Софийский собор в Киеве. Часть II
Еще одной особенностью Софийского собора является употребление крестчатых столбов. Подобная опора достаточно редка для византийского искусства сама по себе, к тому же она никогда не бывает единственной, обязательно сочетаясь с иными формами. Никогда лопатки не выступают столь сильно. Крестчатые столбы мы уже встречали в черниговском соборе, но там вынос лопаток был относительно невелик. Возможное объяснение этой формы мы предложим дальше, а сейчас, имея в виду все сказанное выше, подробно ознакомимся со структурой храма.
В основе плана собора лежит равноконечный крест, иначе говоря, расстояния от центра храма до его стен (в том числе и до стены центральной апсиды) равны между собой. В храм можно вписать круг - очевидно, подобие того «идеального круга», о котором говорил Пселл в связи с Манганами.
Как установлено К. Н. Афанасьевым, сторона подкупольного квадрата равна 25 греческим футам. Этот размер применялся в Спасо-Преображенском соборе и Десятинной церкви, он стал нормой для самых больших храмов на Руси в X — XII вв. Толщина столбов (и, следовательно, стен) определяется К. Н. Афанасьевым диагональю, равной «разности полудиагонали подкупольного квадрата и его полустороны» (Афанасьев К. II. Указ. соч., с. 58-60.). Наблюдение, хотя его результат и близок натуре (по построению — 112 см, по натуре — 109 —116 см), все же не может быть принято. Сам К.Н.Афанасьев отмечает, что «сравнение толщины стен больших соборов и одновременных им небольших церквей убеждает в том, что имеющаяся разница в толщине их стен не столь велика и во всяком случае не пропорциональна величине сооружения», и далее — «толщина стен является в известных границах величиной постоянной, изменяющейся лишь в связи с ее (стены. - Л. К.) конструктивными особенностями, и очень мало зависит от величины сооружений» (Там же, с. 399.).
Последние положения кажутся верными. К сожалению, они никем пока конкретно не исследованы, а К. Н. Афанасьев, сделав правильные замечания в конце своей книги, в основной ее части, анализируя построение отдельных памятников, выводит толщину стен храмов из величины сторон их подкупольных квадратов, т. е. пропорционально. Но ведь часто действительно имеющуюся пропорциональную связь можно объяснить иначе. Если, следуя за К. Н. Афанасьевым, считать толщину стен храмов какой-то постоянной величиной, зависящей лишь от техники строительства, то весьма вероятно, что она фиксировалась, измерялась метрически. И причиной того, что почти всегда можно найти какую-либо соразмерность стороны подкупольного квадрата и толщины столба, является единство метрической системы.
Противоречивость позиций К. Н. Афанасьева, чрезмерное увлечение абстрактно-геометрическими методами построения архитектурной формы являются основными причинами усложненности и, вместе с тем, схематизма разработанного им метода работы древнерусских зодчих. Это обнаруживается и при определении ширины боковых нефов Софии. По К. Н. Афанасьеву, «ширина каждого из этих нефов в сумме со столбом равна разнице между диагональю подкупольного полуквадрата и меньшей его стороной» (Там же, с. 58.) При построении этим методом неточность не превышает 8 — 10 см, что может указывать на его истинность.
Рассмотрим вопрос подробнее. Сначала выясним, какие допуски на точность измерения были приемлемы для зодчих. Очевидно, что малые нефы, ближайшие к центральному квадрату, должны иметь одинаковую ширину. Однако в натуре она различается и составляет 360 — 370 см, измерения касаются лишь рукавов креста. К. Н. Афанасьев объясняет разницу размеров неправильной разбивкой центрального квадрата. Однако даже в пределах одной ячейки ее ширина может меняться (ширина западной ячейки к северу — 371 см, к югу — 360 см). Значит, точность порядка 10 см является достаточной, и положение К. Н. Афанасьева об определении ширины боковых нефов, окружающих центральный квадрат, можно считать правильным. Но К. Н. Афанасьев предлагает принципиально идентичный метод нахождения ширины крайних нефов и внутренних галерей. Можно показать его искусственность, а этим ставится под сомнение и первая разбивка.
