Леон Фейхтвангер «Безобразная герцогиня Маргарита Маульташ»
Гость
«Маргарита, последняя правительница Тироля, умнейший человек своего времени, вошла в историю как самая уродливая женщина из когда-либо живущих. Её поражения слыли карой Божьей, её победы приписывались мужьям и вассалам. Дочь чешского короля, она всю жизнь старалась защитить свою горную страну от посягательств императора и не в меру алчных соседей, а потомкам запомнилась под уничижительной кличкой Маульташ — «Большеротая».
Об её жизни и Германии четырнадцатого века рассказывает в своей книге немецкий писатель Лион Фейхтвангер.
«Я никогда не собирался изображать историю ради неё самой» — говорил писатель. В своих произведениях он изображал столкновения идей, борьбу сил регресса и прогресса, последствия которой оказывали влияние на социальные конфликты современного ему общества. Им создан новый тип интеллектуального исторического романа, где за описаниями отдаленной эпохи явственно проступает второй план — параллели с событиями современности.
Маргарита, графиня Тироля и герцогиня Баварии. Портрет первой половины XVI века
Первый исторический роман Фейхтвангера — «Безобразная герцогиня» (1923) – это история Маргариты Тирольской, южногерманской герцогини XIV века. Роман о трагедии личности в жестоком обществе. Энергичная и одаренная главная героиня внешне некрасива и поэтому несчастна в личной жизни.
«Безобразная герцогиня Маргарита Маульташ»[1] (нем. Die häßliche Herzogin) — исторический роман немецкого писателя Лиона Фейхтвангера о реально существовавшей Маргарите, графине Тирольской. Роман повествует о некрасивой, но умной и образованной женщине, непонятой и недооцененной своими современниками, и о её несчастной судьбе.
Действие романа происходит в эпоху позднего Средневековья — XIV век. Юную Маргариту, которой на тот момент исполнилось всего двенадцать, обвенчали с десятилетним Иоганном Генрихом.
Смирившись с участью некрасивой женщины, Маргарита всю себя посвятила своему герцогству, борясь за его процветание. Несмотря на все её усилия, у подданных Маргарита не пользовалась ни любовью, ни уважением. На протяжении всей жизни она ведёт неравную борьбу со своей современницей, графиней Агнессой, являющейся полной противоположностью Маргариты. Агнесса хороша собой, но не блещет умом. Особое наслаждение Агнессе доставляет разрушать всё, что дорого Маргарите.
Роман насыщен множеством трагических событий из жизни герцогини: развод с первым мужем, отлучение от церкви, эпидемия чумы, унёсшая жизни большей части населения, еврейские погромы, обвинения подданных, смерть двоих детей, предательство сына, интриги и политическая борьба, потеря владений. Ко всему добавляется слава самой безобразной женщины в истории.
26 июля 2022 г.
«Она разглядывала себя с горькой усмешкой. Ну-ка, посмотрим! Глаза и лоб еще куда ни шло. Самое худшее – рот, вывернутые обезьяньи губы. Что ж, зато у нее Каринтия. Вялые свисающие щеки – куда это годится! Но разве за них не вознаграждает графство Тироль? А серое с пятнами лицо? Положите на весы Триент, Бриксен, Хур, Фриуль. Разве оно тогда не станет ровным и чистым?»
Лион Фейхтвангер, «Безобразная герцогиня»
Эту молодую женщину, в 17 лет взошедшую на престол независимого графства Тироль, беспощадная молва нарекла «безобразной герцогиней». Такой она осталась в исторических летописях, так запечатлена на средневековых карикатурах – ужасающе уродливая, с бугристой кожей и отвисшей нижней губой.
Но была ли в действительности настолько некрасива Маргарита, к которой прочно пристало безжалостное прозвище Маульташ – Губастая, или этот образ – результат безжалостной травли, которой она подверглась за смелость и независимость?
Начало истории:
Дело в том, что Маргарита совершила шаг совершенно неслыханный по своей дерзости: выгнала мужа, Иоганна Генриха – причем изгнала благоверного не мухобойкой из спальни, не скалкой из дома, а вон из графства, как говорится, с вещами: когда ничего не подозревающий Иоганн вернулся с охоты, Маргарита попросту закрыла ворота замка перед его носом. Нигде в Тироле отвергнутый муж не нашёл пристанища, обретя приют лишь у патриарха Аквилейского.
Вацлав (Венцеслав) Холлар, чешский гравёр и рисовальщик XVII века. «Король и королева Туниса»,
Британская королевская коллекция
Изгнание произошло при поддержке тирольского дворянства, вступившего в тайный сговор с императором Священной Римской империи Людвигом Баварским. Император же, ссылаясь на отсутствие между супругами фактических брачных отношений, объявил союз Маргариты и Иоганна недействительным.
Не откладывая дело в долгий ящик, 10 сентября 1342 года в Мерано Маргарита вышла замуж за старшего сына Людвига Баварского – Людвига V Виттельсбаха, маркграфа Бранденбурга. Что тут началось! Папская курия пришла в неистовство – ведь Маргарита, по канонам церковного права, ещё не считалась разведённой со своим первым мужем Иоганном Генрихом Люксембургским. Политический противник императора папа римский Климент IV пришёл в ярость, нечестивица Маргарита и Людвиг Виттельсбах были отлучены от церкви, а на Тироль наложен интердикт – запрет всех церковных действий и треб: миропомазания, исповеди, бракосочетаний.
Людвиг V Виттельсбах, герцог Баварии. Скульптура работы Эрнста Гертера, 1900, Берлин, аллея Победы
Это был скандал европейского масштаба. К противостоянию подключились даже английский философ и францисканский монах Уильям Оккам и средневековый схоласт, философ, теоретик светского государства Марсилий Падуанский, которые выступили в защиту графини – в частности, последний в своих трудах обосновывал право императора давать развод.
Вероятно, именно это противостояние и стало началом настоящей средневековой травли, которую устроили приближённые папы Климента IV, а также люксембургские и богемские хронисты, крайне отрицательно относившиеся к разводу графа и графини Тирольских. Не исключено, что именно они пустили ядовитую стрелу – прозвище Маульташ, намертво приставшее к Маргарите не только при жизни, но и после смерти.
Известно, что Иоганн Генрих, желая вступить в новый брак, в 1348 году обратился к папе с просьбой о разводе с Маргаритой. Причиной указывалось кровное родство мужа и жены, также Иоганн Генрих признавал, что физически брак так и не был осуществлён. Несмотря на развод, оформленный 21 июля 1349 года, отлучение от церкви Людвига и Маргариты оставалось в силе ещё десять лет, столько же не признавался папской курией их супружеский союз.
Удивительный факт: первоначально образ Маргариты послужил основой для «красивых» портретов Маргарит XVI века – в частности, картины маслом из коллекции замка Амбрас или гравюры Доменика Куста 1599 года. Но позднее кто-то нарисовал на портрете из замка опухшую, увеличенную нижнюю губу – и открылся ящик Пандоры: с тех пор изображения уродливых старух неизбежно ассоциировались с Маргаритой Маульташ.
Почти через 200 лет после рождения Маргариты – около 1500 года – великий Леонардо, которого весь мир знает как гениального творца и создателя портретов прекрасных женщин и безупречно сложённых мужчин, создал серию карикатур.
Исследователи утверждают, что да Винчи имел ненасытный интерес к необычным лицам, нескладным фигурам, уродствам и несовершенствам – как бы вступающим в противоречие с той системой идеальных пропорций тела, над которой он работал, – и изучал их, идя «от противного» в постижении гармонии человеческого облика. Так появились гротескные рисунки безобразных старух – не имеющие, впрочем, никакого отношения к Маргарите Тирольской.
Гротескный бюст старухи. Авторство достоверно не установлено, возможно, ученик Леонардо да Винчи – Франческо Мельци (Francesco Melzi, ок.1491–между 1568 и 1570) с рисунка Леонардо.
Британская королевская коллекция.
Позднее фламандский живописец Квентин Массейс на основе одного из рисунков Леонардо да Винчи создал картину «Уродливая герцогиня», ныне хранящуюся в Лондонской национальной галерее. На ней отвратительная старуха с морщинистой дряблой грудью, стиснутой корсетом, держит в правой руке бутон розы. Этот сатирический образ показывает престарелую кокетку, которая сама себе видится молодой, желанной и соблазнительной.
Квентин Массейс. «Уродливая герцогиня», около 1513. Национальная галерея, Лондон
Лиха беда начало. Легенды о безобразной герцогине были включены в 1816 году Якобом Гриммом (одним из братьев Гримм) в сборник «Немецкие саги»; английский художник, карикатурист Джон Тенниел вдохновился картиной Массейса, иллюстрируя в 1865 году книгу Льюиса Кэрролла «Алиса в стране чудес» – герцогиня в его работах, признанных каноническими, повторяет образ, созданный Массейсом. А в 1923 году вышел роман Лиона Фейхтвангера, и имя Маргариты Маульташ стало синонимом «Безобразной герцогини».
Иллюстрация Джона Тенниела к книге Льюиса Кэрролла «Алиса в стране чудес»
В браке с Людвигом V у Маргариты родилось двое сыновей. Сын Герман умер в возрасте 17 лет, а Мейнхард после смерти отца в 1361 году взошел на престол Верхней Баварии, герцогом которой был Людвиг, а также стал соправителем Тироля вместе с матерью. Правда, продолжалось это недолго: в 1363 году 19-летний Мейнхард неожиданно скончался.
Уступив давлению австрийского герцога Рудольфа IV Габсбурга, ограниченного в правах королём Карлом IV Золотой буллой 1356 года, Маргарита отреклась от тирольского престола в его пользу, указав причиной «особые обстоятельства» и «слабость женского пола». Так Тироль потерял независимость и вошёл в состав Австрийской монархии.
