Огурцова на линии

А между тем, ровно восемь лет назад мне прям сюда, в Ижевск, дозвонился читатель из Америки и потребовал немедленно выйти в русский Интернет. Ага, сегодня такая вся круглая дата с талией посередке.

С тех пор я много чего здесь наговорила, но наиболее острую реакцию неизменно вызывает мое фирменное заявление «Я – не плохой или хороший писатель, а на сегодня – единственный!»

Как же, как же! Ведь по представлениям местечкового хамья я должна «проявить скромность», дождаться, пока они все перепакостят в русской литературе, с сожалением отвалившись от общего стола.

Но давайте, посмотрим, что должен был сделать в нашей ситуации русский писатель? Какие выводы должны были прозвучать от него, прежде всего, о нравственной составляющей нашего общего бытия? Может, кто-то из нынешних писателей рассмотрел трансформацию отношений к частной собственности на достаточно кровопролитных изломах всего общества? Или хоть один литературный образ создал?..

«Проявить скромность» - у меня было вполне достаточно времени для самого скромного человека. В особенности, с учетом того, что за эти 8 лет втащили через мою голову из компьютера на всеобщее обозрение. Никаких упреков с моей стороны не было бы, если все эти 8 лет все общество, начиная с журналистов, не пользовалось бы моим трудом бесплатно. Или кто-то еще полагает, что все написанное – труда не стоит?

Когда дама выкладывает такого рода аргументы, речь идет вовсе не об утрате скромности, я же не еврейка, которым скромность вообще чужда. Сказанное означает, что на нормальных отношениях между мною и моим читателем - уже поставлен жирный крест. Я ничего ни от кого из вас не приму, так и уйду неоплаченной, единственной из всех русских писателей.

Это в личном плане сознавать – тяжело. Но… в общественном плане я вижу в происходящем огромный смысл. С одной стороны, именно мне приходится отвечать за все Нобелевские премии, выданные не тем, кому следовало, за все дифирамбы, отправленные не по адресу.

Одновременно мною преподносится урок для всего общества, прежде всего, для его лучших представителей, умеющих читать. Сколько здесь раздавалось в ответ… хамоватых предложений оплаты напрямую. Предлагавших не смущало двусмысленность ситуации, поскольку напрямую с дамами не договариваются, это не панель. И я, заводя такого рода разговоры, изначально понимала, что в ответ вполне могу получить подобное предложение. Но… значит, в этом и моя вина, раз я не сумела воспитать своего читателя.

Да и смысл этого разговора касается не столько меня, сколько моего ущербного читателя, лишенного сегодня элементарных прав, которые были у него всегда.

Этот итоговый разговор не о моих личных обидах, поскольку оплату я получаю странными путями, конечно, но она приходит. Но этот разговор – принципиальный, поскольку речь идет не о нескромности какой-то пишущей дамы, а о том, что главный участник цепочки «автор-образ-читатель», для которого разыгрывается и нынешняя пьеса под названием «Наше тяжелое время» - в России полностью лишен всех прав, смысла своего участия в эстетической литературной триаде.

Встать вначале этой цепочки… невероятно больно. В этом случае надо тоже изначально отказаться от всего, что привлекало раньше в обычной жизни. И как-то… знаете ли… обходились в этом кровавом ремесле без женского полу. Нет, писали и женщины, конечно. Но пропускать через себя такое раньше никому из них не доводилось. То, что в данном случае выставили женщину – имеет очень много резонов. А основной заключается в том, что никто из вас не имеет права - заплатить за это напрямую. Каждый должен осознать свою роль и сделать свой выбор.

Эта роль читателя – не менее важна. На последнем этапе с читательским криком «Это же все про меня!» - литературный образ окончательно оживает. Все получается по давней сказке про трех братьев, обладавших тремя редкими способностями. Один из них вырезал тело, другой – одел это тело и создал стилистический образ, а третий – вдохнул душу. Бессмысленно спорить, кто же из братьев является главным в этом процессе. Да, без меня бы это все не завертелось, но без читателя литература не имеет никакого смысла, она мертва.

