Парнасские сестры. Часть VIII

09.08.2013

В предпоследнюю часть романа вошли главы:

Глава 15. Аэлло
Глава 16. Талия

АЭЛЛО

отрывок из главы

Дочь Океана глубокотекущего, деву Электру
Взял себе в жены Фавмант. Родила она мужу Ириду

Быструю и Аэлло с Окипетою, Гарпий кудрявых.

Как дуновение ветра, как птицы, на крыльях проворных

Носятся Гарпии эти, паря высоко над землею.

Гесиод «Теогония»

«Мне сегодня сорок пять, баба – ягодка опять!» - довольно хмыкнула Алла Давыдовна Мемлис, по мужу Стрельникова, с удовольствием глядя на себя в овальное венецианское зеркало старинной работы.

Ее красивое холеное лицо в последние годы почти еженедельно украшало страницы журналов, газет и экранов телевизоров. Всем были интересны подробности хитросплетений жизненных ситуаций, в которых оказывались ее знаменитые клиенты. В столице уже привыкли, что адвокатом в бракоразводных делах и имущественных споров звезд шоу-бизнеса разной величины, известных продюсеров, депутатов Госдумы и членов Центрального совета правящей партии – неизменно выступает Алла Давыдовна Стрельникова, украшая любой громкий процесс столичного бомонда своей безупречной внешностью и самыми стильными драгоценностями.

В прихожей еще стояла пушистая елочка, украшенная золотыми шариками с бантами из темно-синей тафты. В руке Аллы Давыдовны был зажат бокал с зеленым мартини, на серебряном подносе стояли креманки с оливками и самыми изысканными сортами итальянских и французских сыров, которые дама накалывала крошечной вилочкой с двумя золотыми зубцами.

На ее руках в перстнях и браслетах сверкали аметисты, аквамарины, сапфиры, изумруды… Мягкий шелковый халат укутывал ее изящную фигуру, а в воздухе благоухал бельгийский освежитель воздуха «Весенний сад», рождая вереницу праздных счастливых мыслей о том, что праздники закончились, а будни еще не начались… И целых два дня никто из ее клиентов не позвонит по телефону или в домофон, никто не потревожит ее из суда или из адвокатской конторы. Целых два дня она ни разу не столкнется со своим мужем, лежащим поперек ее покрывала из зебры – в грязном пуховике и с неизменным мобильником возле уха. Но главное, никто не задаст ей бестактный вопрос: «Вы так замечательно выглядите, как вам это удается? А сколько вам лет, если не секрет?»

Сорок пять лет – были ее самым любимым возрастом. Более шести тысяч лет, побывав и вечно юной, и древней старухой, она с удовольствием остановилась на этом возрасте, вынужденная с огромной неохотой, чисто для формальности – в очередной раз проходить путь от младенчества до сорока пяти. В принципе, любой мог при желании понять, что имеет дело… с существом, знавшим о жизни немножко больше других, просто сопоставив несколько удивительные факты биографии Аллы Давыдовны. Какой еще другой красивой девушке 17-ти лет, когда все ее сверстницы с такой же яркой внешностью рвались в театральные вузы, пришло бы в голову никуда не поступать после школы, а устроиться на работу секретарем-машинисткой в районный суд Москвы? В середине 80-х годов уходящего ХХ столетия, о котором Алла Давыдовна вспоминала с нескрываемой нежностью, ее целью было дорасти до должности помощника судьи районного народного суда Москвы, закончить юридический факультет и в тот момент, когда суды уже перестали быть народными, а стали просто районными, - создать собственную адвокатскую контору.

Несколько не соответствующая ее возрасту рассудительность, удивительная прозорливость и предприимчивость, заставляли и ее отца, Давыда Марковича Мемлиса, во всем слушаться советов единственной дочери. Благодаря ее советам, больше похожим на приказ, он, будучи всего лишь владельцем ларька, торговавшего жевательной резинкой, одеколоном «Шипр» и иностранными сигаретами «Магна», - в краткий период дорос до статуса негласного владельца нескольких московских рынков. Следуя указаниям дочери, Давыд Маркович сблизился с главарем влиятельной группировки Мишей Стрельниковым. Правда, ему не слишком понравилось желание Аллочки выйти замуж за Михаила. Все же пользоваться услугами бандита – одно, а породниться с ним – совсем другое, как говорили в Одессе. Но Аллочка сказала: «Ша, папа!», и Давыд Маркович решил, что услуги зятя обойдутся ему намного дешевле.