Anton Boys (Anton Waiss). Meinhard III, XVI век
Проведя остаток жизни при австрийском дворе, Маргарита предстала перед Богом в Вене в 1369 году в возрасте 51 года. Один из районов ныне носит её имя: Вена-Маргаретен.
Тайну своего уродства – было ли оно проклятьем от рождения или злыми наветами ненавидевших её – Маргарита Маульташ унесла с собой в могилу, оставшись в веках в памяти людской как «Безобразная герцогиня».
«Маргарита встала, лениво потянулась, направилась к дому, тяжело волоча ноги. Рот был по-обезьяньи выпячен, огромные бесформенные щеки свисали мешками, белила уже не скрывали бородавок. Тихая, смиренная фрейлина распахнула перед ней корявую дверь. Навстречу вырвался чад жареной рыбы. Маргарита с удовольствием потянула носом, вошла в дом».
Лион Фейхтвангер, «Безобразная герцогиня»
Герцогиня. Авторская коллекционная кукла Анны Тереховой
Читать Леон Фейхтвангер «Безобразная герцогиня Маргарита Маульташ»
Произведения Леона Фейхтвангера в «Книжной лавке»:
Войдите на сайт для отправки комментариев
Сейчас суки - чтоб не воняли! Все эти ваши забегаловки - на мефедроне.(с)
Гость
Силовики ворвались в клуб "Арма" (бывший "Мутабор"). Именно там проходила скандальная голая тусовка Насти Ивлеевой. Очевидцы сообщили SHOT, что облава произошла около двух часов ночи. Людей положили лицом в пол и начали обыскивать. Также силовики пришли в клуб Mono. В данный момент причины неизвестны.
https://t.me/shot_shot/74721
Ирина Дедюхова
Не возбухали бы про "причины"! Суки мефедронные! Когда меня так можно с моими собачками убивать, устроив сеть притонов в природоохранной зоне!
Да все ваши ебаные торчки - на дешевом и весьма эффективном мефедроне!
А это... максимум три года и нет мозгов. Но туда им и дорога, да? Для этого пидарасню тупую в образование направляли, верно? Когда ебаное тупое чмо искало "взрывные устройства", выгоняя меня на мокрый снег из аудитории - никого ведь особо не трогало.
Сейчас суки - чтоб не воняли! Все эти ваши забегаловки - на мефедроне. А уебки, которые решили возле дебильных "реперов" давиться - пошли нахуй!
И врать не надо, поскольку спам по закладкам героина и мефедрона идет с китайскими айпи.
Войдите на сайт для отправки комментариев
Время сказок: Принц-лягушка
Гость
автор: Natali 01.12.2024
Во-первых, сразу установим, что в русской традиции у нас Царевна-лягушка, а отнюдь не Принц-лягушка. Поэтому для начала установим классификацию этого образа по Индексу ATU.
Несмотря на то, что отечественными исследователями эта методика классификации отвергается, надо отметить, что на Западе она складывалась достаточно давно и, прежде всего, на изучении славянского фольклора.
Войдите на сайт для отправки комментариев
Информация к размышлению...
Гость
Эта карта - несостоявшийся план послевоенного раздела мира, предложенный президентом США Франклином Рузвельтом в 1942 году. Обратите внимание, что вся Европа вплоть до Германии и Югославии, а ещё Иран и Монголия в составе СССР. В Западной Европе - Соединённые Штаты Европы во главе с Францией. США получали себе Канаду, Мексику, Гренландию и Исландию. А Китай — всю Восточную Азию, вплоть до Таиланда . При этом европейцы лишены колоний (только Великобритании разрешили оставить парочку). Вместо них — единое африканское государство, единое арабское государство, а также единая Индия в границах Раджа. Ну, и вишенка на торте - большой Израиль, включающий в себя Иорданию.
Войдите на сайт для отправки комментариев
Время сказок: Золушка
Гость
автор: Natali 01.12.2024
Наступает Время сказок, поэтому для начала надо вспомнить, что со сказкой Ирина Анатольевна работает давно и на очень высоком уровне. Чтобы убедиться в сказанном, для начала загляните в раздел «Дедюховские сказки» в «Книжной лавке».
Обратите внимание, что последние обновления отражают серьезный научный подход к этому явлению нашей жизни:
Но сразу хочу напомнить, что несколько лет как в свободном доступе книга Ирины Анатольевны «Время сказок».
Войдите на сайт для отправки комментариев
В. Я. Пропп «Морфология сказки» и «Исторические корни волшебной сказки»
Гость
«Морфоло́гия ска́зки» (в более поздних изданиях также «Морфология волшебной сказки») — работа В. Я. Проппа, опубликованная в 1928 году, в которой автор раскрывает строение волшебных сказок на материале выборки из ста сказок из сборника «Народные русские сказки» А. Н. Афанасьева. «Морфология…» стала одним из наиболее популярных исследований фольклористики XX века, а идеи Проппа оказали непосредственное влияние на развитие структурализма и нарратологии.
Основные положения
Морфология сказки означает описание сказки по её составным частям и отношений частей друг к другу и к целому.
Изучая фольклор, Пропп заметил, что в сказке имеются постоянные и переменные величины. К постоянным относятся функции действующих лиц и их последовательность. Под функцией Пропп понимает действие персонажа с точки зрения его влияния на ход действия.
Четыре центральных положения, которые развиваются в «Морфологии…»:
-
Постоянными, устойчивыми элементами сказки служат функции действующих лиц независимо от того, кем и как они выполняются. Они образуют основные составные части сказки.
-
Число функций, известных волшебной сказке, ограничено.
-
Последовательность функций всегда одинакова. При этом данная закономерность касается только фольклора — искусственно созданные сказки ей не подчинены.
-
Все волшебные сказки однотипны по своему строению, то есть содержат одинаковые функции.
К переменным параметрам относятся: количество и способы исполнения функций, мотивировки и атрибуты персонажей, языковой стиль.
Таким образом, исполняемые функции в их последовательности составляют единый композиционный стержень для всех волшебных сказок:
Похищает ли змей царевну или чёрт крестьянскую или поповскую дочку, это с точки зрения композиции безразлично. Но данные случаи могут рассматриваться как разные сюжеты.
Всего в волшебной сказке Пропп выделяет 31 возможную функцию. При этом многие функции расположены попарно (запрет — нарушение, борьба — победа, преследование — спасение и так далее). Также функции логически объединяются по кругам действий персонажей волшебной сказки, то есть в сказке имеется всего семь действующих лиц: герой, вредитель, отправитель, даритель, помощник, царевна, ложный герой.
В результате:
Отметая все местные, вторичные образования, оставив только основные формы, мы получим ту сказку, по отношению к которой все волшебные сказки явятся вариантами. Произведённые нами в этом отношении разыскания привели нас к тем сказкам, где змей похищает царевну, где Иван встречает ягу, получает коня, улетает, при помощи коня побеждает змея, возвращается, подвергается погоне змея, встречает братьев и т. д., как к основной форме волшебных сказок вообще.
Функции действующих лиц
В. Я. Пропп выделяет следующие функции, давая им краткое словесное обозначение и условный знак:
I. Один из членов семьи отлучается из дома (отлучка, е)
II. К герою обращаются с запретом (запрет, б)
III. Запрет нарушается (нарушение, b)
IV. Вредитель пытается произвести разведку (выведывание, в)
V. Вредителю даются сведения о его жертве (выдача, w)
VI. Вредитель пытается обмануть свою жертву, чтобы овладеть ею или её имуществом (подвох, г)
VII. Жертва поддается обману и тем невольно помогает врагу (пособничество, g)
VIII. Вредитель наносит одному из членов семьи вред или ущерб (вредительство, А).
VIII-a. Одному из членов семьи чего-либо не хватает, ему хочется иметь что-либо (недостача, a)
IX. Беда или недостача сообщается, к герою обращаются с просьбой или приказанием, отсылают или отпускают (посредничество, В)
X. Искатель соглашается или решается на противодействие (начинающееся противодействие, С)
XI. Герой покидает дом (отправка, ↑)
XII. Герой испытывается, выспрашивается, подвергается нападению и пр., чем подготовляется получение им волшебного средства или помощника (1-я функция дарителя, Д)
XIII. Герой реагирует на действия будущего дарителя (реакция героя, Г)
XIV. В распоряжение героя попадает волшебное средство (снабжение, получение волшебного средства, Z)
XV. Герой переносится, доставляется или приводится к месту нахождения предмета поисков (путеводительство, R)
XVI. Герой и вредитель вступают в непосредственную борьбу (борьба, Б)
XVII. Героя метят (клеймение, отметка, К)
XVIII. Вредитель побеждается (победа, П)
XIX. Начальная беда или недостача ликвидируется (ликвидация беды или недостачи, Л)
XX. Герой возвращается (возвращение, ↓)
XXI. Герой подвергается преследованию (преследование, погоня, Пр)
XXII. Герой спасается от преследования (спасение, Сп)
XXIII. Герой неузнанным прибывает домой или в другую страну (неузнанное прибытие, X)
XXIV. Ложный герой предъявляет необоснованные притязания (необоснованные притязания, Ф)
XXV. Герою предлагается трудная задача (трудная задача, З)
XXVI. Задача решается (решение, Р)
XXVII. Героя узнают (узнавание, У)
XXVIII. Ложный герой или вредитель изобличается (обличение, О)
XXIX. Герою дается новый облик (трансфигурация, Т)
XXX. Враг наказывается (наказание, Н)
XXXI. Герой вступает в брак и воцаряется (свадьба, С)
Значение выводов
Пропп отмечает, что на основной исторический вопрос «Откуда происходит сказка?» невозможно ответить без рассмотрения особенностей рассказа как такового: «Если мы не умеем разложить сказку на её составные части, то мы не сумеем произвести правильного сравнения. А если мы не умеем сравнивать, то как же может быть пролит свет, например, на индоегипетские отношения или на отношения греческой басни к индийской и т. д.?».