Во-первых, мы тогда будем иметь дело с разницей размеров в 6 —9 см. Во-вторых, построения неверны фактически. Ширина крайних нефов колеблется от 356 до 372 см, галерей — от 350 до 373 см. Напомним, что ширина ближних к центру нефов определяется в 360 — 377 см. Все размеры близки между собою и имеют разброс порядка 16 — 23 см. Если же точно выполнить рекомендованные К. Н. Афанасьевым построения, то ширина первых нефов должна составить 365 см. крайних — 377 см, галерей — 370 см. Представляется совершенно непонятным для зодчих XI в. стремление к подобному различию. Можно, конечно, сказать, что неправильность натурной разбивки их дезавуирует, но тогда тем более непонятен сам замысел.
Архитектура XI в. рассчитана на непосредственное восприятие множества молящихся. Поэтому композиция создается из крупных, хорошо читаемых форм. Изменение же ширины нефов на 5 —12 см при их средней величине 360 см и при крупном ритме композиции совершенно неуловимо. Достаточно отметить, что ширина отдельного нефа может изменяться на 15 см (ближний к центру южный неф: ширина к западу — 361 см, к востоку — 376 см), и разница эта зрительно не фиксируема. Размеры всех малых нефов и первых галерей естественнее считать равными.
План можно расшифровывать и по его вертикальному построению — вспомним слова Б. Р. Виппера. Над малыми нефами и галереями располагаются на одном уровне хоры; все арки под хорами начинаются с одной высоты, всюду отмеченной шиферными плитами, и для того, чтобы они и своды над ними вышли на один уровень, совершенно необходимо иметь нефы и галереи одинаковой ширины. О такой же логике свидетельствуют и перекрытия над хорами — световые главы. Как и купольные своды внизу, они требуют квадратных оснований. Диаметры барабанов четырех глав, окружающих центральную, равны 349 — 361 см, диаметры шести глав западной части храма — 339 — 358 см. Равенство этих размеров косвенно говорит и о равенстве ширины нефов, над которыми помещены главы. Там где ячейки плана действительно меняют размеры (перед крайними апсидами), там и диаметры глав уменьшаются совершенно очевидно — до 293 (южная) и 313 см (северная).
Как уже говорилось, столбы храма имеют крестчатую форму. Вынос лопаток определяется К. Н. Афанасьевым равным разности «между диагональю полуквадрата средней части столба и половиной стороны того же квадрата» (Там же.). Если бы перед нами был нарисованный на плоскости крест и нам надо было бы исследовать его пропорции, подобное построение могло бы иметь смысл. Но применить его к архитектурной форме, даже не попытавшись выяснить ее конструктивное назначение и устройство, вряд ли плодотворно.
Крестчатый столб — вовсе не замкнутая в себе фигура (хотя зрительно он и может казаться таким). Он образуется из пяти элементов — квадратного ядра в четырех лопаток, которые, поднимаясь, переходят в четыре различные арки. Эти арки могут быть большими или малыми, поэтому и лопатки могут быть разной величины, что обычно и бывает в византийских памятниках. В Софии Киевской лопатки не только одинаковы, они еще и необычно велики — их вынос почти равен толщине центральных подпружных арок. Может быть, именно в этом и ключ к их построению, центральные арки почти полностью опираются на лопатки, лишь незначительно заходя в сам пилон. Арка в два переката (а подпружные арки сложены из двух рядов плинфы) имеет толщину около 80 см, вынос же лопаток равен 70 — 75 см. Лопатки лишь настолько заходят внутрь, чтобы их кладка оказалась перевязанной с основным массивом.
Арка могла бы полностью войти в кладку пилона, но если к пилону сходятся четыре арки и все они опираются на его ядро, то возникает достаточно сложная система кладки. Чтобы избежать ее и добиться более отчетливой и простой конструктивной основы архитектурной композиции (на это верно указывал Н. И. Брунов), строители Софии Киевской дали каждому склону всех арок по опорной лопатке, приравняв вынос всех лопаток наибольшей величине.
Мы предлагаем здесь объяснение, исходящее из особенностей организации строительного процесса. Можно думать, что греческих мастеров было немного, и при большом масштабе работ и несомненном широком привлечении местных рабочих подобное упрощение было одновременно и вынужденным, и разумным. Это показатель того, что строительство собора стало школой, воспитавшей местные кадры зодчих.
Как бы ни относиться к высказываемому предположению, все же очевидно, что требования строительного и конструктивного порядка при расчете выноса лопаток должны были иметь очень большое значение.