Потом он неоднократно искренне поражался, до какой степени его Аллочка выросла умным и прозорливым ребенком. Бывало, возьмет на дом все печати, подружку-нотариуса пригласит и говорит Давыду Марковичу: «Папочка, сейчас Циммерманша придет, бензоколонки свои на тебя перевести захочет. Ты ж смотри, учитывай, что у них нет автоматизированного контроля, а сами здания нуждаются в ремонте и расширении!»

Давыд Маркович не успеет удивиться, с какого это бодуна Циммерманихе взбредет в голову на него переводить свои бензоколонки, да и где он такого бабла насобирает за выходные, как глянь, а Циммерманиха уже из лифта выходит и прямо в ноги к нему бросается со слезной просьбой освободить ее от всех бензоколонок за недорого. А из особых условий имеет одну деликатную просьбу, чтоб ее Цуцика ихний Мишка больше не бил и выпустил на волю из тайного подвала по Дмитровскому шоссе.

Одно время Давыд Маркович впал в уныние, потому что после «таганских» и «люберецких» на его бизнес накатили вооруженные до зубов чеченские гангстеры. Он решил, что его бизнесу пришел окончательный пипелац, как говорили в Одессе. Но по-настоящему в их районе тогда уже была не Одесса, а настоящий Чикаго времен сухого закона, потому что с чеченцами началась война за водочные заводы, которые Давыду Марковичу достались за обещание, что Мишка кого-то в Польше не прикончит.

Но Аллочка лишь усмехнулась и заметила, что здесь чужакам не какое-нибудь Ведено и даже не Грозный. А как раз она никого в Чеченской республике ковровым бомбардировкам не подвергала, а как юрист - всегда была против подобных бесчеловечных мер наведения «конституционного порядка». Можно подумать, что Конституция настолько принципиальна, чтоб доводить людей до такого нервного срыва. И ей было совершенно непонятно, почему все «наведение конституционного порядка» - должно непременно аукнуться на любимых папиных водочных заводах?

Когда Аллочке было что-то непонятно, за разъяснениями выдвигался Михаил со своими пацанами. Всю ночь у винных заводов Давыда Марковича шел тяжелый бой. Аллочка возглавила штаб, требуя подкрепления с ближайших бензоколонок, мясокомбинатов и консервных заводов. Проявили отзывчивость даже китайские триады и вьетнамские джонки, выпускавшие самые настоящие французские духи и платья от «Дольче и Габана» в подпольных цехах Давыда Марковича.

Чеченцы отступили, но победу было праздновать рано. Через неделю после ночного боя у деревни Каюково в ближнем Подмосковье какие-то мерзавцы открыли огонь по иномарке, в которой находился Михаил Стрельников и двое его охранников. Мишка и его телохранители открыли ответный огонь на поражение, сумев таки поразить движущиеся цели, удиравшие в ближайший перелесок. Сами они получили тяжелые ранения, но выжили. Опознав нападавших, Аллочке даже позвонили из ФСБ и, выразив глубокое сочувствие к ее душевным переживаниям, сообщили, что если бы Миша был их штатным сотрудником, то за ликвидацию полевого командира Гарипова он был бы представлен к правительственной награде.

Во время этого разговора Аллочка молчала, только на ее прекрасном лице играли желваки на точеных скулах. Положив трубку на аппарат, она повернулась к перепуганному отцу и сказала: «Нет, папа, я эти спецслужбы совершенно отказываюсь понимать! Ведь одни проблемы от них, одни проблемы! А мы их решай, да? Таки мы их решим, что за вопрос? Но звонить и сообщать, что Мишке за два трупа награда положена, а не тюремный срок, а они ее не дадут, а для своих оставят… Согласись, это уже слишком!»