Указывая на полное единообразие строения волшебных сказок, Пропп оставляет вопрос о происхождении сказок из одного источника историческому исследованию, которое вышло в 1946 г. под названием «Исторические корни волшебной сказки».
Читать В. Я. Пропп «Морфология волшебной сказки»
Войдите на сайт для отправки комментариев
В. Я. Пропп «Фольклор и действительность»
Гость
Владимир (Герман Вольдемар) Яковлевич Пропп (16 [28] апреля 1895, Санкт-Петербург — 22 августа 1970, Ленинград) — советский филолог, фольклорист, профессор Ленинградского университета. Получил мировое признание, является основоположником сравнительно-типологического метода в фольклористике, одним из создателей современной теории текста. Современные структуралисты считают В. Я. Проппа одним из своих предшественников.
Биография
Родился 16 (28) апреля 1895 года в Санкт-Петербурге в семье поволжских немцев. Отец — Яков Филиппович (Иоанн Яков) Пропп (1858—1919), управляющий Петербургским отделением торгово-промышленного товарищества Торговый дом «Братья Шмидт», родившийся в селе Гуссенбах (ныне с. Линёво, Волгоградская область). Мать — Анна Елизавета Фридриховна, урожденная Бейзель (?—1942).
В 1913—1918 годах изучал сперва германскую, а затем, с третьего курса, вместо германской русскую филологию на филологическом факультете в Петроградском университете. Впоследствии преподавал немецкий язык в вузах Ленинграда. В годы Первой мировой войны Пропп собирался на фронт, однако в армию студентов не призывали. Тогда он сдал экзамены по анатомии, физиологии, хирургии, работал в лазарете санитаром и братом милосердия.
В послереволюционные годы, в период Гражданской войны и позже (1917—1929) семья Проппов жила в своём доме на хуторе Пропп. За это время Владимир Яковлевич был в отцовском имении несколько раз. В конце 1918 года навестил больного отца, в марте 1919 года приехал уже на похороны Якова Филипповича. На некоторое время остался здесь и работал в поле с родственниками.
Работал школьным учителем в деревне Голый Карамыш в 70 км от хутора.
Затем Пропп вернулся в Петроград. Летом 1923 года он приезжал в бывшее имение с женой.
20 декабря 1929 года в немецкой колонии Гуссенбах Медведицкого кантона началась коллективизация. По акту, составленному ударной бригадой Гуссенбахского сельсовета, имущество Анны Пропп передали в колхоз им. Сталина.
С 1932 года Пропп преподавал и вёл научную работу в Ленинградском университете (ЛГУ). С 1937 года стал доцентом, с 1938 года — профессор филологического факультета ЛГУ, последовательно на кафедрах романо-германской филологии, фольклора и, вплоть до 1969 года, русской литературы; в 1963—1964 годах заведовал кафедрой.
В июле 1941 года как этнический немец едва не подвергся высылке из Ленинграда, а в 1944 — аресту, но оба раза был спасён ректором ЛГУ А. А. Вознесенским.
В период «борьбы с космополитизмом» (1949—1952) преподавал на кафедре этнографии и антропологии исторического факультета.
Был дважды женат. В браке с Серафимой Павловной Соколовой родились дочери Мария и Елена. От брака с Елизаветой Яковлевной Антиповой (1905—1979) — сын Михаил (1937—2018), гидробиолог, заслуженный деятель науки РФ.
Скончался 22 августа 1970 года в Ленинграде в возрасте 75 лет. Похоронен на Северном кладбище.
Исследование сказки
Самая известная работа учёного — «Морфология сказки» (Ленинград, 1928) — монография, посвященная структуре народных сказок. Исследуя фольклор, ученый выделил в сказках постоянные и переменные элементы. К постоянным он причислил действия, которые совершали персонажи для развития сюжета, и их последовательность. К переменным — отнёс языковой стиль произведений, количество действий и способы их исполнения, а также мотивировки и атрибуты персонажей. Над первым научным трудом Пропп работал 10 лет.
Известные учёные — литературовед Борис Эйхенбаум, этнограф Дмитрий Зеленин, лингвист Виктор Жирмунский — одобрили работу исследователя. Однако большой популярности тогда она не получила.
Пропп выделил повторяющиеся постоянные функции действующего лица (всего 31), положив начало структурно-типологическому изучению нарратива. Работа Проппа оказала значительное влияние на развитие структуралистских исследований мифологических, фольклорных, литературных текстов.
В 1930-е годы Владимир Пропп выступает с докладами по фольклористике. Ученый представлял исследования «Сказочной комиссии» на отделении этнографии при Географическом обществе, на секции фольклора в Институте истории искусств, на секции «Живая старина» в Институте сравнительного изучения литератур и языков Запада и Востока им. Веселовского.
С 1937 года Владимир Пропп работал на кафедре фольклора в ЛГУ, где ему присвоили звание кандидата филологических наук без аттестации и экзаменов, а через год назначили профессором.
Докторской диссертацией ученого стала рукопись книги «Исторические корни волшебной сказки» — продолжение предыдущей монографии.
В этой работе Пропп писал не о структуре сказок, а об их происхождении. Он изучал мифологию первобытных народов и объяснял истоки волшебной сказки в племенных обрядах инициации: их участники также проходили испытания, порой терпели неудачи, потом благополучно выполняли задания и получали
«новый облик». Так сюжет любой сказки объяснялся обрядом инициации, в ходе которых дети получали новый статус.
«Морфология» и «Исторические корни» представляют собой как бы две части или два тома одного большого труда. Второй прямо вытекает из первого, первый есть предпосылка второго. <…> Я по возможности строго методически и последовательно перехожу от научного описания явлений и фактов к объяснению их исторических причин».
В работе «Исторические корни волшебной сказки» (Ленинград, 1946) Пропп развивает гипотезу, разработанную Пьерром Сентивом (псевдоним Эмиля Нурри). Пропп видит в народных сказках напоминание о тотемических ритуалах инициации.
Очевидно, что структура сказок имеет характер инициации. Проблема — как выяснить, описывает ли сказка систему обрядов, относящихся к определённой стадии культуры, или же её сценарий инициации оказывается «воображаемым», не связан историко-культурным контекстом, но выражает внеисторическое архетипическое поведение психики.
В качестве примера Пропп обращается к тотемическим инициациям; этот тип инициации был недоступен для женщин, но основным персонажем славянских сказок оказывается как раз женщина: старая ведьма, Баба-Яга. Она выступает посвящающим старшим с точки зрения гипотезы об обрядовом происхождении сказки. А посвящающий, хотя всегда являлся мужчиной, имел символические признаки обоих полов, или даже только женские.
Пропп приводит этнографические данные, показывающие процесс разложения древней тотемической религии и превращения сакральных некогда устных преданий в сказки. Рассматривая этносы, ещё не расставшиеся с тотемизмом (и не имеющие сказок как таковых), находящиеся в процессе его разложения, и современные сказки «культурных» народов, Пропп приходит к выводу о единстве происхождения волшебной сказки.
Опала
После выхода книги «Исторические корни волшебной сказки» в 1946 году Проппа уволили из Академии наук. Его обвинили в антимарксизме, идеализме и религиозности идей. В журнале «Советская этнография» вышла рецензия «Против буржуазных традиций в фольклористике (о книге проф. В. Я. Проппа „Исторические корни…“)». Здесь учёного раскритиковали за мистицизм, «извращение и фальсификацию истинной картины общественных отношений» и отсутствие опоры на труды Максима Горького — он тоже изучал сказки и считал, что волшебные сюжеты — это мечты людей о лучшей жизни, об изменении реальности. В 1940-е годы это было серьезным обвинением — печатать другие работы автора «антимарксистской книги» никто не решался. За последующие 12 лет после выхода книги Пропп опубликовал лишь три статьи по фольклору, тезисы и статью о проблеме артикля в современном немецком языке.
Аграрные праздники и древнерусское искусство
Третью монографию «Русский героический эпос» Пропп издал в 1958 году. Он писал ее 10 лет, то бросая, то снова возвращаясь к работе. Проанализировав тексты всех известных ему былин, ученый нашел связь «развития эпоса с ходом развития русской истории», объяснил многочисленные загадки в былинах, описал специфику былинных героев, раскрыл особенности поэтики этого жанра.
Автор, анализируя фольклор, указывает на аграрный характер славянских праздников и верований, таких как Масленица, Семик. Базисом для книги во многом послужила работа Дж. Фрэзера «Золотая ветвь».
Четвертая монография Владимира Проппа — «Русские аграрные праздники» — вышла в 1963 году. Изучая годовой цикл, сравнивая праздники между собой, ученый пришел к выводу, что частично они состоят из одинаковых элементов, иногда различно оформленных, а иногда тождественных.
В 1960-е годы выходили и другие работы фольклориста: «Об историзме русского эпоса (ответ академику Б. А. Рыбакову)», «Фольклор и действительность», «Об историзме русского фольклора и методах его изучения». В последние годы жизни ученый увлекся древнерусским искусством: иконописью и архитектурой православных храмов. Он собрал тысячи фотографий и зарисовок икон, соборов, церквей, часовен. В планах у Владимира Проппа была работа о систематизации форм православных храмов.
Однако учёный не успел написать очередной масштабный труд. После смерти Владимира Проппа в СССР опубликовали еще две его книги: «Проблемы комизма и смеха» и «Русская сказка».
Основные труды
-
Морфология сказки. — Л.: Academia, 1928.
-
Русская сказка. — Л., 1984.
-
Исторические корни волшебной сказки. — Л.: Изд-во ЛГУ, 1986. — 364 с.
-
Фольклор и действительность. — М.: Наука, 1989. — 233 с.
-
Русский героический эпос. — Лабиринт, 2006. — 624 с. — ISBN 5-87604-051-7.
