Огурцова на линии

Несмотря на «очередные трудности», переживаемые страной в наше мирное-мирное время, повсюду проходят новогодние корпоративки. Уж не знаю, какой сценарий изобретут съемные Дед Мороз со Снегурочкой для всех остальных, а у меня много лет осуществляется сценарий, до которого надо было еще и дожить. Поясняю для разочаровавшихся в жизни и корпоративных сценариях.

Как правило, после первых тостов за самоотверженную коллективную работу и общие успехи, что, конечно, столь же утопично, как вера в настоящность нанятого организаторами вечеринки дедушки Мороза, - ко мне подбираются с бокалами разного рода господа, которым отчего-то именно в этот момент надо покаяться о совершенных, но так и не свершившихся в отношении меня задумках.

Поэтому… когда кто-то отчаивается из-за человеческой подлости и коварства в отношении себя лично, поднимая эти мысли на уровень общего разочарования в жизни… надо лишь подумать, что все это – суета. Непременно наступит такой день, когда самый ненавистный когда-то человек, на которого вам станет давно наплевать, - потянется к вам со своим бокалом, со своими раскаяниями, с попыткой вновь за ваш счет решить очередную проблему, теперь уже проблему собственной совести. И… что делать? Конечно, вы вежливо чокнетесь с ним бокалом, поскольку он выглядит настолько жалко и беспомощно, что вы… искренне порадуетесь за себя, что, в отличие от него, не имеете в загашнике подобных «побед».

Главное, ни на минуту не останавливаться на месте. Надо всегда ставить себе настолько высокие цели, что попытка перекрыть вам путь по одному флангу – вызывала бы необходимость выйти в другом, совершенно неожиданном месте и в новом качестве.

* * *

На днях один господин преклонных лет рыдал на моей груди, рассказывая, сколько подлостей он совершил в отношении меня, о чем страшно сожалеет и все такое. И надо заметить, что желающих побывать на его месте в тот вечер имелось довольно много. Поскольку мое щедрое декольте было в центре длинного новогоднего стола четырех факультетов, к которым я имею непосредственное отношение.

Диапазон профессиональных интересов присутствовавших был настолько широк, что, стоило лишь поверить официальным регалиям, можно было бы спокойно более ничем в жизни не заниматься. Все проблемы давно решены, все акценты расставлены - в экономике, юриспруденции, технике, системном анализе… Поэтому внимание к моей скромной персоне было совершенно необъяснимо, если учесть, что в зале присутствовало множество более молодых приятных дам, с которыми ни у кого не было связано разного рода негативных моментов.

Честно говоря, не люблю эти коллективные мероприятия, когда вдруг все сослуживцы, доставлявшие мне немало неприятностей, начинают виснуть на мой шее со слезами и поцелуями. Думаю, многие из присутствовавших желали бы упасть мне на грудь и сладко сожалеть о том, что столько лет занимались не тем, чем надо бы, а нынче все типа уж поздно… Чтобы под старинные русские романсы в бокале плескалась янтарная жидкость, а в толстую дряблую щеку, мокрую от слез, впивалась моя подвеска, и влажные губешки сами собою бы тянулись к розовой мочке уха.

Непредсказуемая штука – жизнь. Отчего-то настоящее счастье всегда оказывается в другом месте. Сколько бы желаний не загадывалось «на счастье» под Новый год, но вдруг наступает такой момент, все предыдущие желания оказываются бесполезными.

Репертуар наемных исполнителей в тот вечер должен был вполне соответствовать стереотипному представлению о вкусах российской профессуры. Вряд ли кому-то пришло бы в голову, что нынешние профессора - это люди, укрывавшиеся в стенах вуза от непредсказуемых жизненных передряг 90-х. Поэтому бы куда органичнее восприняли «Дым сигарет с ментолом», «Молодая» и прочий исконный репертуар давно разгромленных бандитских рюмочных.

Но человеческое сознание стереотипно и склонно к иллюзиям. Поэтому нынче для профессорско-преподавательского состава обычно устраивается вечер «Для тех, кому за 90» или «Дискотека 1909 года». И когда под гитару раздаются отчего-то модные нынче, настоящие русские романсы… в геометрической пропорции возрастает и число желающих поплакаться о собственной жизни, потраченной на то, чтобы выпихнуть меня на ее обочину.