У нас с вами нет посредничества "второго брата", поскольку и веб-дизайнеры и полиграфисты – работают над созданием стилистических образов других авторов. Конечно, они нужны и мне, но ко мне они не придут.

Нужен ли «второй брат» - сегодняшнему читателю? Возможно, его участие слегка смягчает откровенно энергетически затратное чтиво, за «одежку» которого платятся сегодня хорошие деньги. Часть проблем в окончательной попытке оживить образ – полиграфисты и веб-дизы берут на себя, поэтому сполна получат своё.

В принципе, литература когда-то существовала и без них. Ничего не поделать, раз второй брат решил пожить без нее. Наверно, это на уровне давнего спора из сказки, когда каждому из братьев хотелось доказать свое главенство. При том, что нынче «одевает» для читателя «второй брат» - доказать свое главенство ему несложно.

Литература – это всегда читательская магия оживления образа. Я же вижу, как меняется произведение, как оно начинает дистанцироваться от меня, жить своей жизнью, уже не пуская меня в свою ткань – как только происходит незримое для меня завершение взаимного сотворчества образа. «Начитанное» произведение и мною уже воспринимается иначе.

Мы тут затянули с устройством литературных гостевых на сайте Современная русская литература поскольку для новых читателей это, возможно, актуально, а для меня… давно нет. Эти образы созданы достаточно давно, я не прикасалась к прозе почти пять лет, поэтому смотрю на эти вещи абсолютно сторонним взглядом. Мне давно не нужны никакие отклики о них, поскольку не ассоциирую себя с ними, процесс читательского сотворчества завершен. Даже не узнаю их до конца, поскольку они приобрели… какую-то объемность.

Много думаю, о тех, кто продолжает меня читать. И в моем случае это сложно, поскольку приходится иметь контакт напрямую, без посредника «второго брата». А я – не книжка на полке. У меня – масса своих проблем, которые вся эта добровольная бублицистическая деятельность лишь осложняет. Но то, что я в любых условиях продолжаю это делать, зная, что сделано все, чтобы при жизни я не получила ни копейки, чтобы еще приходилось получать «требования о скромности» и предложения расплатиться за «услуги» - это и есть доказательство инициации, того самого лозунга, написанного на обрывке бумажки «Бог есть!»

Не знаю, как для других, а для меня это именно так. Скажи мне кто-то в начале 1997 года, что я буду писать про все это, пахать без всякой надежды… я бы в лучшем случае посмеялась. Но мне такое и сказать-то весьма опасались, поскольку к тому времени я прошла все стрелки и ни под одной бандитской группировкой нашего славно города имени автомата Калашникова не побывала. Однако нашли же для вас такое посередке России, сказали «глаголом жги!» - и вот к вашим услугам «Мадам Огурцова жжот не па-детски!»

* * *

Конечно, я много высказывала обидных вещей читателям, имея на это полное право. Но, высказав все до конца, вновь заводила старую шарманку. Почему? Потому что у меня давно сложился образ моего читателя. Я когда-то в детстве видела жуткое фото, снятое в лагере смерти. Эсэсовец ведет абсолютно голого мужчину, тот снят со спины. Это – скелет, обтянутый кожей, видны все кости таза. Ничего не могу поделать, поскольку это фото немедленно всплывает в памяти, как только я в очередной раз выскажу все свои претензии к своим читателям. Сразу становится не по себе: кому я это говорю и в какое время?

Ведь духовная дистрофия дошла до такого, что элементарные вещи приходится по капельке цедить в цинготную язву вместо рта. Очень хорошо понимаю, почему сейчас читателю так нужна питательная смесь публицистики, почему ему пока еще невозможно переварить более сложные блюда русского романа.