-
Проблемы комизма и смеха. Ритуальный смех в фольклоре (по поводу сказки о Несмеяне). (Собр. тр. В. Я. Проппа.) Науч. ред., комм. Ю. С. Рассказова. — М.: Лабиринт, 1999.
Войдите на сайт для отправки комментариев
В. Я. Пропп «Русский героический эпос»
Гость
Владимир (Герман Вольдемар) Яковлевич Пропп (16 [28] апреля 1895, Санкт-Петербург — 22 августа 1970, Ленинград) — советский филолог, фольклорист, профессор Ленинградского университета. Получил мировое признание, является основоположником сравнительно-типологического метода в фольклористике, одним из создателей современной теории текста. Современные структуралисты считают В. Я. Проппа одним из своих предшественников.
Академическое исследование Владимира Яковлевича Проппа представим статьей его ученицы, выдающегося отечественного исследователя преданий и мифологических рассказов Неонилы Артёмовны Криничной.
Н. А. Криничная
ЗАКОНЫ БЫЛИННОГО ТВОРЧЕСТВА, ОТКРЫТЫЕ В. Я. ПРОППОМ,
И ФОЛЬКЛОРИСТИКА ПОСЛЕДУЮЩИХ ЛЕТ
Капитальный труд В. Я. Проппа «Русский героический эпос» — первая и остающаяся до сих пор единственном монография, посвященная русским былинам, которые представлены здесь во всем многообразии сюжетов. Это не только фундаментальное исследование, но и своего рода справочник, путеводитель по эпосу. В соответствии с замыслом автора книга доступна любому читателю, в том числе и не имеющему специальной филологической подготовки.
Монография принадлежит перу зрелого ученого. Выход ее в свет (первое иэд. — 1955 г.; второе, исправленное — 1958 г.) отделен тремя десятилетиями от публикации книги «Морфология сказки» (1928 г.) и более чем десятилетием от появления в печати монографии «Исторические корни волшебной сказки» (1946 г.). Позади радость открытий и признания, горечь неприятия и непонимания. Правоту В. Я. Проппа со временем подтвердит сама наука-фольклористика, в значительной мере развивавшаяся в XX столетии под знаком его идей. Вклад ученого стал особенно очевиден после преодоления былых идеологических установок. Доказательство этому — предпринятое в настоящее время издание Полного собрания трудов Проппа.
В. Я. Пропп приступил к работе над книгой о былинах в 1940-е гг. Ученый не ставил перед собой цели изучить структуру и генезис жанра, как в предшествующих трудах, посвященных волшебной сказке. Его первоочередная задача — ознакомить читателя с русским эпосом, выявить идею, заложенную в былинах, показать их связь с мифологией и русской историей, осветить особенности поэтики этих фольклорных произведений. Здесь В. Я. Проппу, профессору Ленинградского университета, читавшему курс лекций по русскому фольклору, помог его педагогический опыт. Вот почему в книге «Русский героический эпос» слышны интонации живой речи. Короткие прозрачные фразы. Формулировка мысли, затем — ее пояснение, развитие, вывод. Дублирование наиболее важных суждений. Отчетливо обозначенное резюме главы и раздела. При чтении книги возникает ощущение постоянного присутствия автора, как бы взявшего за руку читателя и увлекшего его в глубь исследования. Учитель помогает своему подопечному овладеть методами анализа, сопоставить факты и самому убедиться в надежности полученных результатов. Такую книгу мог написать не просто ученый, а ученый-педагог. Не случайно монография «Русский героический эпос» в свое время получила первую университетскую премию.
Приступая к подбору материалов, В. Я. Пропп в первую очередь определяет предмет исследования. Эпос, если суммировать высказывания ученого, — это песни, содержанием которых является борьба за самые высокие идеалы народа и победа во имя их осуществления. Для этих песен характерна легко узнаваемая метрическая структура, соответствующая их былому исполнению под гусли.
В процессе систематизации текстов и отнесения их к тому или иному циклу В. Я. Пропп исходит из некоторых имеющих принципиальное значение предпосылок.
Прежде всего, замысел былины реализуется во множестве вариантов одного и того же сюжета и может быть «прочитан» из всей их совокупности. Речь идет по сути о некоем условном подвижном, объемном, включающем в себя множество вариантов, иногда и версий тексте. Из него-то и выявляется целостная, хотя подчас и противоречивая картина общего замысла, присущего данному сюжету в целом, с учетом, однако, всевозможных расхождений, имеющихся в отдельно взятых вариантах.
Одновременно каждая эпическая песня — это многослойное произведение. Как справедливо утверждает В. Я. Пропп, «былина, шлифуясь и совершенствуясь столетиями, содержит отложения всех пройденных ею веков» (с. 27). Причем в качестве проявления многослойности можно считать и использование старых форм для наполнения их новым содержанием, имеющим в свою очередь тенденцию к дальнейшим трансформациям и переосмыслениям. В этом ученый видит истоки уже существующей и неизбежно имеющей место в будущем разноголосицы при отнесении былины к тем или иным столетиям. Результат окажется обусловленным тем, какой именно слой былины станет объектом наиболее пристального рассмотрения. Сам же В. Я. Пропп решающим критерием для отнесения эпической песни к определенной эпохе считает выраженную в ней основную идею, манифестируемые в ней идеалы.
Наиболее архаическим в эпосе является мифологический слой. «Эпос возникает на почве мифологии», — утверждает В. Я. Пропп (с. 33). Однако, как отмечает ученый, вырастая из мифологии, эпос вступает с ней в противоречие, отрицает и преодолевает ее. На почве таких столкновений и формируются былинные сюжеты.
Для того, чтобы показать читателю, какие же именно сюжеты являются в русском эпосе наиболее архаичными, В. Я. Пропп обращается к рассмотрению эпических песен тех народов Сибири и Крайнего Севера, которые сравнительно недавно жили при родовом строе. В результате выясняется, что композиционными стержнями подобных произведений служат коллизии: герой, побывав у хозяев стихии, со временем трансформировавшихся в чудовищ, обретает чудесные способности; герой добывает себе жену в ином, потустороннем мире, позднее — в чужих землях. Аналоги или реминисценции таких сюжетов автор выявляет и в русских былинах. Однако «доисторическую старину» лучше сохраняет сказка, чем эпическая песня, представляя ее уже не как действительность, а как «интересную выдумку». Исторические же корни волшебной сказки В. Я. Пропп рассматривает в предшествующей своей работе. Не случайно последователи ученого, анализируя наиболее архаический слой былины, нередко оперируют суждениями, высказанными им при рассмотрении генезиса сказки. Сам же В. Я. Пропп, напомним, подобной задачи здесь перед собой и не ставил.
Наряду с вопросом о соотношении мифа и былины В. Я. Пропп ставит и проблему историзма эпических песен. По мнению исследователя, былины, несомненно, сопутствуют истории, Они связаны с исторической действительностью. Согласно концепции В. Я. Проппа, проверенной на материалах других народов, эпос создается в период разложения родового строя, задолго до образования Киевской Руси, когда он достигает своего расцвета. В период борьбы с монголо-татарским нашествием он в известном смысле представляет собой уже качественно новое явление. Начиная же с XIV в. все более мощно развивается историческая песня, идущая на смену старому воинскому эпосу. Она знаменует усиление реалистических элементов в русском историко-песенном фольклоре. Появление исторической песни служит предвестником угасания собственно былинной традиции. В последующие века заканчивается продуктивный период в развитии русского эпоса. Эпическая традиция начинает свертываться. Она угаснет в период капитализма, лишь по инерции продолжая еще в какой-то мере удерживаться в живом бытовании едва ли не до наших дней.
Связь былины с действительностью, по мнению ученого, носит особый характер. Любая былина не может быть датирована одним годом или одним десятилетием, поскольку она относится «ко всем тем столетиям, в течение которых создавалась, жила, шлифовалась, совершенствовалась или отмирала» (с 27). Соответственно и предметом эпических песен «служит не единичное и частное, а типичное и характерное для десятилетий и столетий» (с. 313). Иначе говоря, в их эпицентре всегда не однократный факт, а длительный процесс. В этом залог живучести и долголетия эпоса. И еще одним обстоятельством обусловливается продолжительная востребованность эпоса, его актуальность в череде сменяющихся времен: «Эпос живуч не воспоминаниями прошлого, а тем, что он отражает идеалы, которые лежат в будущем. Он отражает не события той или иной эпохи, а ее стремления» (с. 64). Так, например, сказители, по утверждению исследователя, пели о победе над татарами задолго до реальной победы над врагом. Вот почему при изучении эпоса В. Я. Пропп последовательно соотносит былинные сюжеты не с отдельными частными событиями истории, а с целыми эпохами, периодами ее развития.
В решении вопроса об историзме былин В. Я. Пропп расходится со своими предшественниками (за исключением, пожалуй, Л. Н Майкова), поскольку они придерживались позиций исторической или неоисторической школы. Сторонники этого направления в изучении эпоса стремились обнаружить
в былине отражение конкретного исторического события и отыскать для ее героев исторические прототипы. С этой целью предпринимались обширные сопоставления фольклорного текста с летописью и документальными источниками. Общий же замысел эпической песни, ее основная идея, выраженные во всей совокупности вариантов. обычно не принимались во внимание. Не случайно В. Я. Пропп отрицает, к примеру, правомерность соотнесения былинного Добрыни Никитича с летописным Добрыней, дядей князя Владимира. Попытка же возвести былинного Алешу к летописному витязю («храбру») Александру Поповичу была развенчана Д. С. Лихачевым, который убедительно показал, что дело обстояло как раз наоборот: образ былинного Алеши был воспринят летописью (Лихачев Д. С. Летописные известия об Александре Поповиче // Труды Отдела древнерусской литературы. 1949. Т. VII. С. 25). Точно так же имеющееся в Галицкой летописи описание приближающихся к городу татар восходит к соответствующей эпической песне. Однако В. Я. Пропп не упрощает вопроса о соотношении былины и летописного рассказа. Лежащий в основе обоих источников факт, имевший место в действительности, в известной мере может также предопределить их сходство. Особенно это вероятно в условиях, когда эпос приобретает большую историческую конкретности, подготавливая почву для появления исторической песни. Имеется в виду, например, близость летописного рассказа о набеге Тохтамыша на Москву и былины о Василии Игнатьевиче, в которой (и это характерно) действует уже не Тохтамыш, а Батыга, в имени которого, несомненно, сохраняются исторические воспоминания о Батые.