Не для тебя придет весна

Не для тебя Дон разольется

И сердце девичье забьется

С восторгом чувств не для тебя

 

Не для тебя цветут сады,

В долине роща расцветает -

Там соловей весну встречает

Он будет петь не для тебя.

Странно, что стоило незнакомым приглашенным артистам пропеть моим не столь уж нетрезвым коллегам простые песенки ушедшей с появлением DVD и mp3 плееров эпохи, как что-то забилось, заболело в них, вызвало дикое желание с отчаянием поплакаться у меня на груди.

Не думаю, что 20 лет назад, стараясь прикончить меня всеми доступными способами, они грезили именно о такой перспективе. Согласитесь, но это просто глупо. Если я выступаю против кого-то, то вовсе не для того, чтобы под Новый год размазывать сопли в раскаянии, а чтобы, простите, никогда возле себя такое не видеть и не слышать. Не ощущать.

Под Новый год мне неоднократно приходится отказываться от массы приглашений, выяснив, кто будет там присутствовать. Поскольку эти рассказы, как человечек старался реализоваться за мой счет, признаться, напрягают. Но приходилось не раз отказываться и от персональных приглашений конкретных персоналий, желавших «вспомнить былое» с гарантией вежливого заверения, что все когда-то ими устроенное – просто семечки. С гарантией прощения. Благовидных предлогов после кризиса среднего возраста – всегда довольно.

Но, конечно, я задумывалась, отчего с некоторыми это происходит еще до первой рюмки шампанского и настоящих песен, не нынешней игровой попсы понарошку, когда слушатели вполне довольны, что им подыгрывают в пафосном стремлении изобразить из себя то, чем в действительности никто из них не является. Может, сам этот праздник, долгое время являвшийся эталоном настоящности всех праздников хотя и без настоящего содержания Рождества, - сам по себе рождает в каждом не совсем осознанное стремление отсортировать все прожитое на настоящее и поддельное.

Я ехала домой, душа была полна

Неясным для самой, каким-то новым счастьем.

Казалось мне, что все с таким участьем,

С такою ласкою глядели на меня.

Я ехала домой… Двурогая луна

Смотрела в окна скучного вагона.

Далекий благовест заутреннего звона

Пел в воздухе, как нежная струна…

И когда такое раздается не в сериале про «Сердце Бонивура», а просто так, по Новый год, в уверенности, что все присутствующие в обеденном зале – настоящие, поэтому им приятно в настоящий праздник услышать что-то настоящее, душа поневоле начинает самопроизвольно очищаться от очистков, производя иногда нечто вроде душевного стриптиза, о котором лучше не вспоминать на следующий день.

Иногда, чтобы почувствовать себя элементарно живым в хорошей компании с городским бомондом можно лишь, следуя внезапным противоречивым душевным порывам, абсолютно не вяжущимся со всеми предыдущими жизненными устремлениями. Н-да, будет о чем нашей научной молодежи почесать языки в стремительно наступающем году.

- Ирочка… прости меня-а… ведь это я в ВАК про тебя написал, что ты…

Я понимаю, конечно, что и в ВАКе люди сидят. Но даже неловко, что им всем пришлось не по разу прочитать такое про меня, такое... И зачем писать, если потом реветь у меня на груди, всхлипывать с сигареткой в курилке, сверля красненькими слезящимися глазками мою беззаботную физиономию. А чего раньше-то не жилось без приключений - непременно на мою шею? И зачем так назойливо напоминать мне о собственном существовании, сковывая мои продвижения к танцполу… Странно, правда?

Когда-то Уайльд заметил, насколько неуместны в жизни поступки, о которых нельзя рассказывать дамам за обедом. Жизнь вносит коррективы и в такие бесспорные афоризмы. От себя бы добавила, что не стоит делать того, о чем можно рассказать предмету деяний лишь в нетрезвом виде, плотно вцепившись в торс старающейся увернуться от неожиданной и неприятной исповеди жертвы.