Двадцать лет перед последним государственным переворотом все общество намеренно удерживалось в узде идей, отживших свое еще в конце 19-го века. И почти 100 лет людей в России лишали смысла существования – возможности созидания частной собственности.

Один читатель мне недавно рассказывал, как накануне нынешнего государственного переворота и уголовного массового воровства государственной собственности, в 1989 году его заставили делиться с отцом, с которым они обжили 25 соток земли. В тот год их пригородный поселок был включен в городскую черту. Против них немедленно заработали хрущевские законы, запрещавшие держать скот, иметь земельный участок более шести соток. Их заставили половину участка продать (естественно, за бесценок), а оставшуюся половину разделить забором.

Уже обобранными на полжизни мои читатели вышли в «новые рыночные условия», где их опять обобрали на входе рыночные каталы и любители продавать «входные билеты» на свой собственный рынок. Им не платили по три года заработную плату, ликвидировали все их сбережения, а потом вообще начали планомерно уничтожать городами и поселками.

При этом моему читателю сообщалось в лицо, что он – лох, пипл, бездарь и ничтожество. Он – «не умеет жить», от него «ничего в жизни не зависит». Затем на каждой остановке общественного транспорта выставили ларьки, чтобы спаивать этого пипла, сделав доступными наркотики, внедрив в правоохранительные органы идеологию о виктимности всех потерпевших. Типа все потерпевшие сами провоцировали воров и маньяков.

Потенциальные потерпевшие стали устанавливать железные двери в своих жилищах в нарушение пожарной безопасности. Поэтому их стало легко заваривать в квартирах при непогашении возросших при «реформе ЖКХ» коммунальных платежей. Это мы пропускаем торжество финансовых пирамид, в том числе и на государственном уровне – в виде ФЗО и ГКО… Все, кому не лень, играли в рулетку на жалкую никчемную жизнь, которую тянули мы с пиплом вместе.

Все это ведь говорится… на уровне жалости к несчастному больному, но сказать такое можно лишь в публицистике. Русская проза такое напрямую не принимает, она дама строгая. Все, что является предметом уголовки – это не предмет искусства. Потому и детективная линия в романе может быть лишь на узком финальном участке, детектив – жанровое чтиво, к искусству не относится.

* * *

Пожалуй, никогда в России не было такого количества кормящихся с печатного слова. И на этом фоне действительно выглядят смешными мои претензии… на какую-то уникальность. Но выясняется, что именно сегодня проходит грань между «обжигающим глаголом» и теми, кто пишет исключительно за деньги.

Слово должно рождать… веру! В принципе, и без меня написано много чего, во что можно лишь верить, только стоит ли доверять? Основная целевая мотивация, по которой кого-то за волосы вынимают с очередной стрелки-тусовки и инициируют на творчество словом – это как раз вера. Вера должна быть незыблемой и иметь достаточно доказательств. Даже в наше время почти полной утраты веры к слову.

Опять-таки в наше время растущих, как грибы, храмов, цельного телевизионного канала, устремленного к вере, - вроде бы тоже можно как бы и без меня вполне обойтись. Но мой читатель… тоже с особой придурью, да? Слишком бросаются в глаза безысходность, с которой многие уходят от жизни в «православные общины» и то, что вера в Бога становится одним из немногих коммерческих оправданных проектов. От этого искать Бога с моим диким воплем «Я в Господа верую!» - для многих сегодня куда более приемлемый компромисс со свободой совести.

Господа, Бог есть! Тому доказательство – мои восемь лет в интернете, а вовсе не новострой Храма Христа Спасителя, в котором два гаврика свечку перед фотокамерами зажигают. А при Боге всегда жили убогие, каждому давая выбор, каким образом распорядиться собственной жизнью. А так… все под Богом ходим. Некоторые под Богом катаются на самосвалах или БТР. Тут все просто.