Персонажи, носящие в эпосе имена тех или иных исторических лиц, не соотносятся с этими лицами. Так, князь Владимир — это собирательное лицо, вокруг которого, по словам Добролюбова, народ сгруппировал целый трехсотлетний период. Ермак в эпосе отнюдь не завоеватель Сибири. Перенесенный в далекое прошлое, он представлен в качестве защитника Руси от татар. Имя же Батыя стало, как пишет В. Я. Пропп, «нарицательным для обозначения лица, возглавляющего татарскую власть» (с. 356). Перед нами некие обобщенные персонажи, выражающие самую сущность множества однородных прототипов, но не соот- несенные напрямую ни с одним из них, даже тем, чем имя они носят.
Опровергая тезис об иноземном происхождении былин, сформировавшийся в рамках школы заимствования, и доказывая несостоятельность доводов ее сторонников, В. Я. Пропп постоянно подчеркивает связь эпической песни с русской историей, с русской действительностью и бытом, — земледельческим, торговым, военным. Историчен, например, древний Новгород, артель с ее строгими законами, тип корабля, обычай жертвоприношения морю («Садко»), Историчны торговые связи и условия торговли, подарки. В географических реалиях, приведенных в эпической песне, угадывается обозначение пути «из варяг в греки» («Соловей Будимирович»). В былинах, повествующих о борьбе с монголо-татарским нашествием, историчны картина древнего укрепленного города; формы дипломатических отношений; следы древнерусской стратегии и тактики; способы вооружения: наряду с архаическими палицами и булавами здесь фигурируют сабли и мечи, требовавшие высокой техники изготовления; принципы четкой организации татарского войска; способы взимания дани и ее состав; формы зависимости русских от Золотой Орды и т. п. И хотя эти реалии отчасти нивелируются в рамках довлеющей над ними эпической традиции, все же они остаются различимыми в канве былины.
Как автор «Морфологии сказки» В. Я. Пропп не мог не коснуться и структуры былинного текста в плане ее динамики. Ученому удалось выяснить, что древнейшие эпические песни были многосоставными. Причем строение каждого из входящих в ту или иную песню звеньев было однородным и каждое из них могло исполняться самостоятельно. Увеличение песни происходило за счет присоединения все новых и новых звеньев повествования. В русском эпосе лишь былины о Садко и о Потыке сохранили следы своей былой многосоставности. Остальные уже односюжетны и монолитны. По предположению В. Я. Проппа, это результат длительного совершенствования эпоса.
Таковы теоретически предпосылки анализа былинных текстов в книге В. Я. Проппа.
В первую очередь В. Я. Пропп рассматривает былины, отнесенные им к эпохе Киевской Руси, к киевскому, или Владимирову, циклу. Циклизация эпических песен данной эпохи вокруг имени князя Владимира имеет свою историю. Некогда центральным лицом эпоса был сам герой. По мере же консолидации племен в государство герой становится его главой, утрачивая собственно героическую роль. Последняя все более переносится на богатырей. Так из некогда единого персонажа (вождя-богатыря) образуется известное множество: князь Владимир и богатыри, И теперь ничто уже не напоминает о былом их синкретизме. Причем идеализированный образ Владимира — более ранний, сниженный — более поздний, сформировавшийся в условиях, когда классовые противоречия уже обозначились.
К числу древнейших, сложившихся задолго до образования Киевского государства, относится былина о Волхе Всеславьевиче. Она основана на тотемистических представлениях. В ней будущий великий охотник и волхв-оборотень рождается от змея и женщины. Вместе с тем он великий воин. Но воюет с помощью волшебства, «хитрости-мудрости». Цель набегов Волхва вначале — поиски охотничьих угодий, позднее — угон скота. Герой, соответствующий идеалам первобытнообщинного строя, перестает восприниматься таковым в условиях государственности. Попытка же приурочить его деяния к позднейшим историческим интересам не удалась. Песня стала забываться.
Древний пласт эпической поэзии в значительной мере представляют и былины о Святогоре: 1) рассказ о том, как Святогор наезжает на сумочку переметную, поднять которую он не в состоянии; 2) рассказ о том, как Святогор наезжает на гроб, ложиться в него — и крышка за ним намертво захлопывается. Такого рода наезды (случаи, встречи) знаменуют собой судьбу. Святогор погибает. Это герой обреченный. Его образ унаследован от тех времен, когда гигантский рост и исполинская сила были признаками истинного героя. Но пора Святогора ушла. Его смерть — выражение исторической закономерности. В новых условиях стихийная сила этого персонажа не находит себе применения. Нужна новая сила, связанная с освоением земли и трудом на ней: земледельческий труд — один из важнейших факторов в становлении государственности. Старый герой, безвозвратно уходящий в прошлое, передает свою силу новому герою — Илье Муромцу, которому она нужна для совершения подвигов. «Смена героев выражает смену двух исторических эпох — в этом основной, глубочайший смысл былины», — заключает В. Я. Пропп (с. 87).
К эпосу эпохи становления и развития государства В. Я. Пропп относит и ряд былин о сватовстве. В числе их эпические песни о Садко, о Михайле Потыке, Иване Годиновиче, Дунае, Козарине, Соловье Будимировиче. Они преемственно связаны с песнями о добывании жены в потустороннем мире или в чужих землях. В догосударственном эпосе это был один из важнейших сюжетов, соответствующих идеологии эпохи распада родового строя. Теперь же, как показывает исследователь, эта традиция решительно преодолевается. Так, например, Садко отправляется в подводный мир, но не по своей воле и не для того, чтобы добыть себе жену; там он вынужден выбрать себе невесту из числа дочерей морского царя, но возвращается домой без нее. И это в былине, единственной в русском эпосе, где герою покровительствует хозяин стихии.
В былине о Потыке, отчасти и былине о Дунае герой себе жену не добывает, он ее встречает. И эти случайные встречи, по словам автора, представляют собой «рок» таких героев и заканчиваются трагически. В былинах рассматриваемого периода трагический исход имеет и поездка героя за невестой в чужие земли («Иван Годинович»), Борьба за невесту теперь сменяется борьбой против невесты, оказывающейся то колдуньей-иноземкой («Михайло Потык»), то просто иноземкой («Иван Годинович»), то русской, но колдуньей («Добрыня и Маринка»). Поездка героя за женой уже не соответствует историко-эстетическим вкусам и запросам певцов Киевской Руси. В борьбе за жену они больше не видят ничего героического. Вот почему ни Потык, ни Иван Годинович, ни Дунай по сути не признаны ими героями в собственном смысле этого слова. Таковым изображается лишь Козарин, выступающий в роли избавителя женщины от похитителей. Однако поскольку в качестве женщины фигурирует не жена или невеста, а сестра героя, то архаический мотив добывания жены здесь полностью нивелируется. Кроме того, вместо фантастических существ в данной песне фигурируют реальные похитители — татары. Благодаря включению в повествование мотивов воинского характера, эпическая песня, все еще удерживающая древний мотив похищения и спасения женщины, приобретает героическое
звучание и в новую эпоху. Дальнейшую ступень в развитии эпических песен о сватовстве представляет собой былина о Соловье Будимировиче, где воспевается счастливый брак двух обыкновенных людей, эпически идеализированных.
Другую группу относящихся к этому периоду былин составляют эпические песни о борьбе с чудовищами, связанные с именами наиболее любимых героев. Сюда относятся былины о Добрыне-змееборце, об Алеше и Тугарине, об Илье Муромце и Соловье-разбойнике, об Илье Муромце и Идолище и др.
Если герои в этих былинах имеют в сущности реальный облик, то их антагонисты все еще удерживают зооморфные, тератоморфные либо гиперболические очертания. Так, например, в былине о Добрыне змей, обитающий у реки, генетически связан с потусторонним миром. Однако в эпосе Киевской Руси традиция догосударственного эпоса преодолевается. Враг начинает терять свои собственно мифологические черты и приобретает характер, соответствующий уже историческим коллизиям. Теперь антагонист становится врагом Киевского государства, а змееборство осмысляется как защита родной земли. В древнем докиевском сюжете герой борется со змеем за женщину, похищенную у него. В новой же его версии герой не только освобождает женщину, причем похищенную не у него самого, а у князя Владимира, но и совершает подвиг общественного и государственного масштаба. Он выступает в роли освободителя русских людей, во множестве находящихся в плену у змея.
Аналогичную трансформацию, как показывает В. Я. Пропп, претерпевает и былина об Алеше и Тугарине. Согласно ее ранней версии, змееборство трактуется лишь как дорожное происшествие. В последующей же версии, уже «притянутой» к киевскому циклу, былина подвергается существенной переработке: герой, расправляясь со змеем Тугариным, избавляет тем самым князя Владимира от унижения. Сам образ змея также трансформируется: он все более приобретает человеческие, хотя и гиперболические черты. Если в древнейшем эпосе змей — похититель женщин, то здесь он соблазнитель жены князя Владимира. Теперь мифический антагонист осмысляется как исторический враг. Исследователи усматривают в имени Тугарина отголосок половецкого имени Тугор-кана, а в эпической коллизии — следы борьбы с половцами.