Знаете, если вы, господа, не уверены, выживет ли после ваших стремлений к жизненным вершинам тот, кто вам загораживает солнечный свет и проход… то лучше сто раз подумать и… выбрать другой путь. Чтобы после не вести себя на детсадовский манер, перечеркнув все предыдущие достижения.

Человек считает, что он достиг неких вершин, а после выясняется, что на самом деле ему хотелось разнюниться и начать ябедничать на всю группу воспиталке в халат. И чтобы при этом воспиталка, как в детстве золотом, гладила бы его потную плешь и философски утешала раскисшего от выпитого и прожитого баловня судьбы: «Полно, друг мой! Мало ли, каких глупостей кто-то из нас не делал…»

Положительно, люди не меняются со сменой общественных формаций, устройством ближним каких-то «эпох» и «преобразований». Поскольку ничуть не меняется смысл жизни, а все действительно настоящее можно найти на том самом месте, где, казалось бы, навсегда его оставил. И вряд ли все те, кто стремится прильнуть к чужой щеке влажными губами, отдает себе отчет, что в нем безошибочно срабатывает знакомый человечеству с незапамятных времен синдромом «поцелуй Иуды».

Ведь каждый, кто на свете жил,

Любимых убивал,

Один - жестокостью, другой -

Отравою похвал,

Коварным поцелуем - трус,

А смелый - наповал.

 

Один убил на склоне лет,

В расцвете сил - другой.

Кто властью золота душил,

Кто похотью слепой,

А милосердный пожалел:

Сразил своей рукой.

Поцелуй Иуды – немного иное. Это ненависть и воровство труса. Это оборотная сторона каждого человеческого предательства. Когда после полного торжества исполнившихся желаний человек понимает, что предал лишь… самого себя. И губки самопроизвольно складываются в трубочку, тянутся к чужой щеке… иногда и руки при этом бережно и заботливо поправляют петлю на чужой шее.

* * *

Но именно Иуда стал символом этого человеческого порока, которому не чужды все племена и народы. Ведь по-настоящему всех нас объединяет отнюдь не лучшее. Увы, но все лучшее в нас лишь способствует разобщению и горячему желанию поправить петлю на чужой шее.

Хотя, как говорил Оноре Бальзак, зависть – наиболее бессмысленный человеческий порок, не приносящий наслаждения ни тому, кто его испытывает, ни тому, против кого он направлен… но разве он вполне чужд каждому? Из зависти к чужому богатству и чужим трудам лезет местечковое ничтожество из грязной скученности мест оседлости, желая завладеть чужими местами. Из зависти к мировой славе философской русской мысли оно тут же разводит стадо никчемных болтунов, готовых за деньги убеждать кого угодно в чем угодно.

Но из такой же зависти и те, кто вполне способен создать свое на своем уровне, в своей жизни, понимая, что все вокруг дышит отравленным воздухом нелегитимных захватов чужих областей – тоже отчего-то перестают довольствоваться поиском своих собственных путей. Ведь некоторым «все так легко дается в жизни».

И стоит лишь напомнить детскую сказку про деда Мороза, спеть безыскусную песенку про головку забубенную, как вдруг захочется прильнуть с неуместными поцелуями, вспоминая те невозвратные моменты, когда самого себя лишил законной радости жизни.

Кто-то внимательно подслушивает все наши новогодние мечты, с едким сарказмом отмечая самые непристойные. Интересно, как на какой Новый год путин-медведев вдруг размечтались стать президентами России? Говорил ли им тогда кто-то из сидевших рядом: «Ну ты от скромности не умрешь!»? И  вот еще один Новый год на носу, когда вдруг до многих доходит, что лучше было бы загадать про мир во всем мире и даже самому себе не признаваться во многих сбывшихся мечтах.

Впрочем, синдром «поцелуя Иуды» срабатывает не только под Новый год. Я рассказывала, как один бритый нетрезвый господин вдруг начал меня целовать взасос на окончании одного сетевого конкурса, где он, будучи членом жюри, полностью сдал мои позиции местечковым за обещание устроить целую сетевую свалку «военных писателей». В этот момент он выложил мне сетевые обсуждения того, как мне «все легко дается», как на мое место втаскивалось то, что и тогда никто не читал, да и уж после никто не прочтет.