Усложненными кажутся и предлагаемые К. Н. Афанасьевым способы построения восточной части здания. Равносторонние треугольники, которые строятся со стороной, равной то ширине самого храма, то ширине храма вместе с галереями, то диаметру центральной главы, призваны определить центры полукружий апсид. В данном случае обходится вопрос о характере кривых, образуемых стенами апсид. Они несколько удлинены, не являются правильными полуокружностями. Метод же расчета формы К. Н. Афанасьева исходит из посылки о полукруглой форме апсид.
Не учитывает К. Н. Афанасьев и того факта, что вынос апсид включает в себя и ширину восточной стены здания. Ее границы внизу не очерчены, однако над центральной апсидой мы видим ее верхнюю часть, образующую торец коробового свода.
Апсиды отделены от храма арками, имеющими двухуступчатый профиль. Никоим образом нельзя определять эти обломы так, как делает это К. Н. Афанасьев. Он определяет каждый из них как независимую друг от друга форму. Первый облом определяется шириной малых нефов, второй — половиной стороны центрального квадрата. Подобный прием построения единой формы никак не может быть признан как истинный. Мозаическая декорация вообще не считается с двойным уступом профиля, трактуя его как единую плоскость, на которую ложится пояс орнамента.
Сформулируем предположения о построении восточной части здания. Основой является ширина прясел боковых фасадов, абсолютно равных малым западным пряслам. Внутренний контур восточной стены, отмеченный угловыми лопатками и выявляемый уступом свода перед центральной апсидой, определяет место обломов, от которых начинаются три средние апсиды. Вынос главной определяется центричностью плана (равным выносом всех рукавов креста). Крайние апсиды намеренно вдвинуты в храм, в связи с чем ячейки нефов перед ними превратились из квадратных в прямоугольные. Во всем ясно читается стремление к симметричной и пирамидальной композиции восточного фасада. Точное соотношение форм вполне могло быть найдено чисто практически, при разбивке плана собора на земле.
Если, говоря о способах планировки Софийского собора, нам часто приходилось останавливаться на приемах, предлагаемых К. Н. Афанасьевым, то при анализе объемной композиции от этого придется отказаться. Следует сразу сказать, что единственно верным моментом (хотя и очень важным) является определение К. Н. Афанасьевым высоты хор, приравненной стороне подкупольного квадрата (Там же, с. 60.). Нахождение же всех остальных точек крайне спорно, ибо автор даже не ставит вопроса о конструктивной взаимосвязи форм, определяющем моменте композиции. Подобная взаимосвязь диктует соотношения иного рода, нежели пропорциональные, она открывает нам степень зависимости форм от конструктивного решения. Мы не собираемся отрицать пропорциональности всего сооружения, но, как и при разборе Спасо-Преображенского собора, постараемся показать, что подобным образом определялись лишь важнейшие точки - высота хор, подпружных арок, центральной главы. Размеры всех остальных форм определялись иначе.
Рассмотрим построение первого яруса собора. Его столбы несут арки, на которые опираются купольные и коробовые своды. Высоты всех арок и сводов определяются расстояниями между их опорами. Их кривые почти всегда исходят из полуциркульной, почти никогда не совпадая с ней.
Своды ставятся непосредственно на перекинутые от столба к столбу арки. Нет никаких промежуточных массивов вертикальной кладки. Поэтому если мы, исходя из какого-либо пропорционального соотношения, определили бы нижние точки — пяты арок, то тем самым мы сразу получили бы уровень шелыг сводов первого яруса или, что почти то же самое,- уровень пола хор. Какие бы то ни было промежуточные пропорциональные построения оказываются излишними. Расстояние между пятами арок и уровнем пола хор определяется конструктивно.
Мы исходили из пропорционального определения уровня пят арок. Но К. Н. Афанасьев показал, что высота хор соотносится с основным плановым размером храма - шириной его подкупольного квадрата. Этот вывод представляется бесспорным. И тогда мы должны отрицать пропорциональную обусловленность выбора уровня пят арок, так как одновременно уровни пят арок и пола хор пропорционироваться не могут. Основным был уровень пола хор, определяющий и высоту храма в целом. Высота хор, центральных сводов устанавливалась пропорционально, размеры остальных форм — чисто конструктивно.
В Софийском соборе мы имеем и прямое подтверждение применения расчета высоты пят арок из уровня их шелыг, т. е. метода построения форм от какого-то заранее определенного верхнего уровня.