Алла всегда переживала за мужа, выбравшего такое сложное поприще в жизни. Она никогда не довольствовалась ролью обычной спутницы жизни авторитета, став настоящей боевой подругой и адвокатом, без проблем разруливая самые сложные процессы, став почти постоянным персонажем криминальных хроник. Не удивительно, что она была единогласно выбрана вице-президентом Гильдии адвокатов столицы.

Правда, про эту гильдию даже узбеки на трех вокзалах рассказывали, будто любой джентльмен удачи мог при помощи этой организации получить удостоверение адвоката за скромное вознаграждение в $5000 и готовность оказать «услуги прямого действия» ее вице-президенту. И, говорят, таких «адвокатов» в «лихие 90-е» эта Гильдия произвела чуть ли не несколько десятков тысяч не только в столице, но и по всей России.

Решительная и бесстрашная, Алла Давыдовна сумела соединить и свою адвокатскую практику с деятельностью мужа. К ней обращались, когда муж не желал отдавать принадлежащее ему имущество при разводе, а следовать традиционным судебным практикам не имело никакого смысла. Лучше было сразу заплатить Алле Давыдовне, в общих чертах обрисовав проблему. Потом можно было в огромных черных очках заехать в суд, пройти черед стаю кровожадных журналистов, жаждавших свежатинки, - и решить все проблемы с бывшим супругом без душевного надрыва, в духе товарищества и взаимопонимания. Таким же образом можно было разделить фирму, получить заказ, доказать отцовство ребенка… сделать массу полезного в жизни, сэкономив уйму времени и сил.

Однако тем, кто желал Алле Давыдовне что-то плохое, сразу переставало везти во всех начинаниях. Так, под закат «лихих 90-х», на одной тихой московской улочке было совершено покушение на известного «авторитета» по кличке Жмых. Неизвестный киллер выпустил ему три пули в спину. Сотрудники МУРа установили, что незадолго до этого важного события у потерпевшего был конфликт с Аллой Давыдовной по поводу марочной водки «Бомонд». Ее телефоны поставили на прослушивание. Однако выявить прямую связь между возможной заказчицей преступления и исполнителями органам правопорядка так и не удалось.

А через год произошло заказное убийство члена одной из преступных группировок, у которого тоже оказались непростые отношения с госпожой Стрельниковой по поводу рецептуры водки «Престижная». Но опять доказать ничего не удалось, а сама Алла Давыдовна подтвердила, что так всегда и бывает с теми, кто не умеет себя прилично вести с дамой.

В течение семи лет после этого было убито несколько владельцев ликероводочных заводов. В том числе, погиб президент ОАО «Привет», одной из крупнейших компаний столицы по производству ликероводочной продукции, в частности, выпускавшей водочный бренд «Привет, златоглавая!». Когда бизнесмен подходил к своему офису, сработало взрывное устройство, заложенное в припаркованный на улице мопед.

И как-то так удачно получилось, что Давыд Маркович со временем стал владельцем всех ликероводочных заводов в округе, а также всех наиболее приемлемых для организма водочных брендов и рецептур.

Дочка его фигурировала в делах об убийствах, поджогах, захватах офисов, рейдерстве, хулиганстве, вымогательстве… но всегда исключительно в качестве случайного свидетеля. Один раз в качестве свидетелей супругов Стрельниковых задержали «по горячим следам» в двух шагах от места какого-то проходного и не самого чудовищного преступления. Заглянув в записную книжку Аллы Давыдовны, следователи ахнули, поскольку там были перечислены все известные в столице и области уголовные авторитеты. Но и тогда супруги оказались абсолютно ни при чем, а ежедневник у следователей изъяли, пояснив, что там информация адвоката, которой органы правопорядка пользоваться никакого права не имеют.

Свидетельницей Алла Давыдовна становилась сразу же, стоило ей сделать один звонок советнику Генеральной прокуратуры Агате Викторовне Келайно, никогда не скрывавшей своего влияния в ведомстве. Было время, когда посетители при входе в кабинет Агаты Викторовны, работавшей тогда в должности областного прокурора, разувались из крайнего почтения к ее персоне. Но и теперь все прокуроры страны почтительно называли ее «наша мамаша».