Неделю спустя, когда я посмеялась над этим в интернете, он вышел с матом, поскольку учителя у него были замечательные. Кстати, лица, навязывающие здесь душеспасительное чтиво господина Пелевина – имеют в загашнике не один удаленный постинг с грязной матерщиной. Как-то это все располагает к вываливанию грязного исподнего. Хотя настоящая литература предназначена дать опору всему лучшему в каждом, какие бы Иуды не лезли к нам с липкими поцелуями.

И когда тот бритый господин скоропостижно помер, то его шикарные некрологи мне пришлось немного подпортить, заметив, что Вовик помер давно, в Афгане он сражался не за меня, всю жизнь они с «военными писателями» жили в армии за мой счет. После, не раздумывая, он тут решил меня продать без всяких боев за самый пустячок, за чупа-чупс. Поэтому помер, а вспомнить, кроме поцелуя Иуды, его и нечем. Хотя… если бы я присутствовала при том, как он беззаветно и абсолютно «бескорыстно», как бы «не для себя» торговался за мою филейную часть, я бы, возможно, вспоминала его более осознанно. А так… что был, что совсем никого не было. Пустое место.

Для меня эта выходка покойного Вовика имела довольно ощутимое значение. Не только в том, что у меня из-под носа увели мою заслуженную победу, что-то гульгая про то, что у меня «все впереди». Важно ведь… какие выводы мы из всего делаем, верно? Из этого поцелуя Иуды можно было сделать вывод на все последующие времена о том, что за ущербные самовары лезут на мое место под видом «военных писателей», на что они вообще пригодны оптом и в розницу.

И когда недавно один самовар решил попрекнуть меня в сети, что он меня защищал в составе подводного флота… это уже было явно не по адресу. Никто из них меня ни от чего не защитил, даже от собственных пьяных поцелуев в запоздалом раскаянии. Хотя могли бы уж до такого не опускаться.

* * *

Долгие двадцать лет многие из собравшихся на нашем корпоративчике мечтали получить в жизни именно то, что «давалось» мне, по их мнению, слишком легко. Большинство из них получило звания, заслуги, должности… вовремя сделав вывод, что любое мое исполнение желаний – навсегда сделает все их «скромные» желания недостижимыми. Забывая, что все их достижения сделали желанными аналогичные мне индивиды, всегда вызывавшие в окружающих стремление заменить собою, подменить. Поэтому я иногда не понимаю эти нынешние истерики про «ужосы сталинизма» от людей, которые бы прекрасно устроились при Великом Кормчем.

Совершенно очевидно, что тот небольшой процент несправедливо осужденных при Сталине – составляли именно мне подобные. И первыми, кто написал бы донос на меня или на любого другого, вызывающего зависть, - это те, кто громче всех кричит про «кровавого тирана». Желание доносить – не проходит со сменой эпох. Тогда бы они доносили на меня, - в точности так же, как сегодня стараются донести на Сталина. Чуть ветерок поменялся – это сигнал, что надо доносить на Хрущева и Кагановича. Главное, опередить всех с пристальным интересом к их нарочито скромной персоне.

Перед каждым Новым годом наступает время, когда надо загадывать желания. А этого ведь никак не сделаешь, поневоле не вспомнив все предыдущие – исполнившиеся и оставшиеся неисполненными. Иногда меньше всего хочется думать о том, что уже исполнилось, поскольку исполнение принесло лишь пустоту и разочарование… краденного желания, не своего. Хотя желание ведь исполнилось! Казалось бы, больше и желать нечего. А вроде бы надо еще что-то загадать во всеобщем новогоднем возбуждении.

Жизнь прошла, но насколько она принадлежит тебе – это твоя единственная жизнь, наполненная исполнениями многообразных желаний. Но разве это были твои желания? Разве ты не решил по школярской привычке пошпаргалить, подглядывая ответ в чужой тетрадке, не задумываясь над собственным ответом? И вдруг под воздействием алкоголя и профессионального исполнения классической песни «Не вечерняя», знакомой по экранизации что-то там у Толстого про живой труп, начинается неожиданная ревизия всех предыдущих новогодних пожеланий самому себе. Песня зовет остатки души к тому настоящему, что осталось стоять на том же самом месте, а жизнь уже потрачена на чужоe. Тут и  возникает острое неуместное желание расцеловать всех, кого совсем не рассчитывал увидеть рядом.