Все своды первого яруса Софийского собора перекрывают нефы равной ширины, поэтому они имеют равную высоту, незначительно изменяющуюся в каждом отдельном случае; их пяты расположены в одном уровне. Своды опираются на арки, перекинутые между столбами, поэтому шелыги последних везде расположены на одной высоте.
Расстояние между восьмигранными столбами, находящимися в рукавах креста, меньше расстояний между столбами храма. Поэтому арки, переброшенные между ними, имеют меньшую высоту, чем остальные, опирающиеся на лопатки. И так же, как мы можем по данным обмеров убедиться в одном уровне шелыг всех арок (330-350 см) (Здесь и далее, кроме особо оговоренных случаев, высотные размеры даются от «0» обмеров (около 170 см над полом храма)), так и шиферные плиты, заложенные в кладку, отмечают различные уровни пят этих арок. Все размеры связаны между собой конструктивно и зависят лишь от уровня расположения хор. Чисто пропорциональные способы их нахождения будут надуманными.
Интересно отметить уровни связей собора — в пятах арок нижнего яруса, под хорами в уровне пола хор, в пятах малых арок над хорами. Связи идут на равном расстоянии друг от друга, и это расстояние равно половине стороны подкупольного квадрата, т. е. половине модуля, т/2. Из этого возникают равенства: высота xop = m/2X2 = m, высота над хорами = m/2 + высота свода рукава креста m/2 = m. Поскольку в уровнях заложения связей вся кладка выравнивалась, следовательно, уровни этим целенаправленно определялись, то мы можем предположить пропорционирование здания именно через них. Вполне вероятно, что ширина малых нефов была подобрана таким образом, чтобы при принятой конструктивной системе перекрытий заданные пропорциональные соотношения уровня хор и поясов связей стали бы осуществимыми.
Так же логично строится и система арок и сводов над хорами. Уровень отсчета определяется все тем же размером - величиной стороны подкупольного квадрата, отмеряемой от пола хор вверх. Так находится уровень шелыг коробовых сводов, перекрывающих рукава креста над крайними нефами. Исходя из этого, мы получаем и уровень пят этих сводов, отмечаемый шиферными плитами лопаток и столбов, те же соотношения, как уже говорилось, достигаются соразмерностью расположения связей.
Коробовые своды северного и южного рукавов креста, расположенные над хорами, опираются на малые арки. С восточной стороны арки поднимаются до пяты сводов, т. е. до уровня, отмечаемого шиферными плитами. Это есть соотношение, классическое для византийской архитектуры XI в. (Килиссе Джами. церкви Спаса Всевидящего, Пантократора). Поэтому, как и в Черниговском соборе, восточные угловые ячейки оказываются пониженными, их пространства поднимаются только до начала центральных сводов.
В константинопольских храмах угловые ячейки перекрывались, как правило, купольными или крестовыми сводами. Если бы подобное решение было применено в Софийском соборе, то мы бы в восточных частях хор имели замкнутые молельни, своим масштабом резко отличавшиеся от основного пространства и мало с ним связанные. На такие капеллы распадаются хоры церкви Богородицы монастыря Липса. Хоры константинопольских храмов, прежде обширные и объединенные с центральным пространством, с X в. начинают распадаться на ряд изолированных молелен. Особенно интенсивно этот процесс протекал на Востоке (Khatchatrian A. Annexes des eglises byzantines a plan central, analogies et antecedents.- Actes du XII-e Congres International des Etudes Byzantines, Beograd, 1964, t. III, p. 163-167.). В русской же действительности потребностей в подобной форме еще не было.
Попробуем представить, как выглядели бы хоры киевского собора, если бы они были завершены глухими купольными сводами, расположенными на уровне перекрытий восточных помещений. От крестчатых столбов с выносом лопаток в 70 см и расстоянием между лопатками 2,3 м на высоте всего 2,2 м поднимались бы массивные арки. Темный ярус глухих купольных сводов (наподобие существующих под хорами) завершал бы это пространство.
Выразительность подобной композиции далека от залитых светом хор главных соборов Константинополя, которые хотел повторить Ярослав. Если даже посвящение боковых алтарей киевского собора было связано с небесным покровительством дружине и лично самому Ярославу, то, конечно, место нахождения князя и его окружения должно было получить больший масштаб и большее значение.