Не стоит забывать, что никто из священнослужителей ни одной конфессии России не высказался против расчленения страны, против грабежа государственного достояния, против геноцида мирного населения. Никто из них не прочел отповедь наглым ворам, попирающим нравственные устои общества: «Не укради! Не убий!» У них было время, они его использовали не по назначению. Но какой спрос с убогих?..

Однако у нас появилась и иная категория убогих граждан – правозащитники, которые нигде не работают, которые вообще кормятся с защиты прав граждан. Если граждане чаще начнут отстаивать свои права самостоятельно, то ведь правозащитникам, живущим исключительно «в интересах народа», заведомо более нравственно, как и наши священнослужители, - кушать будет нечего.

А тут выясняется интересная деталька. Граждане на общественном уровне могут выступать не в защиту личных интересов, а лишь в интересах России. Только тогда перестанут попираться и их личные права. И в этом никому еще никакой поддержки не оказали ни правозащитники, ни служители культа.

Нынешний способ государственного управления, дурной силою распространяющийся на самые интимные ипостаси бытия, способен привить любому человеку полное неверие в то, что у людей хоть иногда просыпается совесть. Немного веры способны посеять в душе последствия реализации чисто уголовного подхода к жизни – «Живи и дай жить другим… за твой счет, за счет будущего твоих детей», повязав всех вокруг безмолвным соучастием в преступлении века: расчленении страны и грабеже государственной собственности России.

Никто из правозащитников ни словом не обмолвился даже против приватизации детских санаториев и летних лагерей, превращении их в выездные бордели. Никто из оппозиции, призывающей народ к протестным акциям, не призвал протестовать против приватизации государственной инфраструктуры и бюджетообразующих отраслей.

* * *

Помнится, как пришлось ставить на место «сознательных пролетариев» с Октябрьской железной дороги, в проснувшемся самосознании решивших устроить забастовку. У вечно снующих у всех под ногами «буревестников революции» хватило наглости на первое мая 2008 года с нахрапом потребовать «солидарности» у окружающих к «справедливым требованиям» пролетариата.

Видя, сколько прекрасных товаров ежеминутно завозится для гламурной жизни москвичей и гостей столицы, загружая составы сырым-вареным, что тащили из страны неизвестно откуда навалившиеся «иностранные инвесторы», - пролетарии с Октябрьской железной дороги сочли недостойной и весьма незначительной для себя среднюю оплату труда в 30 тысяч рублей, поскольку это - «очень мало для Москвы и Московской области».

Ни у кого из этих «пролетариев всех стран» не дрогнула совестишка в момент уголовной приватизации важней оборонной инфраструктуры страны. Тогда их вполне устроило обещание ежемесячных 60-ти тысяч на одно плебейское рыло, а нынче в них проснулось пролетарское самосознание, и они поняли, что продешевили.

Ни у кого и из столичных буревестников революции не шевельнулась мысль, насколько нелепо смотрятся подобные «прогрессивные требования» из обескровленной провинции, уже вполне ощущавшей стремительное наступление экономического коллапса.

Я спрашивала политизированных молодых людей, бурно выступавших в «интересах народа», устроивших «маевку» московских железнодорожников, - хорошо ли они понимают, за счет чего формируются железнодорожные тарифы, лежащие в основе ресурсных расчетов? До конца ли они осознают, какому витку инфляции в провинции будет способствовать поддержка требований зажравшихся московских железнодорожников? И почему у самих этих буревестников и их пролетариев не возникло ни одной нравственной мысли в оценке собственных требований, не шевельнулось и ее подобия – в отношении всей России, собственность которой они нагло присвоили?..

Затем, как все знают, с осени 2008 г. в офисах этого «передового трансконтинентального предприятия» начались пожары. Последний поджог всей бухгалтерской первички наши прогрессивные железнодорожники устроили на масленницу. Кризис ведь кругом, без пожара на в Москве, ни в Питере – на воле не прожить.