И вершиной всех жизненных достижений становится пошлейшая сцена, о которой так не хочется вспоминать на следующий день, опохмеляясь на свои тридцать сребреников. Мысли всякие в голову лезут… про то, как любят люди у нас «подставлять» ближнего такими встречами. Про то, что же было сделано в жизни не так, что вообще пришлось сталкиваться с этим человеком прилюдно. И вряд ли кто-то отдает себе отчет, что полностью выполненное желание всегда завершается подобной незапланированной встречей. Важно лишь, кто к ней сделал какие выводы и как подготовился.

* * *

…Осипших артистов сменили доморощенные исполнители бардовских песен. Этого в наших отечественных физиках-лириках я искренне не понимаю. Вроде бы и люди культурные, начальное знакомство хотя бы с классической попсой имеется у каждого. Неужели самим сложно понять, что одно дело выслушивать это на природе у костра, а совсем другое – в зале, где пристойнее слушать совершенно иные образцы песенного творчества.

Не понимаю самого желания стонать публично советские романтические песенки про «солнышко лесное», «виноградную косточку зарою насовсем», «бразилию-бразилию», когда меня и Сейшельских островов уже можно запросто отматерить, а половина присутствующих читает лекции по азиям-европам. Какой смысл? Неужели у самих душа принимает песни, рождавшие совершенно иные мечты и стремления? Извините, откровенно не люблю художественную самодеятельность, «продолжающую лучшие традиции» эпохи развитого социализма в мумифицированном виде. Тоже ведь – нечто вроде поцелуя Иуды в давно преданное прошлое.

Думы окаянные, мысли потаенные.

Бестолковая любовь, головка забубенная.

...Сколько же желаний будет загадано теми, кто пожелает их исполнения за «просто так», в качестве Новогоднего подарка?.. Странно, мне всегда хотелось самой придумывать и исполнять желания, особо не надеясь на то, что кто-то может вынуть из мешка. Хватило бы только сил.

Прикосновение влажных губ не так отвратительно, как сопутствующие разъяснения и сложная психологическая мотивация всех этих поступков, которые давно утратили всякий смысл. Вежливость призывает нас выслушивать до конца это тысячелетиями, старясь не испортить себе праздничное настроение.

- Ты даже не знаешь, куда бы сейчас зашла, кем бы стала! – умоляет меня человек, так и не ставший самим собой. Он даже не представляет, каких усилий стоило когда-то оставаться собою после его подлости. Я смотрю на всех потрепанных жизнью и алкоголем иудушек, так последовательно и непримиримо тащивших меня к очередному распятию. Каждый раз не могу избавиться от мысли, что нельзя никому создавать такие условия, в которых не сможешь выжить сам. И оставаться собою, конечно.

Если человек остается самим собою и выживает в предложенных условиях, он становится сильнее. Об этом все сказки, которые нам вместе читала воспиталка. Но я сделала одни выводы, а они – другие, очевидно, так не дослушав сказочку до конца. И к чему мне выслушивать тех, кто не умел делать выводы еще с детского садика – о том, что, якобы, ведь все изначально делалось для моей пользы.

Не спорю, даже такое иногда идет на пользу, если вовремя сделать верные выводы. Для себя конкретно, без неуместных обобщений. Но много ли удовольствия все присутствующие получили недавно от поцелуев взасос хладными устами мертвого Иуды?..

Все, оказывается, делалось исключительно для нашей пользы. Заметим, за наш счет. Наверно, половина присутствовавших иудушек тоже искренне считала и старалась уверить в том самих себя, что спасла меня от войн, холода и голода. И это очень странно. Включаешь телевизор – там сплошные войны, голод, холод… никого ни от чего не спасли.