К рассмотренной былине В. Я. Пропп возводит эпическую песню об Илье Муромце и Идолище, в разработке которой сказалось влияние позднейших былин о нашествии татар. Подобно Тугарину, Идолище находится в самом Киеве. Но в отличие от Тугарина он имеет уже войско, которое обложило город. Илья Муромец, освобождая Киев от врага, совершает подвиг в интересах государства. Былина содержит в себе воинский сюжет в его ранней форме, знаменую общую тенденцию эпоса к сближению с исторической действительностью.
В качестве последней из эпических песен, повествующих о борьбе с чудовищами, В. Я. Пропп представляет былину об Илье Муромце и Соловье-разбойнике. В ней, по словам ученого, на фоне угасающей традиции формируется новое качество былины. Вот почему Илья Муромец в данном случае совершает не един, а два подвига. Один из них (победа над Соловьем-разбойником, имеющим птичьи и человеческие признаки) принадлежит убывающей, а другой (победа над врагами, осадившими Чернигов) — зарождающейся новой традиции. В свою очередь и Соловей, некогда осмысляемый как страж границы между мирами, теперь служит художественным изображением сил, разъединявших, дробивших Русь, изолировавших Киев как ее столицу от остальных земель.
К эпосу рассматриваемого киевского, или Владимирова, цикла В. Я. Пропп относит и некоторые былины сказочного характера. Сюжеты таких произведений нередко восходят к общинно-родовому строю. В условиях же становления Киевской Руси они были заново переосмыслены. Вместе с тем такие сюжеты, как муж на свадьбе своей жены («Добрыня и Алеша»), бой отца с неузнанным им сыном («Илья Муромец и сын»), известны во всем мировом фольклоре. Коллизии этих эпических песен основываются преимущественно на решении вопросов личного, семейного порядка (сюда, кроме уже названных, относятся былины о Добрыне и Маринке, о Ставре Годиновиче и его жене и др.). В разработке этих сюжетов обнаруживается смешение древних, мифических и позднейших, реалистических элементов.
В качестве самостоятельного цикла В. Я. Пропп выделяет и былины о борьбе русского народа с монголо-татарским нашествием. Ученый характеризует их как качественно новое образование, подготовленное, однако, всей предшествующей эпической традицией.
Относящиеся к названному циклу произведения состоят по сути из одних и тех же компонентов (звеньев). Они напоминают версии одного и того же сюжета или разные сюжеты на одну и ту же тему. Вот почему на этот раз исследователь рассматривает по звеньям (эпизодам) всю совокупность былин, относящихся к данному циклу, с учетом многочисленных вариантов каждой из них. Причем за основу берется коллизия, разрабатываемая в былинах об Илье Муромце и царе Калине, об Илье, Самсоне и Калине, об Илье, Ермаке и Калине и др. В них повествуется о борьбе русских богатырей и их победе над татарами.
Ученый показывает, как на данном этапе развития эпоса в традиционные формы все чаще проникают конкретные реалии, как повествование все более соответствует исторической действительности. Однако и в данном случае В. Я. Пропп считает несостоятельной попытку увидеть в былине об Илье и Калине изображение конкретного исторического события, скажем, битвы при Калке, или же сближать ее с соответствующим летописным рассказом. Характер историзма данных эпических песен совершенно другой. Исторично, например, отражение древнерусской веры в «знамения», предзнаменования невзгоды (оно имеет место в запеве одной из былин рассматриваемого цикла). Исторична картина древнего укрепленного города (городские стены с угольными башнями). В основном достоверно описание внезапного и стремительного приближения татар. Переданы испытанные при этом чувства русских людей.
Не обойдена вниманием сказителей даже четкая организация многочисленного неприятельского войска. В качестве военачальника захватчиков в былине чаще всего назван Калин, имя (возможно, эпитет) которого может заменяться исторически достоверными именами Батый и Мамай (их прототипы, однако, в действительности разделены полутора столетиями). Исторична также и тактика татар — длительная осада города. В отражении этого факта былина и летопись единодушны. Реалистичен и эпизод засылки татарских послов в осаждаемые города. Однако на ее форму в известном смысле перенесена форма дипломатических отношений между князьями. Угрозы, содержащиеся в ультиматуме, основаны на трагическом опыте русской истории. Традиция же единоборства героя с противником в значительной мере преодолевается за счет включения реалий, связанных с организацией отпора историческому врагу. Илья Муромец выявляет его численность, определяет характер и размеры грозящей опасности, просит об отсрочке сдачи города. Он поручает князю Владимиру организацию возведения укреплений. Сам же собирает силы для решительного боя. В эпосе можно найти следы русской стратегии и тактики тех времен: расстановка сил, деление их на три части, клиновидное построение русской дружины, воплощенной в образах богатырей. Правда, в эпосе, как отмечает В. Я. Пропп, еще не выработались средства, чтобы описать действия больших военных соединений и их командования. В своей конкретности они появятся только в исторических песнях XVI в. И все же эпическая формула единоборства противников уже претерпела изменения: теперь герой (иногда при участии других богатырей) ведет бой с полчищами реальных врагов.
Эпос продолжает существенно расходиться с историей, В нем нет феодальной раздробленности, а есть единое государство. Сказители поют о победе, которой на самом деле еще не было. Да и реалии находят себе место в былинных текстах лишь в известных пределах, нередко растворяясь в них. В эпических песнях преобладают мотивы, формирующиеся по законам былинного творчества, под влиянием довлеющей над ними традиции. Впоследствии преемственно связанной с былиной об Илье Муромце и царе Калине окажется былина о Василии Игнатьевиче и Батыге (Батые), где на смену старым богатырям придет новый герой. В ней кабацкий пьяница выступает и как выразитель социального протеста, и как избавитель (на этот раз Москвы) от татар.
Объектом дальнейшего исследования послужил эпос эпохи образования централизованного русского государства. В этот период, как показывает В. Я. Пропп, функция старого воинского эпоса постепенно переходит к исторической песне, которая, зародившись в XIV в., к XVI в. достигает своего расцвета. Отныне общественным историко-эстетическим вкусам соответствует
не столько эпос, достигший в изображении действительности громадной степени обобщения, сколько историческая песня, ориентированная на освещение отдельного события. Если историческая песня набирает силу, перерастая впоследствии в солдатскую, то эпос, «достигнув своей вершины, некоторое время на этой вершине пребывает, чтобы потом начать медленно исчезать из обихода» (с. 371).
В рассматриваемый период продолжают формироваться песни воинского характера. Последней из таких былин, находящейся уже на грани с исторической песней, ученый считает песню о наезде литовцев. Эпическая песня, включающая в себя древний мотив похищения женщины и прошедшая длительный путь в своем развитии, теперь отражает борьбу Московской Руси с Литвой, Ливонией и Польшей в эпоху Ивана Грозного. В ней решающее значение принадлежит уже армии.
В эту же эпоху бытуют старые и изредка слагаются новые былины о сватовстве: например, эпические песни об Алеше Поповиче и Елене Петровичне, о Хотене Блудовиче. Жених и невеста теперь не разделены пространством или принадлежностью к разным мирам. Их разъединяют сословные, социальные границы.
Идея социальной борьбы в былинах рассматриваемой эпохи и является одной из ведущих. В них в качестве новых героев действуют представители всех сословий. Шире изображается быт. В эпическом повествовании усиливаются реалистические тенденции.
В былине о Вольге и Микуле герой, идеализированный крестьянин, противопоставляется князю Вольге и его дружине. Однако В. Я. Пропп видит в ней и более архаические слои. Вольга изначально — чудесный охотник, способный к перевоплощениям. И былина ранее утверждала превосходство земледельческого труда на чародейским охотничьим искусством, рожденным в глубоком прошлом. Впоследствии эту мысль B. Я. Проппа разовьют другие исследователи (см.: Балашов Д. М. Из истории русского былинного эпоса / / Русский фольклор: Социальный протест в народной поэзии. Л., 1975. C. 43—54; Фроянов И. Л., Юдин Ю. И. Былинная история. СПб., 1997. С. 63—77). Сам же автор сосредоточит внимание на превалирующем позднем слое данного произведения.
В былине о Сухмане и Даниле Ловчанине усиление социальных противоречий XVI—XVII вв. проявляется посредством дальнейшего снижения и развенчания князя Владимира, образ которого в силу законов преемственности все еще продолжает удерживаться в традиции. Идеализированные герои вступают с ним, теперь уже типично боярским царем, в конфликт. Они трагически погибают, одерживая нравственную победу над злом и несправедливостью.
В былинах же о Василии Буслаеве В. Я. Пропп обнаруживает проявления бунтарских настроений, которые несут в себе угрозу существованию «старого мира со всеми его порядками и со всеми его предрассудками» (с. 475).
В эпической традиции эпохи феодализма появляются и сатирические сюжеты, что соответствует формированию сатирической литературы XVII в. Примером служит былина о состязании Дюка Степановича с Чурилой. По мнению В. Я. Проппа, основанному на анализе реалий, «она представляет собой сатиру на московское боярство XVII в.» (с. 504). Однако в силу многослойности и многомерности былинного текста сюжет может получить и иное прочтение. Так, согласно реконструкциям И. Я. Фроянова и Ю. И. Юдина, в этом сюжете, в частности, есть следы противостояния богатого исторического Галича XII—XIII вв. ослабевшему Киеву (Фроянов И. Я., Юдин Ю. И. Былинная Русь. С. 210). Подобное суждение отнюдь не исключает изложенного выше. Тем более, что, несмотря на локальную приуроченность, былины в процессе длительного бытования получают общерусское звучание.
В последней главе В. Я. Пропп говорит, в частности, о медленном, но происходящем все ускоряющимися темпами исчезновении эпоса из обихода в эпоху капитализма.