* * *

Можно долго говорить про прогрессивные взгляды Хазина, Глазьева и других наших публичных «ведущих экономистов», но отчего-то никто из них не связал геноцид населения и гуманитарную катастрофу – с падением производства по производственной функции Леонтьева.

Никто не счел нужным сделать доступным для читателей макроэкономический анализ по секторам влияния, поговорить в общем строю о простых вещах, понимание которых делает жизнь более осмысленной. Нехорошо нормальному адекватному человеку в России зависеть от того, насколько реализовались в политическом плане какие-то невзрачные «политические фигуры». Каждому необходимо иметь самодостаточную личность, влиять на общественные процессы – хоть из тундры, хоть из тайги. Технические возможности для этого имеются.

И это необходимо сделать самостоятельно! Чтобы раз и навсегда отбить охоту у местечковых хамов совать поганое рыло, навязывая всему обществу свои уголовные «идеологии». Нет никаких идей во Вселенной, выше той, что заложена в создании и существовании России!

И у порядочного человека, имеющего понятия о чести и достоинстве, нет и не может быть никаких идей, кроме идеи блага России - ни «классовых», ни «национальных». Кстати, нынче как раз удобное время, чтобы убедиться в этом. Сколько местечковые подсовывали свою «национальность», сколько лгали, будто выступают исключительно во благо национальностей «неевреев», сколько лизали попку «пролетариату», устроив себе жизнь подалее от «орудий производства». А все благородство идей и заявлений сводится к нынешним «задачам всего общества» - заключающихся в «создании класса эффективных собственников».

Если собственник действительно эффективный, он это докажет без всего общества, без грабежа государственной казны, - организацией общественно-полезного труда, причем, непременно на благо России. Иной «эффективности» не бывает в природе.

* * *

Меня иногда удивляет слепота тех, кто пытается использовать слова, как удавку, как обруч, сжимающий чужую мысль шаблоном, стараясь не давать людям думать самостоятельно, находить верные решения. Чтобы люди не имели выбора, не осуществляли свой выбор самостоятельно по данной им свыше свободе воли.

Если кто-то полагает, что подобное остается безнаказанным, что за это «ничо не будит» - это даже не наивность, а идиотизм, такое не лечится. Выбор-то уже сделан. Человек вполне добровольно положил душу несколько не в ту ячейку, где ему никто не обещал, будто это такая свободная камера хранения». Типа положил душу в залог, наговорил разного – а потом, решив «жить честной жизнью», пришел и забрал свое имущество беспрепятственно.

Ведь смысл свободы совести, свободы воли в самостоятельном определении этой самой ячейки. Неужели никого не заставила задуматься внезапная резкая боль в отсутствующем физиологически органе, когда мы понимаем собственную неправоту, ошибочность представлений – даже при абсолютно искренних заблуждениях? Да, в этот момент мы получаем свой залог, но чего нам это стоит? «Я сам обманываться рад!» - поскольку бремя внезапной истины, тяжкий путь познания чаще всего выглядят так, будто в открытой с трудом ячейке мы обнаружили гулкую пустоту.

Поэтому считаю, что жить без Бога, как к тому еврейские комиссары призывали, в России не стоит. В России надо жить с комфортом, на широкую ногу, не заботясь с таким надрывом о хлебе насущном - по причине наличия на шее огромного количества толерантных дармоедов, корчащих из себя «властителей дум», «ответственных лиц», «эффективных собственников».

А для этого надо лишь вначале прекратить обманывать себя, а затем – безжалостно уничтожать любую попытку солгать в своем присутствии. Это Богу угодно!

Поскольку обтекаемо называемый «враг рода человеческого» именуется чаще всего «лукавый». Это сама Ложь, имеющая огромную разрушительную силу. Ложные пути приводят каждого из нас в тупик, а все человечество – на грань самоуничтожения.

Речь идет о вполне реальных вещах, когда заведомая ложь делает невыносимой жизнь каждого, нанося огромный ущерб среде обитания.