Полагаю, никто из тех, кто способен на предательство – не способен думать о других по умолчанию. Бессмысленно после оправдывать сделанное заботами о чьей-то чужой пользе. Конечно, все предательства совершались из сиюминутных порывов, в очередном приступе заботы о собственной шкуре, - без перспективных прогнозов, включающих неожиданную встречу на корпоративной вечеринке.

Поэтому… я точно знаю, что все реформаторы 90-х не рассчитывали, что кому-то придется что-то пояснять про «спасения от самих себя» через двадцать лет. В планы любого Иуды входит лишь, чтобы каждый потерял себя самого и никогда не дошел в конечный пункт, где от неожиданности дрогнут колени и вдруг потянет признаться во всем. Поскольку все наши поспешные желания, задуманные из жалости к себе, когда-то теряют смысл. Рано или поздно – жалеть будет нечего.

* * *

Многие из них поддерживали со мной отношения буквально до бурных разборок и репрессий. Как бы давая понять, что они абсолютно ни при чем. И долгие годы я в это верила, отчего нет? Некоторые меня даже глухо предупреждали заранее. Потом, конечно, всем становилось не до меня. Странно было, спустя годы, слышать от некоторых свидетелей прошлого, запомнивших происходившее, очевидно, лишь потому, что им пришло в голову примерить его… на себя:

- Кто же сомневался, что ты поднимешься, тебе все легко дается…

- Ты-то в люди вышла…

Главное, оставаться самим собою. Тогда людям с ворохом исполненных желаний будет к чему завидовать и вновь тянуться влажными губами. Интересно, а если бы Иисус прошел Голгофу и как-нибудь встретился бы с маститым фарисеем Иудой на корпоративном церковном собрании... A тот, после обряда обращения воды в вино – тоже полез бы к давно преданному другу с поцелуями и плакался бы «ты-то в люди вышел»? Глупо.

Я посмотрела, какие иуды выбраны нынче в «интеллектуалы России». Но, если человек обладает интеллектом и имеет действительное влияние на своих современников, не имеющих на него типичные иудушкины виды… то какой смысл составлять все эти списки? Чтоб в текучке не забыть? Как видите, никто ничего не забывает и без списков.

С Иудой не так все просто, как кому-то может показаться. Иуда… практически ничего не делает своими руками, а чаще всего он – какое-то ущербное, подчиненное существо, искушающее собственной слабостью. И есть еще одно. Никогда не задавались вопросом, отчего у каждого Иисуса – не по одному иуде, а прям целая гроздь иуд? Уверена, что никто так точно и глубоко не понимает безусловной настоящности Иисуса, как Иуда. Он необходим, он так глубоко все понимает, а понимание никогда не бывает лишним, его всегда недостаточно.

А далее… далее следуют его собственные выводы. И не стоит спрашивать меня, почему так поступает тот, кто первым все понял до конца и первым возроптал на судьбу, что не он выбран для понятой им лучше остальных миссии. Вполне допускаю, что любой иуда в некоторых аспектах понимает миссию куда глубже того, кто пытается ее выполнить.

Если рассматривать поступок законопослушного гражданина Иуды с точки зрения уголовки, то ведь никакого состава там днем с огнем не сыскать. Возможно, в чем-то человек заблуждался, что-то не так истолковал. Вовремя спохватился, встал на путь исправления. Вообще-то никому не нужны массовые беспорядки и резкие изломы в общественном сознании. Короче, оправданий – море разливанное. Каждый донос можно объяснить хоть этически, хоть эстетически. Да хоть как, хоть доказательством от обратного.

Но с нравственной точки зрения все фарисеи отходят на второй план почти безмолвных статистов. Поскольку никто, кроме Иуды, не понимает так же глубоко, как он, - что в этот момент он целует с предельной искренностью.

Он куда больше самого Иисуса желает того же самого. Но, конечно, без всяких голгоф и искуплений. По сути, это столкновение настоящего и ненастоящего, заведомо неспособного отдать своему творению плоть и кровь. Это столкновение настоящего творчества, которое само по себе – крест на Голгофу, которое и не нужно всякому в жизни. Но жизнь любого становится намного беднее, если этого акта безрассудства вдруг не происходит. Это столкновение с тем, что всегда претендует на роль Творца. И, возможно, эти претензии имеют под собою какую-то почву… да только души недостаточно, чтобы напоить ею других жаждущих.