И построение хор стало отличным как от византийских памятников XI в., так и от перекрытия восточной части самого собора. Мы уже видели, что уровень начала коробового свода является основным в соотношении системы арок и сводов с восточной стороны рукавов креста. Он сохраняет свое значение и в западной части храма, но арки, перекинутые между столбами, уже не завершаются, а лишь начинаются на этой высоте. Вся западная часть здания оказывается выше восточной на 1,2 м, т. е. на высоту самих арок. Своды рукавов креста с западной стороны оказываются прорезанными арками. Это соотношение не повторяется ни в одном памятнике киевской архитектуры, чем доказывается исключительность подобной композиции, возникшей из конкретных требований строительства. Все купольные своды поднимаются на барабанах, образуя световые главы, и хоры превращаются в светлые торжественные залы, имеющие центрическое построение отдельных пространств, выделяющее их в системе общих объемно-пространственных взаимосвязей интерьера собора.
Остановимся подробнее на перекрытии рукавов креста. Мы видели, что своды над южным и северным крайними нефами опираются с западной стороны на врезанные в них арки. Это соотношение не сохраняется в завершении ячеек, ближайших подкупольному квадрату. Здесь коробовые своды вновь опираются на арки, завершающиеся в их основании, чем восстанавливается обычный для русской архитектуры XI в. конструктивный прием. Он был нарушен в одном случае из-за подъема сводов над хорами, но восстановлен в центральном пространстве. Совпадение разницы в уровнях шелыг у арок восточных и западных помещений хор с перепадом, повышением коробовых сводов говорит о том, что зодчие рассчитывали их взаимосвязанно и притом лишь определенным образом, возвращаясь к типовому решению после вынужденного уклонения от него. Кажется, что подъем арок был побудительным толчком к устройству ступенчатых сводов.
Возникает вопрос - почему же зодчие сразу не подняли все своды над хорами, откуда появилась постепенность перехода? Можно предположить, что перестройка хор произошла в процессе строительства, когда было обнаружено несоответствие заказа и получавшейся композиции. Однако безусловная выверенность всех форм собора заставляет отказаться от допущения подобной перекомпоновки на ходу. Скорее всего, восточные помещения, примыкавшие к апсидам и являющиеся молельными, не вызывали своими пропорциями ощущение несоответствия и были построены по обычной схеме. К тому же их положение в крайних нефах само по себе может объяснить их меньшую высоту.
Повышение угловых частей, предназначенных под хоры, как мы видели, практиковалось в Константинополе X — XI вв. Но в Киеве в уровне центральных коробовых сводов оказались своды и арки хор, тогда как в византийских памятниках хоры целиком помещались в этот уровень. Повышение угловых частей никогда не влекло за собой в Константинополе ступенчатости основных сводов, что связано с особенностями планового решения этих всегда трехнефных храмов. В них четко выделена центральная девятидольная группа, нартекс и галереи отделены от наоса. И хотя ни один константинопольский храм не сохранил в полном виде свои галереи, все же обособленность планового решения дает возможность предположить пространственную (внутри) и объемную (снаружи) выделенность центральной группы.
Какой-то отголосок этого и можно видеть в сохранении пониженных восточных помещений на хорах Софийского собора. Однако здесь крайние нефы целиком объединены с пространством храма, они находятся внутри него. В западных угловых помещениях под хорами и над ними это особенно ощутимо.
Угловые ячейки девятидольной группы, всегда дополнявшие основной крест пространственной структуры до цельного, квадратного в плане наоса, являвшиеся всегда частями наоса, отделенными от нартекса или галерей, здесь объединяются со всей группой угловых ячеек, будучи с ними совершенно одинаковыми. Этому способствует полное исчезновение стен во всем пятинефном пространстве. Все одинаковые лопатки кажутся принадлежащими крестчатым столбам, они никогда не производят впечатление частей стен, прорезанных арками. А именно так всегда трактованы участки, отделяющие пространство наоса от пространства галерей в константинопольских памятниках X — XII вв. В Софийском соборе появляется второй западный поперечный малый неф — как бы передний нартекс. Позже это приводит к объединению пространства храма и пространства хор над нартексом.
Полная включенность всех нефов Софийского собора в оболочку здания связана, безусловно, со стремлением к грандиозному масштабу впервые строящегося каменного митрополичьего храма в Киеве. Было бы логично, если бы трехнефная группа совершенно не была выделена. Ступенчатость центральных сводов и выделение четырех средних глав говорят о том, что такое стремление все же существовало. Это традиционное решение для Константинополя, но в Киеве оригинальность собора в целом привела и к новой связи традиционных элементов.