Иногда Михаил спрашивал, откуда у Аллы Давыдовны такие знакомства, а та лишь неопределенно пожимала плечами: «Мы с Келайно тысячу лет друг друга знаем!»

Супруги Стрельниковы не всегда взрывали мопеды, захватывали ликероводочные заводы и сидели в КПЗ. Очень часто другая близкая знакомая Аллы Давыдовны, работавшая пресс-секретарем главного театра страны, приглашала их провести вечер в директорской ложе театра. И Михаил каждый раз получал огромное наслаждение, сознавая, что места, которые у спекулянтов лохи брали по пятьдесят тысяч рублей, им с женой достались бесплатно.

- А прямо здесь цари сидели? – спрашивал он у Аллы Давыдовны, поправляя душившую крахмальную манишку под фраком от Версаче.

- Нет, Миша, - с притворным вздохом отвечала его супруга, поправляя норковое фигаро и заговорщицки подмигивая Никифоровой, - Все гады вынесли, ничего исторического не оставили, об этом во-он тот балерун все время в телике орет!

Две подружки искренне веселились, когда супруг Аллы Давыдовны начинал уморительно рассуждать, как этот балерун может говорить что-то в телике, если сам Миша сейчас не в телике? Потом его начинали тревожить мысли, что ведь все кресла, на которых цари сидели, тихонько на чью-то дачу вывезли… Мысль о том, что чья-то дача ломится сейчас от «скраденных» в театре позолоты, хрусталя и бархата, не давала ему спокойно сидеть в кресле. Весь спектакль он дергал Аллу Давыдовну за подол роскошного вечернего платья, интересуясь, не слышала ли они от кого о такой даче.

- Какой он у тебя забавный! – неизменно восхищалась Никифорова, которую Алла Давыдовна иногда по забывчивости называла Окипетой. Если Михаил переспрашивал, не понимая, что она сказала, она поясняла, что это такое смешное прозвище, которой Никифоровой дали очень-очень давно.

- Тебя еще, Мишка, и на свете не было! – весело поддакивала Никифорова, и обе подруги заливались мелодичным хохотом.

Некоторые постановки театра так трогали Аллу Давыдовну, что она брала руку пресс-секретаря Никифоровой и прижимала к своему сердцу, до крайности смущая подругу этим жестом благодарности. Но она не могла отдать должное, что поставки из классического репертуара обновлялись таким образом, чтобы и Мише были интересны их культурные мероприятия.

Увидев на огромной сцене театра импровизированный публичный дом в опере «Руслан и Людмила», он замер и погрузился в действие, оживляясь при каждом появлении артисток практически голыми. Современная постановка оперы «Евгений Онегин», где прием был очень похож на знакомые ему посиделки с шашлыками, выпивкой и дурью – даже вдохновила его на воспоминание, как два его бойца поссорились из-за одной бабы, а потом один другого в бетон закатал.

И пока Михаил завороженно пялился на сцену, где артистки под классические арии исполняли стриптиз, Никифорова, весело фыркая, подавала Алле Давыдовне распечатки откликов зрителей на особо понравившиеся Мише спектакли.

- А чего ваша Полигимния в «Руслане и Людмиле» не выходит? – спрашивала она пресс-секретаря с презрительными нотками в голосе. – Надо было ее в качестве Наины на сцену выгнать, раздеть догола и перьях вывалять! Мише бы очень понравилось!

- Да она вначале согласилась участвовать, - с ненавистью отвечала Никифорова. – Мы планировали до конца творческого замысла ей не раскрывать, чтобы визжала по-настоящему. А эта старая грымза что-то почуяла. Вышла на сцену и заявила: «У меня нет сил в этом участвовать. Я посмотрела, что вокруг меня делается, и мне стало с сердцем плохо. Вот, правда, стало плохо с сердцем, прямо на сцене!» И упорола в свои оперные конкурсы! Ну, не гадина ли?