Николай Черкасов. Часть III

В начале XIX века Николай Михайлович Карамзин в частном письме утверждал, что без Ивана Грозного его история будет, что «павлин без хвоста». Действительно, первый русский историк весьма постарался, создавая яркий образ царя: хорошего и добродетельного в юности и погрязшего в «неистовом кровопийстве» «в летах мужества и старости». В знаменитом Девятом томе своей истории он так объяснил мотивы тирании Ивана Грозного: «кровопийство не утоляет, но усиливает жажду крови», а единственную причину таких действий Карамзин видел в тяжелейшей травме царя после смерти первой жены.

Новое поколение историков — от Костомарова и Соловьева до Ключевского и Платонова — искало рациональные объяснения поступков Ивана Грозного: решение геополитических задач, обновление элиты (дворяне вместо боярства) и создание самодержавной модели власти. На фоне этих дискуссий в массовой исторической памяти сформировался образ Ивана Грозного как архетипа русского самодержца. Удивительно, но популярность царя никак не соотносилась с его представленностью в официальных местах памяти. Грозного не поместили на монумент «Тысячелетие России» в Великом Новгороде, в отличие от его сподвижников Алексея Адашева, монаха Сильвестра и даже жены Анастасии. Тем не менее, исключенный из официальных «мест памяти», он оказался одним из самых востребованных героев в отечественном кинематографе. Ведь у нашего первого царя идеальная биография, замешенная на войнах, сексе, терроре и последующем раскаянье. То есть всем том, что так любит массовая культура.

Читать статью в «Литературном обозрении»

09cf0e1b74c90962385061ebec840acd (3)

Вход в систему