Выход в свет книги «Русский героический эпос» сыграл основополагающую роль в современном былиноведении. Впервые русский эпос стал обозрим во всей совокупности его сюжетов и вариантов, во всей полноте накопленных материалов. Впервые была произведена научно обоснованная систематизация сюжетов, раскрыт идейный замысел каждого из них, воссоздана история былинного творчества, выявлены его закономерности, раскрыты особенности былинной поэтики. «По выходе своем она совершила буквально переворот в сложившихся представлениях о русском эпосе», — пишет о книге Б. Н. Путилов, характеризуя суть совершенного автором научного открытия в следующих словах: «Догосударственный» эпос для В. Я. Проппа предстал в качестве той эпической традиции, которая некогда в аналогичных формах реально существовала как древнерусский (или древнеславянский) эпос, но которая была поглощена новым эпосом, оставила в нем множество следов, дала этому новому эпосу жизнь» (Путилов Б. Н. Перечитывая и передумывая Проппа // Живая старина. 1995. №3. С. 5—6).
Книга В. Я. Проппа послужила мощным импульсом для последующего эпосоведения. Одним из его проявлений можно считать острую полемику по вопросу историзма былин, которая разгорелась вскоре после выхода этого капитального труда (Рыбаков Б. А. Исторический взгляд на русские былины // История СССР. 1961. №5. С. 141-166; №6. С. 80—96; Пропп В. Я. Об историзме русского эпоса (ответ акад. Б. А. Рыбакову) // Русская литература. 1962. №2. С. 87—91; Путилов Б. Н. Концепция, с которой нельзя согласиться // Вопросы литературы. 1962. №11. С. 98—111. См. также статью В. Я. Проппа, впервые опубликованную в 1968 г.: Об историзме русского фольклора и методах его изучения // Пропп В. Я. Поэтика фольклора. М.,1998. С. 185—208) и которая время от времени вспыхивала спустя десятилетия. Если Б. Н. Путилов, Ю. И. Юдин в соавторстве с И. Я. Фрояновым в той или иной мере развили, дополнили, обновили пропповское понимание былинного историзма (Путилов Б. Н. Об историзме русских былин // Русский фольклор. М., Л., 1966. Вып. X. С. 103—126; он же. Героический эпос и действительность. Л., 1988; Фроянов И. Я., Юдин Ю. И. Былинная Русь), то Б. А. Рыбаков, С. Н. Азбелев, Ф. М. Селиванов заняли по сути противоположную позицию (Рыбаков Б. А. Древняя Русь: Сказания. Былины. Летописи. М., 1963; см. также: Азбелев С. Н. Историзм былин и специфика фольклора. Л., 1982; Былины / Сост., вступ. статья, подгот. текстов и коммент. Ф. М. Селиванова. М., 1988; Селиванов Ф. М. Русский эпос. М., 1988). Так, Б. А. Рыбаков, назвав школу В. Я. Проппа «антиисторической», занялся выявлением «реальных прототипов былинных героев и событий», «составлением хронологической шкалы былинных сюжетов» (Рыбаков Б. А. Исторический взгляд на русские былины. С. 145—146), привлекая для этого множество письменных источников. (Кстати, свою книгу «Древняя Русь: Сказания. Былины. Летописи» он прислал автору «Русского героического эпоса» с надписью: «Глубокоуважаемому Владимиру Яковлевичу Проппу от искреннего поклонника «Исторических корней волшебной сказки». Подпись. 20.04.64». Но ни одной карандашном пометки, столь привычной для книг из пропповской библиотеки, на полях этой книги так и не появилось) .
Вместе с тем в эпосоведении наметилась и тенденция сочетать методику В. Я. Проппа в анализе былинного сюжета с выявлением исторического события или событий, послуживших «только почвой, на которой выросла былина», обязанная «творческой фантазии ее создателей». Эта точка зрения сформулирована В. Г Смолицким в статье «Былина о Дунае» (Славянский фольклор и историческая действительность. М.,1965). Близкой позиции придерживается и Д. М. Балашов (Балашов Д. М. Из истории русского былинного эпоса // Русский фольклор. Л., 1975. Т. XV. С. 28).
Расхождение взглядов, не вылившееся, однако, в открытую дискуссию, обозначилось в связи с выходом книги В. Я. Проппа и по вопросу о роли мифологии в становлении эпоса. Если Б. А. Рыбаков утверждал, что автор преувеличил «долю первобытной идеологии», что его последователи стремятся «увести весь эпос в глубокую первобытность» (Рыбаков Б. А. Древняя Русь: Сказания. Былины. Летописи. С. 42—43), то единомышленники В. Я. Проппа все чаще сходятся во мнении, что он уделил недостаточно внимания мифологическому слою русских былин. В свое время об этом говорил Е. М. Мелетинский, в исследовании которого продолжен анализ взаимоотношения ранних форм героического эпоса с древнейшими (первобытными) формами мифологического и сказочного эпоса (Мелетинский Е. М. Происхождение героического эпоса: Ранние формы и архаические памятники. М., 1963). В результате выявилось, что раннее эпическое
творчество более дифференцировано по своей типологии, чем это представлялось прежде.
В книге «Русский героический эпос» В. Я. Пропп, только недавно переживший горечь непонимания и необоснованных нападок, в очередной раз выпавших на его долю с выходом книги «Исторические корни волшебной сказки», не осветил достаточно широко (и даже не ставил перед собой такой задачи) истоки и мифологический слой русского эпоса, благодаря чему факт растворения реалий в мифологии и ее трансформациях стал бы более очевидным. Но и контурно очерченного им оказалось достаточно, чтобы его ученики, единомышленники, последователи шаг за шагом осуществляли тот замысел, который в свое время в силу определенных обстоятельств не смог осуществить он сам (Фроянов И. Я., Юдин Ю. И. Былинная Русь; см. также: Новичкова Т. А. К истолкованию былины о Потыке // Русская литература. 1982. №4. С. 152—163 и др.; Криничная Н. А. На росстани (мифологема судьбы в фольклорно-этнографическом освещении) // Этнографическое обозрение. 1997. №3. С. 32—45). Исследование былин продолжается. И отправной точкой в научном поиске, которому ученый дал направление, неизменно служит книга Владимира Яковлевича Проппа «Русский героический эпос».
Читать В. Я. Пропп «Русский героический эпос»
ОГЛАВЛЕНИЕ:
Предисловие
Введение
1. Общее определение эпоса
1. Некоторые вопросы методологии
Часть первая
Эпос в период разложения первобытно-общинного строя
1. Методологические предпосылки
2. Общий характер эпоса первобытно-общинного строя
Часть вторая
Русский эпос эпохи развития феодальных отношений
I. Предварительные замечания
2. Исторические и методологические предпосылки
3. Образование былин киевского цикла
II. Древнейшие герои и песни
1. Волх Всеславьевич 2. Святогор
III. Былины о сватовстве
1. Садко 2. Михайло Потык 3. Иван Годинович 4. Дунай 5. Козарин 6. Соловей Будимирович
IV. Герой в борьбе с чудовищами
1. Добрыня и змей 2. Алеша и Тугарин 3. Илья и Идолище 4. Первая поездка Ильи (Исцеление Ильи, Илья и Соловей-разбойник)
V. Былины сказочного характера
1. Былина и сказка 2. Илья Муромец и сын 3. Три поездки Ильи 4. Добрыня и Маринка 5. Добрыня в отъезде и неудавшаяся женитьба Алеши
Часть третья
Русский народ в борьбе с татаро-монгольским нашествием
I. Введение
Исторические и методологические предпосылки
II. Былины об отражении татар
1. Бунт Ильи против Владимира и социальная обстановка накануне нашествия
1. Круг былин об Илье Муромце и царе Калине
1. Введение. 2. Запев о турах. 3. Приближение татар. 4. Татарский посол. 5. Требования и угрозы. 6. Реакция Владимира на татарские угрозы. 7. Отсутствие в Киеве богатырей. 8. Владимир у Ильи в темнице. 9. Подсчет вражеской силы. 10. Илья в стане Калина. 11. Укрепление города. 12. Илья в ставке Самсона. 13. Ермак в ставке Ильи. 14. Бой. 15. Илья в плену. 16. Победа. 17. Так называемая былина о Камском (Мамаевом) побоище, или о том, с каких пор на Руси перевелись витязи. 18. Василий Игнатьевич и Батыга 19. Добрыня и Василий Казимирович
Часть четвертая
Эпос эпохи образования централизованного русского государства
I. Введение
1. Исторические и методологические
2. Эпос и историческая песня
3. Общий характер эпоса эпохи образования централизованного русского государства
II. Мужик и князь
Микула Селянинович и Вольга
III. Развенчание Владимира
1. Сухман 2. Данило Ловчанин
IV. Позднейший воинский эпос
Наезд литовцев
V. Позднейшие былины о сватовстве
1. Алеша Попович и Елена Петровична 2. Хотен Блудович
VI. Поэзия бунта
1. Василий Буслаевич и новгородцы 2. Смерть Василия Буслаевича
VII. Былина-сатира XVI—XVII веков
Дюк Степанович в состязании с Чурилой
Часть пятая
Судьба эпоса при капитализме
1. Основная проблеме
1. Вопрос о географическом распространении былин в XIX—XX веках
1. Исполнители и исполнительство в XIX—XX веках
1. Поэтический язык былин
1. Основные процессы жизни и умирания эпоса в условиях капитализма
Часть шестая
Современное состояние эпоса
1. Традиционный эпос на современном Севере
2. Марфа Семеновна Крюкова и проблема нового былинного эпоса
Приложения
Примечания и дополнения
Список сокращений
Часть первая. Эпос в период разложения первобытно-общинного строя
Часть вторая. Русский эпос эпохи развития феодальных отношений
Часть третья. Русский народ в борьбе с татаро-монгольским нашествием
Часть четвертая. Эпос эпохи образования централизованного русского государства
Часть пятая. Судьба эпоса при капитализме
Часть шестая. Современное состояние эпоса
Читать труды В. Я. Проппа в «Книжной лавке»:
Войдите на сайт для отправки комментариев
Неонила Артёмовна Криничная «Русская мифология»
Гость
Неонила Артёмовна Криничная (22 ноября 1938 — 5 мая 2019) — российский фольклорист. Доктор филологических наук (1991), заслуженный деятель науки Республики Карелия, заслуженный деятель науки РФ, исследователь преданий и мифологических рассказов. Заведующая Сектором фольклора Института языка, литературы и истории Карельского научного центра РАН.
