одеждо, потому что этим ее - "можно обидеть на всю жизнь".

Меня всегда удивляло, как внимательно прислушивались тогда к этому выдающемуся педагогу мои родители, каждый раз повторяя его слова и мне, ставшей мамой двух девочек - о том, что девочку нельзя обижать на людях, а лучше как-то постараться изменить ее поведение в тихом разговоре с глазу на глаз, но ни в коем случае не стараться не просто обидеть, а уничтожить ее на всю жизнь.

* * *

Возможно, по этой причине меня возмутил не сам вопиющий индидент в детском лагере "Дон", т.к. тогда я еще была уверена, что в подобном случае правоохранительные органы разберутся и без моего участия. Но когда всю вину за дикий погром начали валить на несовершеннолетнюю, по-хамски заявляя, будто "она проявляла желания, не соответствущие возрасту"... во мне сработало все, что было заложено домашним воспитанием.

До какой низости надо опуститься здоровому мужчине, чтобы обвинять в подобном несовершеннолетнюю девочку, делая ее - "источником конфликтной ситуации", сваливая вину на ребенка, нисколько не задумываясь, что девочке подобными заявления можно сломать жизнь?

А сейчас, спустя годы, я иначе воспринимаю и трагедию в Беслане. Нет, она не стала ничуть страшнее для меня. Просто в ней открылись новые грани, которые бы точно добили меня тогда окончательно. Я и так... очень хорошо понимала, что жизнь навсегда раздедлилась на две половины: до Беслан - и после. У меня был текстовый документ того периода, состоявший всего из одной фразы: "Я больше никогда не буду прежней!" И как же мне было жаль своих смешных иллюзий, взорванных вместе с бесланскими ребятишками.

Все видели, как я преградила путь "к бессмертию" свежему пойнику Черномырдину, которого тут же словоохотливые мастера эпитафий решили "почить в бозе". И сделала это уже после обысков, издевательств, загоняемая в угол теми, кому было плевать, что подумает о них какая-то женщина. Им "вить тожа жить нада!", причем вечно, и без разницы - кому при этом служить под видом "Родины".

Я тогда вдруг поняла, что всем, от кого зависело спасение бесланских детей, было весьма небезразлично, как они поднимутся под гогот, съехав с кафедры, как будут выглядеть перед начальством. А всем, начиная с их начальства, - глубоко наплевать, как трое суток живут маленькие дети на жаре без воды под дулами автомата.

Тогда мне казалось, что они просто струсили. А сейчас я понимаю, что им вообще было наплевать. По одной простой причине: это - не их дети.

Там даже бесполезно что-то говорить. Они вообще не поймут, о чем идет речь. О своих детях - они поймут с полуслова, а о чужих... постольку-поскольку. Сколько было потом подобных историй, лишь по "счастливой случайности" закончившихся благополучно. И из-за этих маленьких "случайностей" я все надеюсь, что, может быть, мои тогдашние письма... все же дошли... гм... адресату?

И не матери, которых выгоняли в коридор, а девочки пожаловались о том, что при них унижали их отчаявшихся матерей. Женя мстительно бросила: «Она маму Лены назвала идиоткой!» Лена, поджав губы, сказала более сдержанно: «Она всяко оскорбляла наших мам, унижала у них достоинство!»

Без камеры тихонько спросила о том, что еще было в том отделении, куда их привезли, к сожалению, не «спасители», а, извините, настоящие полицаи. По тому, как девочки отвели глаза, я тут же решила, что у нас и помимо моих распросов — имеется много проблем по выбору десерта, чтоб вспоминать всякие гадости.

Я-то хоть замужем побывала, мне уже «все равно», что там может прилететь от наших Телеграфов Телеграфычей в форме и без, а тут все же — невинные девочки. По крайней мере, я все же не с такой остротой воспринимала появление своих визитеров в больничной палате перед операцией с требованием интимных досмотров и столь же широкими жестами — убираться среди ночи из больницы на все четыре стороны. У меня давно перестали дрожать руки от этих «вспоминаний», я уже могу спокойно выслушивать от своих знакомых в форме: «Ну ты же жива осталась? Ничего ведь не случилось!»

* * *

Почему-то 2004 год стал последним, когда моя младшая дочь просила выписать ей невероятно дорогой и пафосный журнал "Вокруг света". Я помню советский скромненький журнал "Вокруг света", который сама читала взахлеб. И чувствовалось тогда в нем, что все авторы пишут свои удивительные рассказы - как для своих детей, не разделяя ребячью толпу.

А здесь... мне было грустно подтверждать рлбкие сомнения моей младшей, что вряд ли мы отправимся в экзотические путешествия по дорогим отелям.  Впрочем, мне, как и ей очень не нравилось, от номеру к номеру рекламы в глянцевом гламурном " Вокруг света" становилось все больше. Дочь видела, как приходится выкраивать деньги на подписку. Поэтому... так уж получилось, что после Беслана она сказала мне, чтобы я больше не выписывала этот журнал.

А сегодня, когда хочется лишь погрузиться в свои прошлые мысли, размышляя, дошли все-таки или так и не дошли те письма "до востребования", все вокруг начали захлебываться плачем о Маше Гессен, которую уволили из редакции журнала "Вокруг света". Сразу же привычно прошла реакция: "Молчала на Беслане, не высказалась о девочке из лагеря "Дон" - чужой ребенок!"

Комментарии (8) на “Чужие дети”