В наших рассуждениях можно заметить некоторое противоречие. Почему, когда речь идет о константинопольских постройках, мы пользуемся выражением «угловые помещения храма понижены», а когда речь идет о Софийском соборе, то все доказательство направляется на тезис «центральная часть здания повышена»? Нам кажется, что это связано с действительно новым методом построения архитектурной формы.
В храмах Константинополя определяющее значение имеет центральная часть храма, от нее отсчитывается все остальное. Поэтому правомочно говорить о повышении или понижении какой-либо части здания по отношению к центральной группе. В Софийском же соборе целостность пятинефной композиции еще раз подчеркнута тем, что именно восточные ячейки крайних нефов имеют каноническое для византийских построек соотношение с подкупольным пространством. Высота сводов над рукавами креста в крайних нефах равна модулю — стороне подкупольного квадрата, арка с восточной стороны поддерживает пяту этого свода. Пропорциональные решения ясны и понятны.
Но из-за подъема остальных сводов соотношения внутри даже центральной группы оказываются затушеванными. Арочная кладка центральных подпружных арок начинается выше уровня заложения шиферных плит, арки и своды за ними приобретают вытянутые необычные сочетания. Все это очень хорошо видно при взгляде из подкупольного пространства, верхняя тройная аркада имеет непонятные соотношения, ее арки не сочетаются с линией примыкающего свода. Композиция становится ясной только при взгляде из крайних нефов на хорах, когда видно, что аркада определена и ограничена линиями лежащего за ней свода, что уже вполне традиционно. Необычно, повышенно решен именно центр здания.
Всегда вызывало удивление многоглавие собора. Причины его появления мы рассмотрим позднее, сейчас же остановимся на его общей композиции. Все главы размещены над хорами (кроме центральной). Правда, еще две тоже выходят в основное пространство — это главы предапсидных пространств, примыкающих к центральной апсиде. Однако любопытно, что стенки апсид сохраняют двухъярусное членение, а на уровне хор они прорезаны расположенными по одной оси арочными проемами. Последние имели бы настоящий смысл лишь в том случае, если бы хоры заходили и в средние апсиды. Здесь же хоры устроены лишь в крайних нефах (в восточной части здания), а проемы между апсидами, потеряв смысл, остались отголосками существовавшей в византийском мире (кафоликон Осиос Лукас, Календер Джами в Константинополе), но исчезнувшей в Киевской Софии композиции. Постановка глав и в этом случае как бы генетически связана с хорами.
Многоглавие, несомненно, связано с желанием иметь высокие светлые хоры, т. е. с требованиями устройства интерьера собора. Но, появившись, тринадцать глав предъявили требование их соотносительной группировки. Аналогичная проблема возникла при строительстве Спасо-Преображенского собора в Чернигове, аналогично и ее решение. Вокруг центральной главы разместились четыре средние, а за ними еще семь малых. Чтобы до конца разобраться в подобной сложной пирамидальной композиции, необходимы точные обмеры храма, особенно разрезы по всем крайним нефам, однако именно они (по крайним и всем малым поперечным нефам) отсутствуют. Но некоторые предположения все же можно сделать.
Барабаны глав на всю высоту прорезаны окнами, над которыми начинаются купольные своды. Поэтому высота барабанов, определяющая высоту глав, может быть приравнена к размеру окон. Окна средних глав начинаются в том уровне, где сооружение их становится реально возможным. Эти главы опираются на те же арки, что и примыкающие к ним своды рукавов креста. Кладка сводов и кладка барабанов внизу сливаются в один массив, расходясь только на определенной высоте. Здесь и начинаются окна средних глав. В этом примерно уровне кончаются окна малых глав собора, выше идут кривые их куполов. Начальный уровень окон, как и самих малых глав, обусловлен верхом стены храма.
Начало барабана центральной главы определяется верхним уровнем кладки Коробовых сводов, отмечаемым карнизом из шиферных плит в основании барабана. На этом уровне начинаются купола средних глав, что подобно и соотношениям Спасо-Преображенского собора. Принцип соразмерности глав Киевской Софии оказывается родственным ступенчатым построениям основного массива. Во всех подобных взаимосвязях элементов важна не идеальная точность совпадения уровней, а возможность выяснения метода расчета формы.
Комеч А.И. Древнерусское зодчество конца X - начала XII в. Византийское наследие и становление самостоятельной традиции.