Основные направления научных исследований: исследование несказочной прозы (преданий и мифологических рассказов).
Биография
Неонила Артёмовна родилась 22 ноября 1938 года в городе Жлобин Гомельской области (Белорусская ССР).
Окончила в 1956 году среднюю школу в городе Малорита.
В 1961 году окончила филологический факультет ЛГУ, где занималась фольклором в семинаре профессора В. Я. Проппа.
После окончания университета, в 1961—1964 годах, преподавала русский язык и литературу в средней школе Красногорска.
В 1964—1967 годах — в аспирантуре при Петрозаводском государственном университете. В 1970 году защитила кандидатскую, в 1991 году — докторскую диссертацию («Русская народная историческая проза: Вопросы генезиса и структуры»).
В Институте языка, литературы и истории Карельского научного центра РАН с 1969 года. В 1983—1994, в 1998—2009 годах — заведующая сектором фольклора.
Скончалась после продолжительной болезни.
Семья
Муж — писатель-фольклорист Виктор Иванович Пулькин (1941—2008), двое сыновей.
Основные работы
Опубликовано более 200 научных работ, в том числе:
-
Народные исторические песни начала XVII в. Л., 1974;
-
Северные предания: Беломорско-Обонежский регион / Издание подготовила Н. А. Криничная; Отв. ред. С. Н. Азбелев; Карельский филиал Института языка, литературы и истории АН СССР. — Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1978. — 256 с. — 9500 экз.
-
Русская народная историческая проза: Вопросы генезиса и структуры. Л., 1987;
-
Персонажи преданий: становление и эволюция образа. Л., 1988;
-
Легенды. Предания. Бывальщины / сост. Н. А. Криничная; рец. С. Н. Азбелев. — М.: Современник, 1989. — 286, [2] с.: ил. — (Классическая библиотека «Современника»). — Библиография в подстрочных примечаниях. — 200 000 экз. — ISBN 5-270-00456-9
-
Указатель типов, мотивов и элементов преданий. П., 1990;
-
Предания Русского Севера. СПб, 1991.
-
Русская народная мифологическая проза: Истоки и полисемантизм образов. В 3-х т. СПб., 2001.Т.1; П., 2000.Т.2.
-
Русская мифология: Мир образов фольклора. М.: Академический проект, 2004.
-
Крестьянин и природная среда в свете мифологии. Былички, бывальщины и поверья Русского Севера: Исследования. Тексты. Комментарии. М., 2011.
Неонила Артёмовна Криничная «Русская мифология»
Войдите на сайт для отправки комментариев
Наталия Васильевна Вулих «Овидий»
Гость
Наталия Васильевна Вулих, Вулих-Морева (7 июля 1915, Вильна, Российская империя — 2012, Ухта) — антиковед, доктор филологических наук, переводчик, профессор.
Отец — Морев, Василий Иванович. Муж — Борис Захарович Вулих (1913—1978) — педагог, математик. Дочь Елена.
В 1938 г. окончила Ленинградский государственный педагогический университет, филологический факультет, отделение филологии. Аспирантура под научным руководством И. Тронского. Преподавала в средней школе, потом в Ленинградскому университете. Кандидатская диссертация на тему «Поэзия Катулла» (1946). Докторская диссертация на тему ««Мировоззрение и художественный стиль Овидия» (1979). В середине 1960-х гг. читала годичный курс истории русской литературы в Дижонском университете, была участницей конгресса в Констанце (Румыния), организованном в 1972 г. научным обществом «Овидианум», в 1960—1980-е гг. публиковалась в издательствах Парижа, Бухареста, Берлина, в 1990-е гг. выступала с докладами в университетах Майнца, Гейдельберга, Тюбингена. Вице-президент международного общества «Овидианум».
В 1979 году, после смерти мужа, переехала в Сыктывкар, работала в Сыктывкарском государственном университете. Два года спустя переехала в Ухту. С 1981 г. работала на кафедре иностранных языков Ухтинского индустриального института (технического госуниверситета). К 100-летию со дня рождения Н. В. Вулих на фасаде одного из корпусов Ухтинского государственного технического университета появилась мемориальная доска в её честь.
За годы работы в Ухте опубликовала 23 научные работы. В общей сложности за годы своей научной деятельности подготовила 120 публикаций: в том числе монографии «Овидий» и «Римский классицизм: творчество Вергилия, лирика Горация».
Обладательница награды «Ухтинец века» (2000).
Книги
-
Вулих Н. В., Чистякова Н. А. История античной литературы. — Ленинград, 1963. — 300 с. 2-е изд.2-е изд., переработанное и дополненное: М., Высшая школа, 1971.
-
Ванеев А. Е., Вулих Н. В. Античность в творчестве И. А. Куратова: Доклад на заседании президиума Коми филиала АН СССР, 4 ноября 1986 г. — Сыктывкар: Коми филиал АН СССР, 1986. — 35 с.
-
Вулих Н. В. Поэзия добра и света: лирика И. А. Куратова и некрасовская школа. — Сыктывкар, 1994.
-
Вулих Н. В. Овидий. — М.: Молодая гвардия — ЖЗЛ; Соратник, 1996. — 191 с.
-
Морева-Вулих Н. В. Римский классицизм: творчество Вергилия, лирика Горация. — СПб.: Академический проект, 2000. — 270 с.
-
Морева-Вулих Н. В. Сада Древнего Рима. — СПб.: Академический проект, 2003. — 112 с.
Библиография
-
Егорова С. Л. Феномен личной переписки в контексте биографики на примере писем профессора-антиковеда Наталии Васильевны Вулих // Genesis: исторические исследования, 2018.
-
Жеребцова Н. Наталья Вулих — мечта поэта // «Красное знамя», 2010
-
Новикова Т., Беляева О. Служение классике. Профессору Наталии Васильевне Вулих исполняется 95 лет // Республика. 2010. № 124. 6 июля.
-
Новикова Т. Т. «Королева филологии»: худ.-док. повесть о профессоре УГТУ Н. В. Вулих. Ухта: УГТУ, 2010. 104 с.
-
Рощевская Л. П., Кучеренко Л. П. Наталия Васильевна Вулих. Ухта: УГТУ, 2004. 38 с.
-
Слотвицкая И. «То, что люди так мало знают, зависит от них самих…». Беседа с проф. Н. В. Вулих // НЭП + С. Ухта, 2000. 23 февраля.
-
Топчий Л. Наталия Вулих: «Я благодарна Ухте…» // НЭП + С. Ухта, 1994. № 11.
-
Шучалина Д. К столетию. Памяти Натальи Вулих // Красное знамя Севера. 2005. 12 сентября
-
«Память о войне длиною в жизнь». Ленинградская блокада. Воспоминания жителей Ухты и Ухтинского района / под ред. Н. Д. Цхадая; авторы-составители: Беляева, О.И., Бубличенко, В.Н., Кустышев, А.Н., Сангаджиева, В.Б., Юрченко В. В. — Ухта: Ухтинский государственный технический университет, 2014. — с. 68-77.
Из предисловия редакции к книге Н.В. Вулих «Овидий»:
При одном имени его в памяти тут же невольно воскресает: «Имел он песен дивный дар и голос, шуму вод подобный». Автор этих строк и тот, кому они посвящены, удивительно близки друг другу. Овидий и Пушкин. Римский гений и русский гений. Эта тема неожиданно становится одной из ключевых в книге профессора, доктора филологических наук, вине-президента международного научного общества «Ovidianum» Наталии Васильевны Вулих, всю свою жизнь посвятившей тому, который «что ни старался сказать прозою, а выходили стихи».
Относительно творчества замечательного римского поэта высказывались (и высказываются поныне) самые полярные суждения. Достаточно распространенным, к примеру, является мнение, согласно которому Овидий — певец легкомысленный (по преимуществу эротический), хотя и изящный:
О дева, чье сердце не лед!
Овидий — вот тот проводник,
Который тебя напрямик
Бог знает куда заведет.
Вряд ли, однако, следует считать «самого легкого поэта» древности столь уж «легким». Искренне жаль тех, кто не в состоянии сквозь блестящую поверхность его поэзии разглядеть подлинную глубину.
Не только творчество, но и сама биография поэта, не лишенная детективных черт (безмятежная молодость, блистательная зрелость, и вдруг загадочная катастрофа и томительная опала), обладает магической притягательной силой.
Автор книги называет среди своих учителей крупнейших ученых-классиков, русских и зарубежных: И. М. Тройского, И. И. Толстого, А. Ф. Лосева, Я. М. Боровского, В. Пёшля (Германская академия наук), М. фон Альбрехта (Гейдельбергский университет), С. Д’Элиа (Неаполитанский университет), К. Куманецкого (Варшавский университет), П. Грималя (Французская академия наук), Р. Вульпе и А. Конлураки (Румынская академия наук).
Книга Н. В. Вулих не может не обратить на себя внимания, но, поскольку наряду с биографическим исследованием она содержит еще и обширный раздел «Приложений», который составили новые авторские переводы (в том числе, «Парных посланий», ранее вообще никогда не переводившихся на русский язык), — это не просто событие в литературном мире, а событие вдвойне!
Читать Наталия Васильевна Вулих «Овидий»
-
Глава первая: Поэт любви
-
Приложения
Скачать в других форматах в библиотеке RoyalLib.com
Читать
Войдите на сайт для отправки комментариев
- « первая
- ‹ предыдущая
- …
- 4
- 5
- 6
- 7
- 8
- 9
- 10
- 11
- 12
- …
- следующая ›
- последняя »