Ложь – называть Путина премьер-министром и президентом, пусть «бывшим». Ложь – утверждать, будто у нас есть президент по фамилии Медведев. Ложь – платить деньги за монолитную халабудину «кердык-кишлак», называя ее «жильем».

* * *

Но все начинается со Слова. С самого «безобидного» в этом плане – «накатанных» рекламных слоганов «Я прочел эту книгу и понял, что не читал ничего лучше!», разного сетевого маркетинга и прочего «продвижения товара». Все уже заранее знают, что это – намеренная ложь, но относятся терпимо.

Конечно, мне тоже пришлось со многим смириться, хотя иногда совершенно нестерпимо обидно новое роскошное объявление о книжной ярмарке. Там не будет моих книг, «второй брат» пашет за деньги, не ради идеи. А мои деньги «второй брат» уже благополучно прокутил. Тоже вот не следовало платить напрямую. Так что… никаких ярмарок, Ирина Анатольевич.

Не стоит забывать, что ведь и «третьему брату» останутся рожки да ножки. Даже на ярмарке некто другой будет решать, что ему почитать в полном одиночестве в завалинке. На что потратить время жизни и силы своей души. А раз выбор сделал кто-то – никакой свободы выбора читателю уже не светит.

И все это началось с господина Пастернака. «Танцевала рыба с раком, а петрушка – с пастернаком». Этот местечковый господин навсегда останется в русской литературе подлым предателем «третьего брата», читателя. Именно с него началось маркетинговое протаскивание в литературу не освященной читательским сопереживанием писанины. И все – в полнейшем соответствии «духу марксизма-ленинизма». Вне зависимости от того, чего он там начирикал в «Докторе Живаго», он навязал это именно так, как местечковые комиссары навязали себя России в качестве «большевиков».

Больше века в России местечковое хамье навязывалось с заведомо уголовной по сути идеологией о неправовом присвоении чужой частной собственности, о том, что, дескать, «закономерный путь человечества» - это когда частной собственности ни у кого нет вообще, поскольку «сформируется человек нового типа – строитель коммунизма». Идеология лукаво пропускала главное – уничтожить частную собственность можно лишь с самим человечеством. Россия хлебануда довольно кровищи с реализацией этих «светлых идей».

Но на насильном навязывании этих ложных идейных установок, чтобы лишить каждого свободы нравственного выбора, сформировалась филологическая категория людей, определяющих «списки чтения». Из прежних идейных установок трепетно вынута суть – непременно навязать «духовную пищу» нужной идеологической закваски либо… не представляющей для нее никакого вреда.

Единственное обстоятельство, оставляющее надежду на нечто позитивное в такой ситуации, это то, что не все написанное можно прочесть вообще. А прочитанное - либо изматывает душу, либо вступает в диссонанс с чем-то в ней… вне идеологических установок и рекламных откликов. И не прислушаться к ней нельзя, поскольку все, что относится к критериям человеческого счастья, связано не с деньгами, а с этим нематериальным кусочком души.

У некоторых вообще возникает вопрос: «Почему мне не понравилось, если понравилось всем? Неужели я – не такой, как все?» Конечно, «не такой», поскольку каждый из нас – уникален! И никто не обязан самым толерантным из людей - «быть как все»! Закончился совок, где это требовали от каждого, предполагая, что можно безнаказанно обирать чужую жизнь «от каждого по способностям».

Раз вывалили на всеобщее обозрение столь непотребные «потребности» а-ля «эффективные собственники» - о русской литературе следует забыть, а о владении чужими душами – тем более. Господу всегда найдется кого выставить поединщиком против лукавой лжи. Он дает душу – и каждый перед Ним в ответе за сохранность и целостность души.

А то уже до смешного доходит. На проводах господина Аксенова на тот свет честно заслуженным им плевком, мне был выставлен такой непробиваемый аргумент в связи с «Аксеновскими чтениями», устроенными в тупичке Гоблина: «Грязь можно найти у каждого!»