Думаю, встреться они позднее, Иуде было бы, что рассказать о своих методиках спасения человечества от войн, голода и холода. Все иуды просят «понять их правильно». На самом деле они никак не могут понять, за что случай свел их с теми, на чьем месте они так хотели побывать, оказаться в их шкурке, «почти таким же», – чтобы навсегда запечатлеть свое предательство поцелуем.

Но на самом деле есть в этом предательском поцелуе что-то совсем алогичное — некий иррациональный импульс, свидетельствующий о зловещем раздвоении воли, об эмоциональной рассогласованности всего падшего, грешного естества.

Психологический феномен поцелуя Иуды состоит, возможно, в том, что предатель пытался до конца сохранить не только видимость, но и собственное убеждение в том, что он отнюдь не сводит здесь счеты, не питает враждебных чувств к своей жертве — напротив, лично ее, эту жертву, он вроде бы и любит, и почитает. Поцелуй (как и благословение) необходимо предателю как знак самооправдания, который, как он надеется, может успокоить его совесть, удостоверить чистоту намерения, в чем так нуждается его душа, смятенная душа изменника: предать — предал, но ничего дурного как бы и не помышлял, не имел против.

…в тяжелейшем для Церкви 1922 году обновленческий протоиерей Александр Введенский привел чекистов арестовывать митрополита Вениамина — своего учителя и правящего архиерея (вскоре тот был расстрелян; в 2000 году прославлен как новомученик). Иудин жест протоиерея Введенского состоял здесь еще и в том, что он не преминул подойти к святителю под благословение.

— Отец Александр, — спокойно сказал ему митрополит Вениамин, — мы же с вами не в Гефсиманском саду.

(Цыпин Владислав, прот. Русская Церковь 1917–1925. М., 1996. С. 194).

Проходят годы. Все регалии получены, но в результате ничего не произошло. Никто никого не спас ни от войн, ни от голода. Но не возникло и того, ради чего все это было. Ни демократии, ни новых открытий чудных, ни одного литературного образа. В этот момент лишь все раздражает, именно потому, что ничего не поправить. Вроде бы все прошло «тип-топ», все «прокатило», а жизнь удалась… но раз не возникло настоящего, то давно вошло привычку не требовать настоящего и с окружающих.

Раз одни сделали вид, будто они самые «настоящие», - окружающие с вежливым безразличием прикидываются тронутыми этим «настоящим» до глубины души. Однако время подводит черту под этими иллюзиями и притворством. Именно тогда, когда уже поздно что-то исправлять.

И вдруг в царящем вокруг всеобщем предвкушении единственного настоящего праздника, оставшегося у нас от прошлых времен до невзрачной череды всех этих фальшивых лже-спасителей и почетных великомучеников, - раздается искренний девичий голосок старательно напоминающий, что все суета, а соловей в Гефсиманском саду пропоет свои песни уже не для тебя.

«Душа обязана трудиться!» - и если она перестает трудиться, она отмирает, превращается в атавизм, как любой человеческий орган, оказавшийся ненужным в избранном образе жизни. Многие предпочитают добровольно расстаться с некоторыми ее свойствами, ставшими вдруг неудобными: гордостью, способностью любить и оставаться верными. Некоторые предпочитают отказаться от способности делать разумные честные выводы… это очень сложно – все время оставаться самим собой и, прежде всего, не предавать себя самого.

И вдруг то, что осталось еще живым в ходе непрерывных душевных ампутаций встает на дыбы от простоты и искренности всего неподдельного, ничуть не шевельнувшегося со своего места от обмана-морока со степенями и званиями, псевдо-достижений, псевдо-искусствa, которыe покажyтся вдруг такими ничтожными и самому себе… Вот и хочется прильнуть губами к чужой щеке, чтобы прошептать даже не слова утешения, а обычного самооправдания.

©2009 Ирина Дедюхова. Все права защищены.

Комментарии (19) на “Поцелуй Иуды”