Я попросила – пойти и найти в моих трех романах грязь. Жила б я до сих пор, как же, если бы в грязь втоптала Его доверие. Впрочем, не спорю, каталась бы сыром в масле. Небось, тоже бы фигуряла в «мэтрах русской прозы». Но все, что относится человеком к категории счастья – в жизни невозможно без полного соответствия Его доверию. И вряд ли существование в несоответствии с тем, что Он доверил нам, вдохнув нас душу, - можно назвать жизнью.

* * *

Пришлось тут нос к носу столкнуться с давнишним знакомым. Давным-давно, когда я пришла в интернет с вещами, которых нет ни у кого и по сей день, я наивно полагала, что все наоборот обрадуются, что теперь им есть что почитать и не оскоромиться. Просто порадоваться за себя, что пока не разучились читать. Ведь чтение нормальной инициированной прозы, написанной дедовским способом, когда все берется из души, а не штампуется из броузера, - приносит… просто удовольствие.

Проблема только в том, что, отдав мне должное, слишком многим пришлось бы признать никчемными свои усилия, а все свои жизненные притязания – несостоявшимися. То, что им никак не давалось, как мне пожаловался один «писатель», получалось у меня само собою.

Я их понимала, поскольку писала с детства, но никому никогда не предложу текстов, написанных до инициации. Впрочем, были люди, которые считали свои позиции незыблемыми. Один из таких открыто «обрадовался», признав «настоящего писателя». Ну, много воды с тех пор утекло, за эти годы этот господин побывал и в редакторах и в "маститых" авторах.

А тут вдруг сталкиваюсь, что он по-прежнему меня читает, да еще и ссылки дает на мои статьи с припиской: «Только не связывайся со старой дурой. За ней чуть не все фашисты России стоят».

Пришлось напомнить человеку, что вообще-то он сам – значительно старше меня. И многое в моей жизни произошло не потому, что он – антифашист, а потому что оказался… ничтожеством. Да и полностью отвечая за каждое сказанное слово, расплачиваясь собственной жизнью в полнейшем одиночестве, странно слышать от кого бы то ни было, будто за мной кто-то «стоит». И почти за полтинник жизни в России – мне не довелось встретить ни одного фашиста. То ли они нарочно до меня разбегаются, то ли удачно маскируются.

Зря я это заметила, поскольку человек тут же привязался с личными наездами типа «кто еще тебе правду скажет!», будто без него мало желающих сообщить мне «чистую правду» обо мне-любимой. Столько «правды», сколько мне уже наговорили за восемь лет в Интернете… сложно превзойти даже в психическом припадке правдолюбия.

И вдруг из него прорвалась нотка из того давнего времени, самого начала моей отсидки в Интернете: «Ты-то неплохо поднялась, в люди вышла. А мы все в дерьме!».

Никуда я, конечно, «не поднялась», а все выходы давно передо мною давно захлопнулись, каждый раз через стенку приходится долбиться. Я и в Интернет попала… в поисках выхода.

Но практически всю жизнь сталкиваюсь на самом разном уровне с этим плебейским воем: «Ты-то в люди вышла, а мы все…» Слышишь от лауреатов всяких премий, слышишь от бывших коллег, растаскивавших неопубликованные данные экспериментов, слышишь от тех, кто обирал при издании, продавая мои вещи в 4-9 раз дороже себестоимости… В последнее время приходится слышать это еще и от бывших заказчиков, без стыда кидавших в конце голодных 90-х.

Признаться, каждый раз мне это дико слышать. Тем более, объяснять, что не стоило быть дерьмом с самого начала. А надо было постараться быть человеком. Это гораздо сложнее, чем просто… оставаться дерьмом. Но тогда и при всех закрытых выходах остается один путь – в люди.

 

©2009 Ирина Дедюхова. Все права защищены.

Комментарии (30) на “В людях”